Убить меня - Иоанна Хмелевская

Миссис Паркер залпом проглотила коньяк, помолчала и ответила:

– Я хочу, чтобы преступник был найден. Я хочу, чтобы он был наказан. И верю, что все, рассказанное мной, останется между нами. А если вы… если вы разболтаете, я вас привлеку к суду и устрою такое судебное разбирательство, какого еще свет не видывал. А теперь спрашивайте.

Инспектор Рейкееваген набрал полную грудь воздуха и ринулся в личную жизнь погибшей. И как подруга жертвы ни старалась скрыть истинное положение вещей, ей пришлось признать, что покойная была охоча до мужчин. А они до нее нет. Сотрудничали с ней охотно, дружили тоже, а вот когда дело касалось секса, как правило, проявляли непонятную сдержанность, хотя Нелтье была женщиной хоть куда, пусть и не первой молодости. Но даже сотрудничество и дружба… как бы поточнее выразиться? Не до конца Нелтье была откровенна со своими друзьями, проявляла излишнюю осторожность и щепетильность, которая могла с ума свести. Никогда не позволяла никаких махинаций, даже самых безобидных, – ни себе, ни окружению. Кто-то из мужчин даже сказал, что «Нелтье до омерзения законопослушна», что она одержима «бесчеловечной честностью». При этом она была дьявольски умна, прекрасно образована, очень энергична и вечно стремилась всех вывести на чистую воду. Некоторые из знакомых утверждали, что именно амбиции отпугивали от нее мужчин, а не ее поразительная честность. Дескать, она умеет делать то, на что никто больше не способен, вот и пусть трепещут, пусть ползают перед ней на коленях, умоляют, притворяются влюбленными, иначе…

Не одна рюмка коньяка понадобилась миссис Паркер, чтобы выложить всю правду о своей подруге.

Даже Мейер ван Вейн отказался от Нелтье. Она положила на него глаз лет десять назад, а когда он увернулся, Нелтье клялась, что сама с ним порвала. Мол, мужчина из него никакой, раньше был хорош, но с годами раздобрел, стал какой-то мягонький – это ее слова, – ну она и бросила его.

А вот в Хелберта она впилась изо всех сил. Ну да, в Хелберта Муллера. Правда, он вечно в разъездах, виделся с ней от случая к случаю, подарков никаких не принимал и одевался по своему вкусу, не считаясь с мнением Нелтье. От «ягуара», впрочем, не отказался. А кто бы отказался? Но он был слишком молод для нее. Хелберт, не «ягуар». А она все пыталась сделать его своей собственностью и денег, признаться, не жалела. Единственный случай, ведь Нелтье была очень… экономна, да чего там – просто скупа!

А в Баден-Бадене положила глаз на Фридриха де Рооса. Это один из владельцев известной компьютерной фирмы, она познакомилась с ним давно на каком-то официальном приеме. В Баден-Бадене они случайно встретились, позже у них даже завелись какие-то общие финансовые проекты, но и этот долго с ней не выдержал, и она с горечью жаловалась на свою невезучесть, а его возненавидела. И угрожала ему страшной местью.

– И это вылилось во что-то конкретное?

– Вроде бы нет. Но она так и пылала ненавистью и все твердила – нет такого человека, который бы не допустил в своем бизнесе чего-то незаконного, уж она-то найдет зацепку и насадит его на крючок… Думаю, больше она ни с кем так не откровенничала, но мы часто с ней общались, иногда и по телефону.

– А были еще мужчины?

Конечно, но так, несерьезно. А иногда и вовсе она уже планы строит, человек ни сном ни духом, а она уже нацелилась. И сразу со мной делилась. Бывает, кто-то овдовеет… Или разведется…

Тут миссис Паркер в очередной раз опрокинула бутылку над своей рюмкой, но коньяк иссяк. Она в недоумении посмотрела на бутылку, попыталась встать, но ноги ее уже не держали, и Янтье Паркер упала обратно на диван, откинула голову на подушку и захрапела.

Поскольку эксперты обследовали квартиру покойной вдоль и поперек, инспектор позволил свидетельнице остаться на диване и выспаться после утомительной беседы.

Сам же он взял свежий след.

Не только женщины любят делиться своими мыслями и секретами с подругами. Мужчинам тоже нужен близкий человек, с которым он мог бы поговорить о своих проблемах, получить бескорыстный и дельный совет. Такую близкую душу инспектор Рейкееваген нашел в далекой стране. И хоть с Робертом Гурским инспектор общался только по телефону, а вот почувствовал – с этим можно говорить обо всем. Человек честный, умный, благожелательный. А главное, свой брат, полицейский, – значит, с ним свободно можно обсуждать и служебные тайны. Тайны же и всяческие сомнения буквально переполняли бедного инспектора. К тому же Роберт Гурский отлично говорил по-английски, и он же являлся непосредственным «опекуном» главного свидетеля.

А главный свидетель, то есть я, беззастенчиво впитывал все новости о ходе расследования.

Где-то в глубинах подсознания у инспектора Рейкеевагена засело беспокойство. С головой погрузившись в текучку, проверяя связи всех фигурантов дела, оценивая размеры грандиозной финансовой аферы, которую Нелтье ван Эйк раскрыла незадолго до смерти, инспектор никак не мог отделаться от мысли, что упустил нечто очень важное. Причем упустил еще в самом начале расследования.

Афера, всплывшая из банковских пучин благодаря покойной ван Эйк, поражала своим размахом. Потрясенный инспектор испытал невольное уважение к жертве. Сотрудники банка узнали об афере от полиции, а полиция, в лице инспектора Рейкеевагена, – из бумаг, обнаруженных в квартире ван Эйк. Нелтье каким-то одной лишь ей известным образом выловила первое зернышко аферы, заботливо и осторожно взращивала его и уже собиралась пожинать плоды. Сделать это ей помешала смерть.

Через несколько дней следователь уже знал, что именно и когда украдено, а ошеломленные банковские сотрудники все еще не могли поверить очевидному. В банке царили растерянность и уныние. Еще бы, столько лет неизвестные преступники, можно сказать, нагло и открыто попирали законность, беззастенчиво обирая банк, насмехаясь над их знаниями и профессионализмом. Никому из банковских работников и в голову не пришло проверить то, что выявила эта баба, которая тем самым нанесла им, так сказать, посмертную пощечину.

Следствие могло похвастаться и другими успехами. Речь идет об отношениях между людьми, а здесь в голландской полиции не было лучшего знатока, чем инспектор Рейкееваген. Он раскрыл не одно преступление, распутывая психологические клубки. Вот и на этот раз перелом в расследовании наступил, когда инспектор взялся за дело в этой сфере.

Мистера Томпкинса, супруга красавицы Эвы, знало множество людей, в том числе и Марсель Ляпуэн, что вполне объяснимо. Но Томпкинса знали также и члены совета директоров банковского консорциума, в котором работала покойная, адвокат Мейер ван Вейн, бизнесмен Фридрих де Роос и, наконец, Янтье Паркер, то и дело натыкавшаяся на Томпкинса или в Штатах, или в европейских столицах.

Среди перечисленных лиц в знакомстве с Эвой Томпкинс признался лишь Фридрих де Роос. Ну и Марсель Ляпуэн, которому все равно отпираться вряд ли имело смысл.

Но вот что странно – самого Марселя Ляпуэна в Голландии никто не знал. Ни один человек! Зато в друзьях у него ходила половина населения Франции, чуть поменьше в Англии, Германии и Австрии, во все остальных странах у него тоже имелись друзья-приятели. Но только не в Голландии.

Эва Томпкинс послушно составила длиннющий список своих друзей, знакомых и просто случайных собеседников. В нем фигурировал Фридрих де Роос, это совпадало и с другими источниками, а также уйма английских знакомых, несколько приятельниц в США, куда она выезжала с мужем, кое-кто во Франции, два итальянца и кошмарное число поляков. Неведомая сила буквально отбросила бедного инспектора от этих поляков, когда он приступил к ознакомлению с ними. Сначала на письме. Вот, скажем, что прикажете делать с таким: Krzysztof Szczebrzynski? Ни выговорить, ни написать. Кошмар! Оказывается, произносится этот кошмар Кшиштоф Шчебжиньский. Уфф! Или вот еще – Chrzastocki. Хшонстоцкий! А что говорить вот об этом – Jastrzebski?

Ястшембский, хотя звук «р» явно куда-то провалился. Пришлось и через это пройти, и тут неоценимую помощь голландской полиции оказал Роберт Гурский.

Янтье Паркер своих знакомых разбила на две группы: деловых людей, связанных с Нелтье, и людей искусства, к Нелтье отношения не имеющих. Ну и приписала, разумеется, Хелберта Муллера – из уважения к чувствам подруги.

Мейер ван Вейн тоже знал Хелберта Муллера, что же касается Эвы, с ней он непосредственно никогда не имел дела, только знал, что она – жена его знакомого мистера Томпкинса. Сверх того этот стряпчий перечислил половину телефонной книги Европы, столько у него имелось деловых связей, к тому же он и сам был человеком очень общительным.

Труднее всего оказалось отыскать пресловутого Хелберта Муллера – раскатывал, наверное, на дареном «ягуаре» где-то за пределами Голландии. А поскольку такое с ним случалось и раньше, инспектор поначалу не обратил внимания на этот факт. А потом насторожился. Все перечисленные в списках особы объявлялись по первому требованию и охотно отвечали на вопросы следователя, так что единственный недоступный человек сразу вызывал подозрения. И инспектор Рейкееваген разослал по всей Европе официальные запросы по поводу неуловимого Хелберта, приложив к запросу фотографию, обнаруженную в спальне убитой.