Слушай. Говори - Женя Снежкина

Вот про собаку еще вспомнила. У нас были животные – черепаха Маргоша и болонка Джулька. С собакой нужно было гулять, и я иногда брала ее с собой на вечерние прогулки. Помню запах Джульки. У нее была такая привычка – к приходу дедушки писала на пол в ванной. Бабушка старалась с Джульеттой погулять непосредственно перед дедушкиным приходом, но Джулька выдавливала из себя хотя бы каплю. Придя домой, дед шел мыть руки в ванную, Джулька за ним и демонстративно и писала на пол. Такие у нее с дедом были отношения, не знаю отчего. Может быть, таким образом она показывала ему свою привязанность.

Она прожила с нами до последнего. Я помню, как мы с бабушкой ходили ее усыплять. К этому моменту она была уже очень старой, у нее начались неисправимые проблемы с сердцем, она все время задыхалась и сильно страдала от этого.

Бабушка посадила Джульетту в сумку, взяла с собой меня, и мы поехали куда-то далеко на трамвае, потом долго несли ее до ветеринарной клиники.

Бабушка несла ее. А возвращались без собаки.

Бабушка мне объяснила, что Джульке сделали укол, и все – ее больше с нами нет. Тогда я сказала, что, наверное, это хорошо, что ее больше нет, потому что она долго мучилась. «Нет, не хорошо это», – сказала бабушка и заплакала. И я себя почувствовала так… как будто меня побили. Бабушке и так было плохо, а тут еще я со своими высказываниями…

4

Каждое лето, пока у нас не было дачи, мы на машине ездили с мамой, бабушкой и дедушкой в лес за грибами. Собирались основательно, мама в термос заливала тушеную картошку с мясом, в другой термос – чай, еще брали сладости для меня. Еще в багажник складывали дедушкино раскладное зеленое в коричневую полоску кресло с подлокотниками, бабушкино синее в серую полоску кресло с подлокотниками, мамино и мое кресла без подлокотников, пестрые, как матрас, и табуретку для сестры. Помню, что грибы мы собирали ведрами. Потом, уставшие, рассаживались в креслах, мама доставала газовую горелку, разогревала еду, и мы обедали.

Потом эти грибы бабушка солила. Без них ни один Новый год не проходил.

Новый год мы всегда встречали только с семьей. Кроме всех нас иногда приходили наши дядья – мамины братья. Дядя Витя жил один отдельно от нас и часто болел. Он работал каким-то инженером, вечно был занят, что-то чертил. Маленький и толстенький такой мужичок. Я его нежно любила. Был еще дядя Гоша, такой поэт-наркоман, который мотался где-то, так что редко появлялся в доме.

Так вот. 31-го числа я просыпалась от того, что на кухне творится какой-то бедлам: кастрюли гремят и мама с бабушкой ругаются. Точнее, я слышала в основном мамин голос, бабушка очень тихая всегда была. Мама говорила: «Мешаешь… отойди… не можешь резать где-нибудь в другом месте…» Я вставала и чапала на кухню. Там мама сначала отсылала меня в ванную умыться, а потом давала бутерброд и чашку чая. Я сидела на кухне, пила чай и нежилась в пару.

Из всех кастрюль, стоящих на плите, в этот день валил пар, окна запотевали, мама открывала фрамугу, но и это не помогало. Однажды 31-го к нам даже пришел участковый. Оказалось, что он пришел проверить, не гоним ли мы самогон – так у нас пар из окна валил. Мы, говорим, не гоним, мы готовим.

После завтрака мама отсылала нас к себе – идите, играйте, не мешайте. Ответственным за нас в этот день назначался дедушка. Он включал телевизор, но никогда не сказки, а какие-нибудь старые фильмы. Сказки он нам почему-то не ставил никогда. Потом он собирал нас, и мы шли куда-нибудь на елку. А после елки к нам домой обязательно приходили Дед Мороз со Снегурочкой. И с подарками, это же главное.

Домашняя елка, где нас поздравляли, естественно, стояла у нас в комнате – огромная, всегда живая, украшенная старыми-старыми игрушками. Некоторые эти игрушки сохранились до сих пор.

Затем нас кормили чем-то на кухне на скорую руку и отправляли на принудительный «тихий час», причем спать мы должны были дольше, чем положено. Мне, конечно, не спалось, и валяться просто так в кровати было тоскливо. Это самое нелюбимое время 31 числа.

Потом наступало главное действо. Мама накрывала на стол. Она всегда делала это только сама. Сначала она перемывала весь праздничный фарфор и хрусталь. Пока посуда сохла, мама раскладывала стол, потом залезала в нижний ящик серванта, доставала оттуда белую праздничную скатерть и салфетки. Потом вытирала и расставляла сначала приборы, затем ставила салаты.

На новогоднем столе обязательными были несколько салатов, главными – оливье и винегрет, их на стол подавали в двух хрустальных салатницах – для оливье побольше, для винегрета поменьше. Винегрет я ненавидела, потому что его заправляли постным маслом, которое пахло семечками. Еще был салат из печени трески с яйцом, его ставили на стол в длинной хрустальной ладье.

Потом на стол выставлялись две хрустальные кадушки с икрой – красной и черной. Обязательно шпроты, шпроты подавались в жестяной банке на блюдце, а кроме них еще рыба – красная и белая. Еще обязательно сервелат и бабушкины грибы.

Потом на стол мама ставила бокалы, стаканы под компот и морс, рюмки для водки, все это было из хрусталя.

В этом моменте, в предвкушении, был самый кайф Нового года – мама уже сервирует стол, значит, время пришло. И мы садились провожать Старый год. Взрослые пили шампанское, мы морс, и наслаждались закусками.

Мама шла на кухню, приносила оттуда горячее (мясо обязательно перекладывала из кастрюли в специальную супницу). Но горячее мы ели уже после того, как часы пробьют двенадцать.

А потом, после двенадцати, мы находили под елкой еще подарки. Мама говорила: «Давайте сходим посмотреть на елочку? Может быть, найдем там еще что-нибудь?» И мы находили. Это был мегасюрприз. Потому что вроде бы Дед Мороз и Снегурочка уже нам подарили все подарки, салатом мы наелись, а тут такое!!! Подарков всегда было очень много.

Я помню, что никогда не выпрашивала игрушек. Один только раз в «Детском мире» мне очень понравилась заводная лошадь с тележкой. Она была такая прекрасная… умела ездить и ей можно было управлять… Я потом, конечно, думать забыла про эту лошадь, потому что видела ее сильно раньше Нового года, может быть, осенью. Дед Мороз мне подарил в тот год набор пластмассовых овощей, кстати, отличный, мы ими играли в магазин с сестрой. И вдруг под елочкой оказалась эта суперлошадь! Я даже говорить не могла какое-то время от восторга.

Какое-то время мы играли с подарками, а потом нас укладывали спать. Взрослые оставались за столом и разговаривали: о бытовых каких-то вещах, о планах на будущее, вспоминали что-то… тихо разговаривали… мы уже не слышали… мы уже спали.

5

Когда мне исполнилось семь лет, я пошла в школу.

Я не любила ее, там было скучно, скучно, скучно, потому что очень легко. Чистописание, вычерчивание по линейке – это все я уже знала. Или эта лишняя писанина – «домашняя работа», «классная работа». Раздражала необходимость описывать математические действия. Казалось бы, уже сто раз посчитал, сколько яблок у Маши и у Васи, но нет, надо написать условие, потом математическое действие, потом прописью ответ – и не где-нибудь, а отступить десять клеточек с левой половины страницы, сколько-то сверху… Все это навевало скуку.

Еще меня просто бесили сосиски в целлофановой шкурке, которые давали в школе к завтраку. Сосиска была горячей, и целлофан с нее стащить было практически невозможно, а когда она остывала, то делалась невкусной или время завтрака заканчивалось, так что приходилось давиться этой чертовой сосиской. Ну и вообще, как можно варить сосиску в целлофане?!

Классную руководительницу я прекрасно помню. Мне кажется, я была влюблена в нее. Она была похожа на Татьяну Виденееву – худенькая, высокая, голос очень похож, манеры…

Но однажды она поставила мне двойку по труду, я долго сидела у нее в классе и просила не ставить мне эту двойку… Мне никак не удавалось сделать вертолет из конструктора. Я потом сделала его, дома. Положила вертолет в коробку из-под конструктора, долго прилаживала крышку, чтобы вертолет не рассыпался, потом запихивала коробку в сумку, чтобы донести это сделанное. А учительница сказала, что мне кто-то помогал. Как же я была разочарована!

Одноклассников помню… Мальчика Марата, который сидел рядом со мной. Так как я была «очкарик», я всегда сидела за первой партой. Помню мальчика Ваню, круглейшего отличника, он знал все, был очень начитанный, поэтому ему тоже всегда было скучно. А еще Иру, с которой поначалу были в контрах. Мы с ней дрались, она меня ужасно раздражала тем, что выкрикивала на уроках, не соблюдала установленный порядок. А однажды Ира пришла в школу и плакала, потому что ее дог проколол желудок куриной трубчатой костью и умер. И тогда я с ней подружилась. Я ее жалела после смерти дога.