Севильский озорник, или Каменный гость - Тирсо Молина

Милый образ Изабеллы

Не дает мне сном забыться.

Ну, а раз душе не спится,

Значит, бодрствует и тело,

Охраняя замок чести,

Столь мужчине дорогой.

Рипьо

Вижу я в любви такой

Только придурь, хоть повесьте.

Октавьо

Что это, наглец, за речи?

Ты о чем?

Рипьо

Да все о том,

Что не надо быть глупцом.

Октавьо

Почему ж я глуп?

Рипьо

Отвечу.

Вы любимы ею?

Октавьо

Хам,

Сомневаться в ней не смей!

Рипьо

Я не усомнился в ней,

А вопрос поставил вам.

Страсть она и в вас вселила?

Октавьо

Да.

Рипьо

Тогда сознайтесь сами:

Глупо тосковать по даме,

Коль вы с ней друг другу милы.

Вот когда б ваш пыл любовный

Ей внушал лишь отвращенье,

Вздохи, ревность и томленье

Смысл имели б безусловно.

Но коль скоро дама эта

Любит вас, а вы ее,

Станьте, плюнув на нытье,

Мужем своего предмета.

Октавьо

Рипио, нельзя же мне

С герцогинею-гордячкой

Обращаться, словно с прачкой.

Рипьо

Можно, и притом вполне.

Как и прачка, герцогиня

О замужестве мечтает

И пороком почитает

Нерешительность в мужчине,

Так как то, что взять ему

От красотки милой надо,

Дать она сама бы рада

Другу сердца своему.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Те же, слуга, потом дон Педро и стража.

Слуга

Вас посол испанский хочет

Тотчас видеть, ваша милость.

Стража вместе с ним явилась,

И боюсь я, что пророчит

Нам беду его приход.

Не грозит ли вам тюрьма?

Октавьо

Мне? Да ты сошел с ума!

Пусть войдет.

Входит дон Педро и стража.

Дон Педро

Безгрешен тот,

Кто способен так спокойно

Спать, как вы.

Октавьо

Да разве смею

Предаваться я Морфею,

Коль мой дом, маркиз достойный,

Вы при первой вспышке дня

Посетили столь учтиво?

Чем сюда приведены вы?

Дон Педро

К вам король послал меня.

Октавьо

Коль носителю короны

Чем нибудь могу служить,

Счастлив буду я сложить

Жизнь свою к подножью трона.

Неужели в эту пору

Я уже монарху нужен?

Видно, я с фортуной дружен.

Дон Педро

Нет, вы с ней вступили в ссору:

Принесенная мной весть

Вряд ли будет вам приятна.

Октавьо

Вы чрезмерно деликатны.

Говорите все, как есть.

Дон Педро

Получил я повеленье

Задержать вас.

Октавьо

Правый боже!

Задержать? Меня? За что же?

Нет за мною преступленья.

Дон Педро

Сомневаюсь, но уж раз

Вы не склонны повиниться,

Я скажу, за что в темницу

Велено отправить вас.

В час, когда ночные тени,

Эти черные гиганты,

Сдернув полог мрака с мира,

От рассвета убегали,

Вел король со мной беседу:

Кто кормилом власти правит,

Тот обычно по ночам

Занимается делами.

Вдруг мы слышим вопль: "На помощь!",

В сводчатых дворцовых залах

Повторенный гулким эхом.

Это женщина кричала.

Бросился король на голос

И увидел, что в объятьях

Изабеллу держит некто,

Наделенный силой страшной:

Ведь на небо замахнуться

Впору разве что титану.

Приказал король схватить их

И ушел, а я остался,

Чтоб арестовать мужчину.

Но, наверно, то был дьявол

В человеческом обличье,

Потому что легче праха,

Взвихренного ураганом,

Он с балкона спрыгнул храбро

И пропал меж мощных вязов,

Кроны над дворцом поднявших.

Герцогиня ж на допросе

Показала, что до брака

Нынче ночью вашей стала,

На обет ваш уповая.

Октавьо

Что, маркиз, вы говорите?

Дон Педро

Только то, что все слыхали

И всему двору известно

Что прокрались вы к ней тайно,

И...

Октавьо

Молчите! Слышать тяжко

Мне такое о невесте.

Ну, а вдруг, страшась бесчестья,

На себя лгала бедняжка?

Нет, вливайте без оттяжки

Яд мне в мозг своим рассказом,

Хоть от мук, мутящих разум,

Стал болтлив я, как старуха:

Должен то, что входит в ухо,

Я из уст извергнуть разом.

Неужель забыт я милой?

Знать, пословица верна:

"Сладок сон, да явь страшна".

Ревность, что меня томила,

Забывать я начал было,

Убаюканный мечтами,

Но меня беседа с вами

Убедила нынче в том,

Что дурным я счел бы сном,

Если б увидал глазами.

Ах, маркиз, ужель безбожно

Я обманут Изабеллой

И обет она презрела?

Нет, не верю! Невозможно!

Честь - закон мой непреложный,

Но и честью б поступился

Я для той, с кем обручился...

Кто же был с ней на рассвете?

Не ошибка ль тут? Ответьте,

Чтоб ума я не решился.

Дон Педро

В том, что в поднебесной шири

Птицы вольные витают,

Рыбы в море обитают,

А число стихий - четыре,

Нет без счастья славы в мире,

Друг надежен, враг опасен,

Ночь темна, а полдень ясен,

Больше вымысла в сто раз,

Чем содержит мой рассказ,

Так что ваш вопрос напрасен.

Октавьо

Да, кокетка неверна.

Впрочем, это и не странно:

Женщина непостоянна,

Ибо женщина она.

Мне моя беда ясна.

Верю вам, маркиз, вполне я.

Дон Педро

Ну, так будьте впредь умнее,

А пока пусть размышленье

Вам подскажет путь к спасенью.

Октавьо

Бегство?

Дон Педро

Да, и поскорее.

Октавьо

Мне знаком владелец барка,

Что в Испанию плывет.

Дон Педро

Доберетесь до ворот

Без помехи вы по парку.

Октавьо

О, тростинка! О, флюгарка!

Гнев мой бешенством сменился,

Я с отечеством простился,

И за все - она в ответе.

Кто же был с ней на рассвете?

Боже, я ума решился!

Уходят.

Берег моря близ Таррагоны.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Рыбачка Тисбея, одна, с удочкой в руке.

Тисбея

Доныне я одна

Из всех рыбачек здешних,

Чьих ног жасмин и розы

Прибой целует нежно,

Любви еще не знаю

И счастлива безмерно,

Цепей ее, тиранки,

Удачливо избегнув.

Когда над сонным морем

Сверкнут лучи рассвета,

И в поредевшем мраке

Сапфиры волн заблещут,

И утро осыпает

Просторы побережья

То золотою пылью,

То ливнем пенных перлов,

Я здесь внимаю звонким

Любовным птичьим песням

И битве вод с камнями,

Чуть слышной, но извечной,

Иль с удочкой, столь тонкой,

Что весом вдвое легче

Она мельчайших рыбок,

Сижу над синей бездной,

Иль сеть свою закину

И уловляю ею

Чешуйчатых хозяев

Пучины неисчерпной.

Я жизнью наслаждаюсь

Привольно, безмятежно,

И в грудь меня ужалить

Любовь-змея не смеет.

Когда плыву я в лодке

С гурьбой подружек вместе

И волн седую гриву

Мы гребнем весел чешем,

Рыбачки предаются

Любовным горьким пеням,

А я, им всем на зависть,

Лишь разражаюсь смехом.

Но, может быть, обходит

Амур меня с презреньем

Лишь потому, что кровом

Мне служит домик бедный,

Что скромны и убоги

Им поднятые к небу

Соломенные башни,

Приют голубок белых?

Но этою соломой

Укрыт сосуд бесценный:

Хранится честь девичья

В ней, словно плод созревший.

Как наша Таррагона

Огнем орудий метких

Бесстрашно отражает

Корсарские набеги,

Так я обороняюсь

Насмешкой, недоверьем

И гордым равнодушьем

От вздохов, слез, обетов.

Взять, например, Анфрисо,

Кто наделен столь щедро

И силою духовной,

И красотой телесной.

В речах он так разумен,

В поступках безупречен,

В сердечной скорби стоек

И в сетованьях сдержан.

И все ж, чуть день погаснет,

Он бродит неизменно

Под окнами моими,

От холода немея,

А утром, с ближних вязов

Охапку веток срезав,

Мой дом украсит ими,

Как праздничной одеждой.

Порой он на гитаре

Иль камышовой флейте

Дает мне серенаду,

Мое не тронув сердце,

Затем что над Анфрисо

Всевластна я, как деспот.

Мне скорбь его отрадна

И сладостны мученья.

Других рыбачек ранит

Любовь к нему смертельно,

А я его сражаю

Своим пренебреженьем.

Уж такова природа

Любви, что к человеку

Нас тем сильнее тянет,

Чем меньше нас он ценит.

О, как приятно думать,

Что этот полдень вешний

Мне страсть не омрачает,

Не отравляет ревность,

Что юность я не трачу,

В отличие от сверстниц,

На множество бесплодных

Любовных увлечений!

Но что же занимаюсь

Я болтовней бесцельной,

Когда за дело браться

Давно настало время?

Заброшу-ка я в воду

Свою уду скорее...

Но что я вижу? Боже!

На камни бросил ветер

Корабль полуразбитый,

И прыгают поспешно

Два человека с борта,

В воде ища спасенья.

Как у павлина хвост,

Корма задралась кверху

И словно посылает

Пучине вызов дерзкий.