Мечты о морозе - Келли Сент-Клэр

исключением переходов каждые восемнадцать месяцев, и это происходило в крытой повозке. Теперь, когда я думаю об этом, становится ясно, что Кедрик видел больше моего мира, чем я, но именно мне предстоит править Осолисом, когда закончится правление моей матери.

— Я скучала по тебе, — быстро говорю я.

Он отпускает мои руки, и я бросаю кусочки растертого полевого цветка на землю.

Мы говорим об его туре. Я смеюсь над его описаниями других делегатов. В Гласиуме, откуда они родом, очень холодно. Многие из его людей всё ещё мучились от нашей изнуряющей жары, а они уже пробыли здесь девять месяцев из двенадцати своего пребывания. Я сомневалась, что эти люди адаптируются, коль уж этого не произошло раньше, впрочем, мы были почти в третьей ротации. Самой жаркой позиции.

— Не возникло никаких проблем, — произнесла я вопросительным тоном.

Вот уже более тридцати трёх перемен два наших мира пребывали в состоянии условного мира, но время от времени жители пятой или шестой ротации устраивали беспорядки. Многие из них вспоминали своих родственников, погибших или потерянных во время войн. До настоящего мира было ещё далеко.

— Хочешь попробовать снова? — спрашивает Кедрик, подталкивая моё плечо своим.

Я поднимаю глаза и смеюсь над ним.

— Были ли какие-то проблемы с деревенскими жителями? — спрашиваю я.

В течение года его пребывания здесь мы помогали друг другу понять чужую культуру. Теперь он может скрыть вопрос в утверждении, а я могу задать вопрос, не извиняясь после этого. Мы смеемся над этим некоторое время, и это прекрасное чувство. Не так много людей, с которыми я могу быть такой свободной. Точнее, их двое.

Он проводит пальцем по моему подбородку, покрытому вуалью. Прикосновение пронзает меня насквозь. Он поворачивает моё лицо так, чтобы оно было обращено прямо к нему. Я затаила дыхание, ожидая, что произойдёт дальше. Насмешки, которые были раньше, давно ушли.

— Я каждый день скучал по тебе, — говорит он в открытой манере, которая мне очень нравится.

Он склоняет лицо. Я знаю, что он собирается сделать, но из любопытства не отстраняюсь. Он целует меня сквозь ткань моей вуали. Я задыхаюсь от близости его рта, касающегося моего. Его тёплое дыхание попадает на меня через ткань.

Он отклоняется, а по моей коже пробегают мурашки, трава шепчет, когда он скатывается вниз и снова ложится на спину, тихо напевая про себя.

Весь следующий день улыбка не сходит с моего лица. Мне повезло, что никто не может увидеть её. Как и не могут видеть мешки под моими глазами, которые, я знаю, там есть. Мы с Кедриком оставались на лугу до тех пор, пока ранним утром деревья Каура не начали затягивать дым с неба. Кедрик, конечно же, явился на утреннюю трапезу с таким видом, будто выспался. Он сказал мне, что привык проводить ночи без сна. Празднования в Гласиуме часто продолжались до следующего дня. Такое долгое празднование было для меня непостижимым. Это было почти так же плохо, как сидеть на трагических спектаклях, которые любила моя мать.

В течение дня принц находился на переговорах. Он их терпеть не мог, потому что ничего так и не решалось. Это был единственный раз, когда я слышала его жалобы. Я могла понять его разочарование, у него было столько идей, как улучшить отношения между нашими мирами, но мать препятствовала ему на каждом шагу. Я бы с удовольствием присутствовала на переговорах. Я должна была быть в зале, но это означало бы, что матери придётся терпеть моё присутствие, а она скорее войдёт в огонь четвёртой ротации, чем сделает это.

После обучения у королевских наставников, которое закончилось в пятнадцать лет, я ждала, что мне дадут обязанности Татумы, следующей в очереди на престол. Но назначения так и не было, и когда прошли месяцы, а ничего не изменилось, я решила взять себя в руки и заполнить своё время другими делами. Это было не то, чем я хотела бы заниматься, но это помогало мне сохранять рассудок.

Я поднимаюсь по лестнице. Иду в детскую, чтобы повидать близнецов.

Оландон, младше меня на год, уже проходит обучение на пост Главы стражи. Он был в ярости за меня и готов был отказаться, когда мать предложила ему это, но я проглотила свою зависть и заставила его согласиться. Она сделала это только для того, чтобы попытаться вызвать размолвку между нами, но я не клюнула на эту приманку. Татум любила моего брата или испытывала близкие к этому чувства, и она ненавидела нашу близость, почти так же сильно, как и меня.

Две няни в детской делают реверанс и продолжают уборку.

— Очаве, вылезай из проёма, — говорю я твёрдым голосом.

Очаве смотрит через плечо с невинным выражением лица, но сбрасывает его, как только видит меня, и слезает с подоконника.

— Лина здесь! — кричит он.

Оберон высовывает голову из сундука, стоящего в конце кровати.

— Лина здесь! — эхом отвечает он, и они оба торопятся поприветствовать меня, перепрыгивая через различные разбросанные препятствия.

Близнецы ещё сохраняют детскую упитанность и, к сожалению, безрассудство детей, лишенных твёрдого авторитета в их жизни. Их отец умер четыре года назад, когда они были ещё младенцами. Я, как могла, старалась восполнить эту потерю.

Я восторгаюсь их произведениями искусства и утренними открытиями, но мой разум обращается к прежним мыслям.

Я ничего так сильно не хотела, как начать учиться править. Существовало так много вещей, которые я хотела изменить. Я хотела начать сейчас. Было крайне трудно оттягивать это время. И то, как со мной обращались, не позволяло мне быть уверенной, что я проживу достаточно долго, чтобы стать Татумой.

— Оберон, — предупреждаю я.

Он хихикает и убирает деревянную игрушку со стула за секунду до того, как одна из нянечек садится туда.

— Давайте. Мы все пойдём на улицу, — говорю я, подавляя смех, увидев мгновенное облегчение на лицах женщин.

Сегодня я говорю близнецам, что они будут стражниками. Одна из матрон приюта рассказала мне об этом бесценном трюке год назад. Я хорошо знала матрону, потому что часто бывала в приюте. Иногда, чтобы помочь, но чаще всего я использовала его как прикрытие для тренировок с Аквином. Он жил в глубине каурового леса за их зданием. В обмен на молчание матроны я организовывала туда доставку тележек с яблоками. Сестра матроны была главным поваром на дворцовой кухне. Они не заговорят, если их только не заставят.

Близнецы облепляют меня, свою пленницу, с двух сторон, пока мы спускаемся во внутренние сады, не спуская глаз с воображаемого врага и