Будни революции. 1917 год - Андрей Светенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, налицо парадокс. В России монархия свергнута. А пребывающая в ее составе с 1809 года Финляндия имеет статус княжества – хотя и автономного, со своим парламентом, денежной единицей и прочим, – но встроенного в монархическую модель, в единую государственную конструкцию Российской империи. Потому что великий князь Финляндский – это тот же русский царь Николай II, это просто один из его многих титулов. А теперь Николай II свергнут, и получается, что финны должны либо перейти на республиканскую форму правления, либо провозгласить полную независимость. Во всяком случае, достаточно спокойная и даже инертная обстановка в Финляндии была подхлестнута революционными событиями в Петрограде.
Впрочем, и в Москве тоже в те дни уже во всем чувствовался революционный дух свободы. Писатель Борис Зайцев, в тот момент ожидавший выпуска с ускоренных курсов прапорщиков Александровского военного училища, писал: «Рота выбрала меня делегатом в Совет солдатских депутатов. Попал в Политехнический музей на митинг. Впервые за один вечер услышал столько раз слово “товарищ”. Все выступавшие с наивностью утверждали общеизвестное. Но были трогательные моменты. Приехал командующий войсками, вызвал к себе на эстраду солдата, поцеловал его и крикнул в зал: “В его лице всех вас целую, товарищи”. Гром рукоплесканий, чувствовалось, как взволнованы солдаты. Рядом со мной один, положив голову на барьер, даже заплакал. А один бородач, эдакий воронежский дядя, хлебороб, сидевший в проходе, опустился на колени и воскликнул: “Господин командующий, благодарим вас за добрые слова. Кланяемся вам земно”. Немолодой мужик стоял на коленях и плакал. Должно быть, – пишет Борис Зайцев, – впервые за свою жизнь услыхал он от начальства ласковые человеческие слова».
21.03
В этот день – 8 марта 1917 года по старому стилю – Временное правительство переместилось из здания Таврического дворца, места заседаний Государственной думы, в Зимний дворец. Премьер-министр князь Львов, фигура, в одночасье вознесшаяся на вершину власти, занял покои императора Александра III. Всего же в помещениях дворца разместилось более тысячи человек, в основном революционно настроенные солдаты, на добровольных началах составившие охрану Временного правительства.
Главным политическим событием в тот день продолжал оставаться Манифест Временного правительства, провозглашавший принципы и цели новой власти. Выяснилось, что союзники по Антанте не в восторге от прочитанного. Французский посол Морис Палеолог писал в своем дневнике: «Манифест – длинный напыщенный документ, покрывающий позором старый режим, обещающий народу все блага равенства и свободы. О войне едва говорится. Временное правительство будет верно соблюдать все союзы и сделает все от него зависящее, чтобы обеспечить армии все необходимое для доведения войны до победного конца». В тот день французский посол добился встречи с министром иностранных дел Павлом Милюковым и устроил ему выволочку, как гимназисту, не выучившему урок: «Я заявил Милюкову, что возмущен. Германия даже не названа своим именем как враг, ни малейшего намека на прусский милитаризм. Ни малейшей ссылки на наши общие цели войны. Милюков слушал меня очень бледный, совершенно смущенный, пытался возражать, что манифест предназначен специально для русского народа».
Показательный разговор. По всему видно, что Временное правительство ощущает свою слабость, что министры в глубине души, по закону любой революции, чувствуют себя опереженными и с ужасом спрашивают себя, что будет с ними завтра. Все зыбко потому, что расшатаны основы главного политического института – армии. И дело не в том, что солдаты требуют уважения к себе со стороны офицеров. Кстати, первым декретом Совета солдатских депутатов было решение запретить обращаться к солдату на «ты», отменить отдачу воинской чести вне строя. Все приказы командования вступают в силу только после их утверждения соответствующим комитетом солдатских депутатов, а они отныне существуют в каждой роте, в каждом батальоне, полку, дивизии. Фактически на кону само существование армии. И это в условиях войны. И слушает солдатская масса Временное правительство только потому, что в его состав вошел один из лидеров Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов Александр Керенский.
Неудивительно, что в завершение разговора с Милюковым французский посол подвел неутешительный для него итог: «В общем, я понимаю так, что вы получили власть от революции. Неужели вы не видите, как крайние пролетарские теории распространяются по всей России, дезорганизуют армию, разрушают национальное единство и сеют повсюду анархию».
22.03
9 марта 1917 года по старому стилю около полудня бывший император Николай II был доставлен под конвоем в Царское Село. Накануне он был арестован в Могилеве, в Ставке, куда прибыл из Пскова после подписания акта об отречении от престола. Вообще, факт пребывания царя и его семьи под стражей воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Дело только в том, кто именно держал под стражей – Временное правительство или большевики, которые потом расстреляли царское семейство без суда и следствия. Однако если это был арест, то должны были быть выдвинуты какие-то обвинения, подозрения. Никаких обвинений предъявлено не было. Но само по себе отречение от престола автоматически никак не означало, что Николай II лишается свободы. И первые пять дней император был, что называется, предоставлен сам себе. В Петроград его поезд не пускали, и он вместе со свитой вернулся в Могилев. Так что по умолчанию арест царской семьи говорит только об одном. Те, кто свергал императора, боялись, что все может повернуться вспять и выйти на исходную позицию. А еще удивительно, насколько публично и общеизвестно было происходившее. Газета «Русское слово» в этот день подробно описывает детали: «Седьмого марта на дневном заседании совета министров, после непродолжительных прений, было решено отрекшегося от престола Николая Второго и его супругу лишить свободы. Выполнение этого поручения в отношении Александры Федоровны было поручено командующему войсками Петроградского гарнизона генералу Корнилову». Речь в газете идет о важнейшем кадровом назначении новой власти. Ключевой пост – командующего революционным гарнизоном столицы – занял любимец армии, харизматичный Лавр Корнилов, из казаков, из немецкого плена бежавший. Многие коллеги генералы ему в тот момент откровенно завидовали. Тот же Брусилов, сам рассчитывавший на эту должность, показно сетовал: «Я, конечно же, приветствую, но справится ли, тут выдержка и такт нужны». В подоплеке тут откровенная боязнь негодования солдатской массы по отношению к старой власти. Но вернемся к «Русскому слову»: «У большинства солдат, встречавших поезд в Царском Селе, на шинелях красные ленточки. У начальника конвоя, прапорщика Вахтадзе,
