Гамильтон - Лорел Гамильтон

Байрон принялся вытирать полотенцем трудовой пот. В какой-то момент он поморщился, а потом повернулся, чтобы продемонстрировать свежие царапины чуть выше задницы.

- Цапнула меня сзади в самом конце представления, - пожаловался он.

- На халяву, или оплатила отдельно? - уточнил Натаниэль.

- На халяву.

У меня, наверное, был озадаченный вид, потому что Натаниэль пояснил:

- На халяву - это когда клиентка тискает, царапает или еще чего, а мы даже не знаем, кто именно это сделал, так что они за это не платят.

- О, - только и сказала я, потому что ничего другого в голову не пришло. Мне не нравилось смотреть на то, как моих бой-френдов лапают посторонние тетки. Вот еще одна причина, по которой я здесь нечасто появляюсь.

- Вечерняя звезда, предвестница любви, Так близко от меня, но не подарит и улыбки, - так поприветствовал меня Реквием. Для него это характерно, хотя цитаты иногда меняются. В последнее время он взял за привычку называть меня «вечерней звездой».

- Знаешь, а я выяснила, откуда эта цитата. «Потерянный рай» Джона Милтона. Я не знаток, но по-моему, таким поэтичным способом ты пытаешься выразить недовольство.

Он скользнул ко мне, стараясь не дать плащу распахнуться, так, что из-под него виден был только правильный овал лица, обрамленный ван-дейковской бородкой и бакенбардами. Единственным цветовым пятном в его облике была головокружительная синева глаз - самый сочный, глубокий оттенок между светло- и темно-голубым, какой я когда-либо видела.

- Я знаю, кто я для тебя, Анита.

- И кто же? - полюбопытствовала я.

- Еда, - он наклонился, чтобы меня поцеловать, и я повернула лицо так, чтобы поцелуй пришелся не в губы, как он прицеливался, а в щеку. Он не стал настаивать, и поцелуй вышел нейтральным, как поцелуй любимой тетушки. Но ведь я сама захотела, чтобы вышло именно так. Я сама отвернулась, так почему же меня так задело то, что он просто принял отказ и не попытался добиться чего-то большего? Я не хотела, чтобы он таскался за мной усерднее, чем обычно; я ясно ему дала это понять. Так почему же, черт возьми, меня так задело то, что он удовольствовался поцелуем в щечку? Одному богу известно, ибо у меня нет соображений по этому поводу. Я злилась на Натаниэля из-за того, что он многого от меня требует, и нетребовательность Реквиема меня отчего-то не устраивает. Иногда я сама себя не понимаю.

Реквием плавным движением отступил к свободному стулу и устроился на нем так, чтобы плащ полностью прикрывал тело, и только кончики черных ботинок торчали из-под него.

- Отчего ты хмуришься, моя вечерняя звезда? Я ведь сделал так, как ты хотела, разве нет?

Я безуспешно попыталась не хмуриться еще сильнее.

- Ты меня достал, Реквием.

- Почему? - просто спросил он.

- Просто «почему», безо всякой поэзии?

Натаниэль погладил меня по плечу, одновременно напоминая о своем присутствии и стараясь не дать мне завязать перепалку. И то, и другое сработало, поскольку я прикрыла глаза и принялась считать до десяти. Не знаю, почему Реквием так действовал мне на нервы в последнее время. Он был одним из моих любовником. Он был пищей. Но мне это не нравилось - ни то, ни другое. В постели он неплох, но… всегда создавалось такое впечатление, словно, что бы я ни делала, этого для него недостаточно, что он хочет от меня чего-то другого. От него исходило постоянное невысказанное давление. Знакомое чувство, но, пока у вас с мужчиной не сложилось серьезных отношений, такое давление от него не заслуживаешь, и не отвечаешь на него. Реквием был пищей, был моим любовником, и был у Жан-Клода третьим в иерархии. Я пыталась с ним подружиться, но секс все непоправимо испортил. Наверное, если бы не секс, мы смогли бы стать друзьями, а так… мы не были ни друзьями, ни парой. Да, мы были любовниками, но… я не знаю, как выразить то, что встало между нами, но оно существовало, и было похоже на ноющую боль в старой ране, которую ты давно считал затянувшейся.

- Ты сказала, что «устала от постоянного цитирования поэзии». Вот я и тренируюсь говорить нормально.

- Помню, - кивнула я. - Но мне кажется, что тебе со мной плохо, и я не знаю, почему так.

- Ты пустила меня в свою постель. Я снова смог насладиться ardeur’ом. О чем еще может мечтать мужчина?

- О любви, - ответил Натаниэль.

Реквием бросил взгляд на сидящего за мной мужчину. В глазах вампира вспыхнул голубой огонь - злость, сила. Реквием имел обыкновение прятать их, но я это уже видела. Мы все видели.

- Где двое осмотрительны, там любовь слаба - Любил ли тот, кто полюбил не с первого взгляда?

- Не знаю, кого ты цитируешь, - заметил Натаниэль, - но Анита не влюбляется с первого взгляда; по крайней мере, в моем случае это было не так.

- «Герой и Бедняк» Кристофера Марлоу, - поведал Байрон, сидевший спиной ко второму вампиру. Все это время он пересчитывал заработанное нелегким трудом. - Он считает себя неотразимым и не может понять, почему ты его не любишь.

- Не искушай меня, Байрон. Мой гнев ищет только мишени, - процедил Реквием.

Байрон повернулся к нему с зажатой в руке пачкой уже пересчитанных банкнот.

- Я могу противостоять всему, кроме искушения, - сказал он бросил хитрый взгляд в мою сторону. - Он ненавидит, когда ему отвечают цитатами.

- С какой бы целью ты это ни сказал, ты перестарался, Байрон, - низким, наполненным угрозой голосом произнес Реквием.

- Моя цель… - протянул Байрон, и на мгновение в его серых глазах маленькой яркой молнией вспыхнула сила. Он положил деньги на лакированный кофейный столик и повернулся к Реквиему. - Хотел бы я иметь тот бойкий язычок, Что позволяет говорить, не выдавая цели.

Он уселся на колени Натаниэлю, причем ноги его оказались на коленях у меня.

Натаниэль почти машинально обнял его, после чего посмотрел на меня. Взгляд спрашивал: «Что происходит?», но так как я и сама не знала, то ответить не смогла. Как будто мы оказались в гуще непредвиденной схватки. Руки я держала на весу над голыми ногами Байрона. Да, я научилась игнорировать наготу, но не тогда, когда кто-то голышом сидит на коленях у моего бой-френда, а частично и на моих. Видимо, не настолько еще хорошо я умею не обращать на это внимания.

- Что происходит? - поинтересовалась я, осторожно пристраивая руки на голые ноги Байрона: держать их в воздухе было бы глупо. Если бы он сидел у меня на коленках, я бы, пожалуй, просто спихнула его. Но, что бы тут не происходило, Натаниэль тоже был в это вовлечен, а значит, надо думать, прежде чем действовать. Хотя, конечно, действовать куда как легче, к тому же это отнимает куда меньше времени, нежели раздумья.

- Спроси Байрона, - сказал Реквием. - Лично я не представляю себе, что он хочет этим сказать.