За стартовой чертой - Сергей Александрович Тарабанько

другой к этому цветку. Я прямо-таки не поверила. Пошел мой малыш! А ты хлоп на травку. А потом на четвереньках к цветку...

Сергей Тарабанько

Теперь, вспомнив этот рассказ, невольно улыбнешься. Надо же было случиться такому — первые шаги сделал на стадионе. А сколько потом в моей жизни встречалось стадионов. Но не ходил по ним, а уже мчался по кругу. Вот ведь совпадение какое!

Первые шаги... В жизни, в учебе, в спорте... Они всегда в сердце, они кровная частица нашей жизни. Уже взрослым побывал в поселке, где начиналась моя жизнь. Не вспоминал, а представлял, как делал робкие шаги на стадионе, как светило солнце и шептались восторженно деревья, как летний ветерок ласкал мне лицо, и показалось: что-то я припоминаю, все удивительно знакомо вокруг, дорого и как-то по-особенному значимо и одухотворенно. Сердце билось громко и беспокойно.

Из Яя мы переехали в Кировск, а потом в город Ангарск Иркутской области.

Наш старенький двухэтажный дом стоял в междуречье — с одной стороны в нескольких километрах Ангара, с другой — ее приток река Китой. Мне это место очень нравилось. Иногда рисовал в воображении, что живем на тихом заброшенном острове, что наш дом — единственное на острове жилье.

Зимой приходил из школы, брал сестру Ольгу (ей было тогда шесть лет, а мне — восемь), сажал ее на санки, и мы отправлялись в далекую «экспедицию». Родители и не подозревали о нашей затее. А я между тем успевал потихоньку прихватить с кухни коробку спичек, ломоть хлеба, кусочек сала. Как опытный проводник, вел санки по давно известному мне маршруту — на другой берег реки. Там мы с сестрой разгребали снег, собирали сухие ветки и разводили костер. Это было чудесно. Потом извлекали наши запасы продуктов и начинали готовить обед. Особенно нам нравилось жарить на костре хлеб. Теплый, немного подгорелый, он казался необыкновенно вкусным. Губы становились черными, а глаза счастливыми. Самостоятельность, уверенность в себе — как важно испытать это в детстве!

Знаю семьи, где вся жизнь ребенка запрограммирована. Он сам почти не выбирает поле действий. Ситуации, в которых он оказывается, заранее созданы, рассчитаны, ибо инициатива исходит не от самого ребенка, а от родителей, которые чаще всего аккуратно и мягко (но бывает и резко) навязывают ему вид и характер занятий. Внешне создается впечатление, что он действует из интереса к предмету, на самом же деле нередко подлинного интереса нет. И не исключена возможность, что когда-нибудь этот ребенок скажет родителям: «Вы всю жизнь думали за меня, рассчитывали каждый мой шаг. Хватит! Хочу хотя бы один раз поступить так, как мне хочется. Пусть я ошибусь, но это будет моя ошибка, которую я сам исправлю».

А если ошибка окажется роковой?

Мои родители — люди требовательные, строгие, но добрые и душевные. Отец окончил вечернюю школу, а потом юридический факультет Иркутского государственного университета. Мать, Александра Васильевна, окончила вечернюю школу, работала корректором.

Да, они любили нас с Ольгой, но никогда не баловали. Особенно требовательным был отец. От него, если провинишься, не дождешься поблажки. Спрашивал строго. А потом... Потом подойдет, скажет: «Садись, сын, поговорить надо». И потолкует со мной, мальчишкой, о том, о сем. А заодно и ненавязчиво объяснит мои ошибки, подскажет, как надо было поступить.

Мы с сестрой учились не только в общеобразовательной школе, но и в музыкальной. Я — по классу баяна, Ольга — по классу фортепиано. Каково было узнать родителям, что сын увлекся мотоспортом. Может быть, им уже виделось, как через несколько лет солист известного оркестра народных инструментов Сергей Тарабанько исполняет на сцене Колонного зала Дома Союзов соло для баяна с оркестром, после чего зал взрывается аплодисментами, на сцену летят цветы, а я стою, смущенно улыбаясь, и киваю родителям, которые сидят в первом ряду и смотрят на меня счастливыми, повлажневшими глазами. Но тут я каждую свободную минуту стал отдавать не баяну, а возне с железками, которых с каждым днем в доме становилось все больше и больше.

— Когда ты прекратишь таскать эту дрянь, — не выдержала однажды мама. — У нас мастерская по ремонту мотоциклов что ли? Ты забросил книги, музыку. Неужели такое удовольствие возиться с этим металлоломом, неужели это — твое будущее?

— А может, и будущее, — сердито фыркнул я.

Разумеется, мой мало дипломатичный ответ не понравился.

Мама стала объяснять, как много в жизни по-настоящему интересных дел, что нужно думать о будущем, а не носиться целыми днями на мотоцикле и не проводить вечера с отверткой в руках.

Я молча слушал, а потом спросил:

— Мам, а если бы в детстве ты полюбила театр и захотела стать актрисой, а родители уговаривали бы пойти учиться на портниху. Как бы ты поступила?

— Милый мой, прежде всего для того, чтобы стать актрисой, нужно талант иметь.

— А может, у меня именно талант.

— В этом-то деле?

— А почему бы и нет! Разве любовь к делу ни о чем не говорит?

— Очень находчивый ты стал. Талант... — наконец улыбнулась мама. — Ладно, занимайся чем хочешь, только убирай после себя. Не один здесь живешь.

КАК ВСЕ НАЧАЛОСЬ

Мне рассказывали, когда я был совсем маленьким, увидел однажды детский трехколесный велосипед и так был им очарован, что не мог глаз оторвать, мало того, разревелся — так захотелось покататься. А когда самому купили велосипед, целый день с ним провел не расставаясь. Лег спать, рукой держал руль, даже во сне. Видно, с тех пор и началось мое неравнодушие, моя любовь к машинам. Когда стал постарше, купили двухколесный велосипед. Для меня не было ничего лучшего, как поездить на этой легкой, красивой машине. Мог кататься с ребятами чуть ли не до утра, но надо было вовремя возвращаться домой, иначе на следующий день родители могли просто-напросто наказать и не пустить гулять.

Парень я был, как говорят, в общем-то неплохой. Учился хорошо. И в общеобразовательной школе, и в музыкальной. Много занимался спортом. Зимой приду из школы — и на лыжи. Пять километров от дома — в одну сторону, пять километров — обратно. И так чуть ли не каждый день. Даже за сборную команду школы выступал в своей возрастной группе.

Школьные годы — замечательная пора. Правда, по-настоящему оцениваешь это позже. А во время учебы, бывало, думаешь: скорей бы выбраться из-за парты, не делать