Два доллара - Герман Иванович Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сидящий за столом пожилой моряк выругался, не в силах сдержать горечи. Вот уже шесть лет, как он, контр-адмирал Паскуаль Сервера-и-Толете, покинул пост морского министра, но все те недостатки, с которыми он отчаянно боролся, с предчувствием неизбежно близкой войны с американцами, никто и не подумал устранять. И тут нечему удивляться, все шло как обычно бывает в жизни испанских чиновников.Как часто сами говорят — «маньяна пор маньяна» — что означает «решим завтра». Правда никогда не уточняется, в каком даже не месяце, счет на многие года тут пойдет. А там и проблему решать не нужно будет, все утрясется.
— Мы заперты, и выход в море означает смерть…
Командующий Практической эскадрой отпил холодного вина, вытер платком пот со лба — с утра сильно припекало, но так тут тропики, на Кубе такое пекло в норме, однако испанцы к нему привычны. Одна беда — малярия и лихорадка, много болот, постоянная влажность — болезни просто выкашивали солдат гарнизона, начали болеть и матросы, хотя эскадра находится в бухте всего две недели, проведя долгий месяц в плавании.
Адмирал сидел в кресле на широком балконе, под обычным навесом из черепицы — комендант гарнизона выделил ему под штаб самый лучший дом, по местным меркам даже дворец. Сантьяго был вторым городом на Кубе по численности населения, и сейчас был переполнен сбежавшимися от ужасов герильи жителями окрестных деревень — населения стало больше тридцати тысяч человек. И хотя многие ютились в лачугах, но для офицеров нашли дома, а матросам предоставили пустующие казармы. Адмиралу же предоставили особняк — отсюда было хорошо видно всю бухту, где чуть дымили трубами его корабли, которые просто терялись на ее голубой глади.
Сервера внимательно посмотрел на свой флагманский броненосец — «Инфанта Мария Терезия» стояла ближе всех к пристани, на палубе не видно матросов — да и никто бы не стал их выгонять под солнце. Да и в железной «утробе» находится невозможно, к концу дня морякам казалось, что корабль превращается в печку, и лишь ночная прохлада приносила всем долгожданное облегчение. Потому никакие работы на кораблях не велись, хотя нужно было перебирать машины и чистить днища, обросшие в тропических водах. Но никто не видел смысла в этих работах — выход из бухты наглухо перекрыла многочисленная американская эскадра, по числу боевых вымпелов превосходящая вдвое, а по крупнокалиберным пушкам, что на вражеских кораблях находились, как минимум в двенадцать раз. Да что там — любой броненосец врага, за исключением одного «Техаса», пожалуй, был не слабее, а то и сильнее, чем все его четыре корабля. И что плохо, янки вчера устроили в бухте Гуантанамо себе временную базу, где будут принимать уголь.
— У нас нет ни малейшего шанса на успешный прорыв, — пробормотал адмирал, утирая пот. Сервера прекрасно знал как численность, так и возможности американского флота, попытка прорыва для него при таком соотношении сил превращалась в форменное самоубийство. И это осознавали все моряки эскадры, от капитанов де навио до кочегаров, а потому с покорной обреченностью ожидали неизбежного конца при выходе в море. Зато находясь внутри бухты, за выставленными минами заграждения, можно защищать Сантьяго от повстанцев до крайности, и даже отбить штурм американцев, если те попытаются высадиться.
Но что хуже всего — в городе мало продовольствия, и по приказу командующего IV корпусом дивизионного генерала Линареса урезали выдачу продуктов горожанам и солдатам, нормируя их крайне скудно. Должно было хватить на два месяца осады по самым оптимистическим расчетам, а там наступит голод. И все дело в том, что местные власти не смогли организовать сбор провизии — ведь три года шла ожесточенная война, в которой местные креолы, потомки испанских конкистадоров, воевали с собственной метрополией, которая никак не могла свыкнуться с мыслью, что Кубу придется потерять. Но к этому все и шло, ведь герилью поддерживали американцы, причем уже не тайно по своему обыкновению, а открыто, объявив войну и собрав экспедиционный десантный корпус.
Устроенная янки морская блокада кубинского побережья привела к тому, что подвоз продовольствия почти полностью прекратился, а рассчитывать на местные ресурсы не приходилось. Единственное чего в достатке, и даже с избытком, это тростникового сахара и получаемого из него рома с дешевым пойлом для местных негров. Да еще табака на любой вкус — хоть закурись, но им, как и спиртным, сыт не будешь. И понятно недовольство местных жителей, когда горожане 19 мая увидели входящую в бухту эскадру — прибыло еще две тысячи триста моряков, у которых на кораблях пустые провизионные погреба. А их нужно хорошо кормить, особенно кочегаров — а нечем, на выдаваемый паек из полфунта риса и фунта хлеба силенок не прибавится. Правда, на троих ежедневно выделялся еще фунт мяса и рыбы, но этого для здоровых и физически крепких моряков крайне мало. Потому жители и предчувствовали, что в самое скорое время им серьезно урежут пайки. Зато семь тысяч солдат из дивизии генерала Тораля откровенно радовались — с корабельными пушками эскадры отстоять Сантьяго от повстанцев и американцев, что начали высадку на берег, будет гораздо проще…
— Только чудо нас может спасти, но я старый человек, чтобы в него поверить, — Сервера тяжело вздохнул, прикрыл веки. Он устал, сильно устал за эти бесконечные, тягостные напряженным ожиданием и суматохой дни, что прошли с момента взрыва на рейде Гаваны броненосца «Мэн». И теперь война перечеркнет всю его долголетнюю службу и возможно, оставшиеся дни жизни. Скорее всего, он сам погибнет, как и многие моряки Практической эскадры. Они все обречены с того самого дня, как отплыли от берегов Испании, отправляясь в свой последний поход…
Контр-адмирал Паскуаль Сервера — американцы его выловили из моря, а в Мадриде отдали под суд за гибель эскадры…
Глава 3
— Попал я, вот попал, прямо в задницу! Да еще там меня хорошенько сапогом утрамбовали, чтобы не вылез!
«Кулес» так «кулес», лучше на испанском говорить, чем на русском — ситуация сложилась такая, что в пьяном угаре или в бреду не придумаешь. И сейчас
