Тайны Циты. 2. Декоративка. Книга 2 (СИ) - Грин Агата

 — Вы правы, жестокость порождает жестокость, —  ответила я. — Если бы Вазраг не дразнил моего волка, не обещал его убить и не прикидывал, какую шубу из него сделает, я бы никогда не сделала то, что сделала. Любой нормальный сопереживающий человек в первую очередь бы подумал, как помочь раненому зверю,  или, если дело безнадежно, как быстро и безболезненно его убить. А этот дразнил его и предвкушал, как будет мучить и убивать, да еще и пообещал, что пришлет мне то, что от него останется. У нас дома таких людей называют живодерами и наказывают строго.  Так как вы его наказали?

Узенькое сморщенное личико Вандерии  побледнело,  а голубые глаза превратились в яркие ледышки.

 — Это лишь твои домыслы,  —  сухо  выговорила она, явно сдерживая эмоции, чтобы не выходить из роли доброй и сострадательной мэзы.   — Вазраг не собирался никого мучить. Он действовал, как положено, а диких зверей положено истреблять, ибо они опасны для людей.

 — При всем уважении, мэза, но вы не правы. Это не домыслы, а факты. Вазрагу ясно было сказано, чей это волк, и что он не дикий. Ему было все равно. Я должна была стоять и смотреть, как живодер мучает и убивает моего друга? Должна была удалиться и заплакать? Побежать к вам за помощью? А пустили бы меня к вам? Что стало бы с волком, пока я бегала? Я не могла оставить друга в опасности.  Да, я ударила факелом Вазрага. Но перед этим  он чуть не убил меня, швырнув на каменный пол. Чудом я не стукнулась затылком о пол. Как в Мэзаве наказывают  за покушение на жизнь женщины и оскорбление женщины?

— Как жаль…  — проговорила она, снова принимая вид расстроенного ангела, правда, на этот раз, этот вид дался ей тяжело.  — Как жаль, что в тебе еще так много предубеждений… Ты все поняла не так, Ирина. Глаза твои застил страх перед крупным мужчиной. Я не могу тебя винить за это…

Я так и застыла. Вот как она все повернула! Пока я пребывала  в шоке и даже некотором восхищении – так перевирать тоже надо уметь, Флана взяла себя в руки и подала голос.

 — Мэза…  — пролепетала она несчастно.  — Все было, как говорит Ирина.  Вазраг напал на нее, когда она попросила его не трогать ее волка. Он ее так швырнул, что мы упали обе… Я могу показать синяки.

Я обернулась и посмотрела на девушку с признательностью. Вандерия для нее как мать,  непогрешимый светоч и главный авторитет, но она все равно осмелилась возразить.  Этого я не забуду… и Вандерия тоже.

 — Вы хотите заставить меня поверить в то, что лучший воин крепости, предводитель  всадников и мой сын  поднял руку на женщину?!

«Сын! Так Вазраг – ее сын!»

 — Свидетелей – полон двор, мэза,  — сказала я. — Несколько мальчишек стояли у дверей сарая с клеткой, они все слышали.  Можете спросить у них. Тот же Драган, ваша правая рука, видел, как бесновался Вазраг и рвался к нам.

 Вандерия смотрела на нас глазами,  в которых уже не было льда или искусственной печали, только страх. И понимание. Вот оно что… Она отлично знает, каков ее сын, и то, что весь двор стал свидетелем его буйства, не даст ей  его выгородить.  Не на этот раз.

Будь я одна, она бы легко назвала меня лгуньей или «испуганной, не правильно все понявшей женщиной», но мои слова подтвердила Флана и, возможно, их подтвердят все, кто видел, что творил Вазраг, пытаясь до нас добраться.

— Если это так, он будет наказан. Нападать на женщин недопустимо,  — бесцветным голосом произнесла она.  

 — «Если»? Никаких если,  так и есть! Не разочаровывайте меня, мэза. Я очень хочу верить в светлые идеалы Мэзавы. Я ради этих черто… светлых идеалов шла сюда  в метели, в холод!

 Вандерии пришлось сдаться, потому что иначе она бы потеряла уважение Фланы, всадницы, военной единицы. Это девушка хоть и бесхитростная, но не глупая,  и для крепости делает много.  Тяжело вздохнув, женщина молвила совсем уже старушечьим голосом:

 — Он будет наказан.

— А волк?  — напомнила я, решив ковать железо, пока горячо.  — Дайте мне его вылечить или хотя бы побыть с ним, если лечение бесполезно. Это ручной волк, послушный и умный.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

 — Никаких волков, —   прошелестела сухо, как опадающие листья, Вандерия и, подняв руку, коснулась своего сердца, намекая, что ей плохо.   — Оставьте меня…

«Нет уж, бабуля, поблажек я тебе делать не стану, ты меня выслушаешь до конца.  Если мешает возраст и сердце слабое – тогда уходи с поста».

 — Я заплачу за него. Золотом.

Это заставило старушку, переживающую неслабый стресс, снова оживиться и позабыть про сердце.   

 — Каким еще золотом?  —  спросила она уже куда более бодро.

 — Моим золотом. Которое было в сумках, что вы забрали у Зена. Я Драгану много раз напоминала про это, но он, видимо, очень забывчивый человек. Но у вас-то, я надеюсь, с памятью все хорошо? 

Судя по тому, какая досада выразилась на лице Вандерии, с памятью у нее и впрямь все отлично. О-о-о, я  знала, знала, на все сто процентов была уверена, что это золото предполагалось  мирно и тихо  хранить в одном из ее сундуков  до надобности, а не возвращать мне. Но опять же, если бы Вандерия стала юлить и выкручиваться, это бы  порушило ее образ справедливой благодетельницы, которым она так дорожит.

 — Конечно, ты получишь свое золото, — сказала она.   — Но не все. Половину я забираю  в счет волка и того переполоха, который вызвало его появление.  Если сумеешь выходить зверя, он останется при тебе. Но имей в виду – если хоть один человек пожалуется на волка, он будет убит.

 — Даже если на него пожалуются из вредности, чтобы досадить мне?

 — Это не Ниэрад! — впервые за все время разговора повысила голос Вандерия и  все-таки вышла из образа.  — Здесь тебя не окружают одни враги и зложелатели! Когда ты перестанешь вести себя  как дикушка из Сургута, тогда и поймешь, что никто не желает тебе дурного! На этом все, уходи!

На этот раз я ушла, но недалеко – увидев Драгана, сразу  напомнила ему про то, что мне должны вернуть двадцать пять золотых монет золотом  и немедленно пустить к волку. Тот, не будь дурак, сразу сунулся к Вандерии, уточнить, правда ли это. Пока я дожидалась Драгана у дверей, Флана  хранила задумчивое молчание.

Жаль девушку… Но именно она затеяла эту заваруху, притащив волка.  Флана была на работе, грубо говоря, и нарушила инструкции, так что можно понять, отчего возмутился изначально Вазраг, и почему так недовольна была Вандерия. Да и я тоже  пошла самым радикальным путем, хотя могла бы и другим способом, не «факельным»,  спасти Млада.

Да-а-а, задним умом мы все сильны, а тогда, в сарае,  было не до долгих размышлений.  И, как ни крути, всех сегодня в переплюнул Вазраг, буйный сыночка Вандерии.

Глава 9

При Вандерии я уверенно заявляла: «я, я, мое», но, оказавшись в том же сарае, без света, и уловив рычание раненого волка, покрылась мурашками и замерла. Что я могу сделать? В ветеринарии ничего не смыслю, да и Млад, слабый, нервный, измотанный, меня к себе не подпустит. Я истово спасала его  право на жизнь, но саму жизнь спасти не смогу; у меня скорее склонность портить жизни и способствовать их прекращению, но не наоборот.

 — Что будем делать?  — спросила Флана.

 — Нужны мои люди,  — хладнокровным тоном босса сказала я.  — И факел. Как можно скорее.

 — А если твоих людей  не пустят сюда?

 — Пустят, — с нерушимой  уверенностью сказала я.

 — Тогда  я быстро,  — ответила Флана и, помявшись немного,  протянула: — Ты это… осторожно…

Я кивнула.

 — Ты тоже. И попробуйте раздобыть ткань для перевязки ран, иглы, жилы, что-то алкогольное…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

 — Алко… что?

 — Крепкое питье, от которого пьянеют.

 — Поняла!

Пока она искала моих людей – как звучит-то! – я сидела в уголочке, безуспешно пыталась различить в темноте очертания тела Млада и разговаривала с ним обо всем подряд, чтобы он вспомнил мой голос и хоть немного успокоился.

Первая задача: спасти Млада. А дальше что?  Себя спасать. Потому как врагов у меня теперь полная крепость, начиная с комендантши… Она обязательно придумает, как бы похитрее да побольнее меня проучить, а о том, что сделает со мной потом Вазраг, даже страшно представить. И заступиться за меня некому, разве что девчонке-соплячке, которую легко можно продавить морально.