Орден для Поводыря - Андрей Дай

А Басова мы уже на бомах встретили. В компании с Суходольским, он там по верхушкам прибрежных скал лазал. По авторитетному мнению майора, всего пороха, что мы в экспедицию взяли, не хватило бы, чтоб и один из шести этих треклятых утесов под дорогу приспособить. Там динамит, или еще лучше – гексоген, нужен был. Но где же мне им взрывчатку взять?! На тот момент я даже не знал еще, удалось ли отцу выправить патенты. Не то чтоб уже и производить начать.

Лисован предложил провести путь по верху. Снять небольшой слой дерна, выровнять скалу, устроить каменное ограждение. Оставалось два довольно крутых подъема и спуска, но и они гораздо предпочтительнее акробатическим трюкам, что караваны совершают, преодолевая бомы в их теперешнем состоянии.

Кстати сказать, ничуть не пожалел, что практически с помощью шантажа уговорил командира казачьего полка взяться за Чуйский тракт. Он для меня еще и карту приготовил с указанием удобных мест для устройства поселений вдоль дороги. Да еще и с пометками – чем будущим жителям лучше всего заниматься. Где лес хороший для строительства, где известь можно выжигать, где травы хороши. И ведь он прав, черт возьми. За дорогой круглый год присмотр нужен. Где-то что-то подлатать, мостики поправить, с пути упавшие ветки убрать. Кузнецы – тоже в каждой деревеньке понадобятся. Если бийчане каждый год здесь толпами ходить станут, да с тысячами лошадей – кто-то же должен будет все это четвероногое хозяйство подковывать.

На той же карте, начиная от Хабаровки и до Катуни, вдоль тонкой ниточки строящегося тракта, появлялись отметки, начертанные рукой горного инженера Матвея Алексеевича Басова. С надписями, разъясняющими суть значков. Большей частью это были выходы известняка и удобные места для заготовки сланцевых кирпичей. И лишь одна точка заинтересовала меня особенно – черный квадратик с пометкой – "графит". Сразу вспомнился карандаш с надписью "Карандаш" на немецком. Так сразу себе и представил пишущую палочку с тиснением – АК-74. "Алтайский карандаш 1874", конечно. Не автомат же.

Матвей не показался мне… отвратительным. Вроде вполне себе нормальный симпатичный парень лет этак двадцати пяти. Отрекомендовался преподавателем того самого училища, где я троих своих юных геологов забрал. Этакий весельчак, из тех людей, у которых в жизни все легко решается. Вот вроде не стоит за его плечами могучий горный клан, а у начальства, тем не менее, на хорошем счету. И нужно-то было всего-навсего удачно жениться. Его молодая супруга, Наденька, — дочь Евгения Киприяновича Филева, управляющего Барнаульского сереброплавильного завода и представителя обширнейшей горной династии. Чему я совершенно не был удивлен. Еще бы. Кого попало, ненадежного и постороннего, шпионить за мной не пошлют.

Вот именно тогда до меня, наконец-то дошло. Смотрел на этого, старательно подбирающего слова, чтоб нам с майором было понятно, молодого чиновника, и вдруг понял. А я-то, старый дурень, голову ломал – в чем причина их, горной, неприкасаемости. Отчего все вокруг знают, и о махинациях с древесным углем, и с переоценкой рудных отходов, и с занижением объемов плавок, и о взятках с золотопромышленников, о поборах с освобожденных приписных крестьян. Знают, и ничего не меняется. Не приезжают ястребы из конторы господина Татаринова – Госконтроля, не суетятся с кандалами жандармские урядники. Тишина. Покой. Всего-то раз в год соберутся начальнички в Барнауле, бюджет попилят, покуражатся, безобразия нарушат, и снова – тишь, гладь, Божья благодать.

А все просто! Они, эти горные инженеры, создали свою, закрытую от всех касту. Свой вуз в Питере, свои училища, где свои преподаватели учат большей частью своих учеников. Потом свои парни женятся на дочерях своих людей. И все со всеми повязаны. Поймай за руку одного, потяни ниточку и на свет выползут все. То есть – ВООБЩЕ ВСЕ горные инженеры страны. Начни заворачивать гайки, судить и отправлять их на каторгу – придется расправиться вообще со всеми. И кто тогда станет заведовать шахтами и плавильнями? Кто сможет разобраться в технологиях? Их просто боятся трогать, по той простой причине, что обычные люди воспринимают их работу, как… Как волшебство, едрешкин корень!

Нужно срочно, немедленно рушить династическую систему. Звать сторонних, быть может даже и заграничных специалистов, а остатки кланов так придавить, чтоб пискнуть боялись. Но чтоб это стало возможным, требуется частная инициатива. Должна появиться востребованность гражданских геологов и металлургов. А самое главное, должна быть уничтожена феодальная собственность… Нет, даже не государя императора на свои вотчины, а право этой касты распоряжаться природными богатствами страны.

Ведь что получается!? О богатейших угольных залежах Кузбасса уже сто лет известно, а используют горючь-камень только на единичных предприятиях. Касте не выгодно. По долине Мундыбаша экспедиции пятьдесят лет назад прошли. Наверняка и о горах почти полностью состоящих из железа – знают. А не разрабатывают.

В прошлом году некто Быков Михаил Гаврилович, горный инженер в четвертом поколении, объявил о нерентабельности продолжения работ на Томском железоделательном заводе. Понятия не имею, кому пришло в голову назвать так мануфактуру, расположенную в ста верстах к западу от Кузнецка. Но факт остается фактом – основанием для такого заявления послужило то, что для загрузки доменных печей постоянно не хватает руды. Оказывается Гурьевские заводы с механической фабрикой "съедают" львиную долю. Ну и древесный уголь приходится возить уж очень издалека. Вокруг самого завода на пятьдесят верст ни одного деревца не осталось. Горное правление приняло решение прекратить работы на Томском заводе. Тысячный поселок попросту бросили на произвол судьбы. В цехах поставили охрану из числа Горной Стражи, чтоб оставленное в целости и сохранности оборудование не растащили.

Варешка принес копию прошения в канцелярию Фрезе от Филева Е. К. – тестя Матвейки Басова, о передаче ему Томского завода в аренду. На листе обнаружилась и виза горного начальника – "не время еще". Кстати сказать, руду Киприянович планировал брать в Мундыбаше, а плавить на угле, по примеру управляющего Гурьевских заводов – Смирнова. Вот вам яркий пример, как каста привыкла распоряжаться в своей вотчине.

Кстати сказать, Пестянов всерьез предположил, что это "не время еще" напрямую касается моей скромной особы. Вот, мол, разберутся с молодым столичным хлыщем, и "время" наступит. Эх, как не вовремя жандармы у нас расследование отобрали! Спинным мозгом чую, все нити в Барнаул ведут…

Не знаю, то ли тяжелые мои мысли на лице отразились, то ли в глазах что-то этакое пробежало, только Басов стал ко мне настороженнее относиться. Как к потенциальному врагу. А я так в друзья его и не записывал…

— Простите великодушно, Герман Густавович, — как бы между прочим, поинтересовался Басов, — давно хотел у вас поинтересоваться. Те молодые люди, из числа выпускников Горного училища, коих вы с собой на юг увели, живы ли? Все ли у них хорошо? Они, в определенном смысле – мои ученики, и мне не безразлична их судьба…

— А что им станется, Матвей Алексеевич. Целыми днями по степям с казаками носятся. Загорели, похудели… ну да это дело наживное.

— Зачем же они носятся? — опешил инженер.

— Высочайшим повелением Чуйская и Чулышманская долины будут казачьими станицами заселяться. Вот их хорунжий Корнилов с урядниками и пользует для поиска наиболее удобных мест для селений. Земля под огороды, трава… В южных сопках ребятки вроде выходы слабой медной жилы видели. Только кому она нужна – слабая. В прошлом годе, я слышал, и по двадцать пять копеек за пуд на Ирбите медь брать отказывались…

— Медь дешевеет, ваше превосходительство, — вынужден был сменить тему горе-разведчик. — С тех пор, как пушки стали из железа делать, царица металлов сильно в цене потеряла.

— Прогресс, Матвей Алексеевич, не остановить.

На том наше знакомство и закончилось. Будущим же днем я на север двинулся, а они с Суходольским по гребням скал – на юг, в Кош-Агач. Пусть. Всех, кого надо я касательно барнаульского шпиона предупредил. Присмотрят. А мне домой надо, в губернию. Дела не ждут.

От Бийска я планировал на северо-восток повернуть, на Кузнецкий почтовый тракт. Из всех городов своего края я только в Кузнецке и Мариинске еще не побывал. И теперь намеревался восполнить этот пробел.

Самый грязный город Сибири в двадцать первом веке – Новокузнецк. Когда коммунисты затеяли строить там гигант черной металлургии, об экологии еще никто не задумывался. И на розу ветров плевать хотели. В итоге так метко попали, что преобладающие ветра чуть ли не весь год дым и копоть на жилые районы сносит. Хотя, куда там сносить-то. Город очень странную планировку в моем прошлом-будущем имеет. Три дома – завод – еще три дома – еще завод. В начале двадцатого века – это имело смысл. Рабочим до станка три минуты пешком. Загруженность городского транспорта – минимальна. А в мое время – такая застройка одним словом называлась – головняк. В Новосибирске тоже так было, да вовремя чухнули. Стали заводы за черту выносить. В Новокузнецке это не прошло бы. Там нужно город за черту заводов утаскивать…