Человек — одинокая звезда - Пегги Морленд

Коуди мечтал об этом, даже молился, но ничто не подготовило его к тому, что происходило сейчас, к красоте Рэгги, — его Рэгги лежит под ним обнаженная, жар ее тела обжигает его, неотвратимо соблазняет… как она прижимается к нему… Прерывисто дыша, он щекотал ей языком рот, раздвигая коленями ее бедра и медленно, нежно склоняясь над ней. При первом прикосновении его напрягшегося мужского достоинства она со стоном выгнулась. Он немного приподнялся, шепнув:

— Тебе может быть немного больно. — Ведь для нее это первое испытание…

— Неважно, Коуди, пусть! — лепетала она. — Я хочу тебя! Всего тебя!

Снова наклонившись, он скользнул рукой между ее ногами, желая подготовить к тому, что должно произойти. Она дернулась под его прикосновением и застонала.

— О, Рэгги!.. — стонал и он, отчаянно пытаясь не выпустить из-под контроля тоненькую ниточку сознания: надо думать о ней, о ней…

Но Рэгги, разрушая его последнюю нерешительность, приподняла бедра, протянула к нему руки и… Издав при первом толчке тяжелый вздох, она вцепилась ногтями в его спину. В ужасе, что причинил ей боль, Коуди покрыл ее лицо горячими поцелуями.

— Прости, моя Рэгги! Я так боялся… я… я не хотел причинить тебе боль!

— Нет-нет! — Она отрицательно замотала головой. — Ты не причинил мне боли. Пожалуйста! — умоляла она о чем-то. — Ты только…

Мольба так и осталась невысказанной — Рэгги по неопытности даже не знала, о чем молит.

— Знаю, знаю, любовь моя, — успокоил он и начал медленно продвигаться внутрь ее. — А ты… ты просто следуй за мной…

Рэгги послушалась — повторяла его движения, пока они не стали органичными, не пробудили отклик в ее теле. Повинуясь страсти, увлажнявшей ее кожу сладостным туманом испарины, она ощущала, как наслаждение сгущается в тугой узел внизу живота. В самозабвении она напряглась, стремясь к еще большему, к неуловимому потоку неимоверной радости, который нахлынет — она инстинктивно это знала, она так долго ждала… Бессознательно она обвила ногами его торс…

— Коуди! — плакала она. — Коуди, пожалуйста!

Поддерживая ее за спину, он поднялся на колени, увлекая ее за собой, и глубоко вошел в нее. Изогнувшись, она крепко прижалась к нему, запрокинув голову. Взрыв произошел одновременно — и потряс обоих, до самых глубин существа…

Не дыша, с колотящимся сердцем, Коуди ласково обхватил ее за талию и осторожно положил на сено. Перекатился на бок, крепко прижал девушку к себе, убирая с ее лица влажные волосы. Она подняла голову и посмотрела на него, и его янтарные глаза смягчились от страсти, которую он увидел в ее глазах, мерцающих в лунном свете. Любовь и доверие он увидел в них, и сердце его сжалось.

«Моя Рэгги!» — все настойчивее отдавалось у него в мозгу. Одиночество вечно разрывало его на части — и вдруг он ощутил себя единым целым с другим человеком, со своей прекрасной, такой горячей и нежной Рэгги…

— Я люблю тебя, Рэгги! — прошептал он, прижимаясь губами к ее лбу.

— Я люблю тебя, Коуди! — эхом откликнулась она, доверчиво прижавшись к нему.

Одной рукой он придерживал черные как смоль волосы, спутанными волнами закрывавшие ей спину, другой нежно скользил по изгибу талии, по выпуклости бедер. Затем пришло сожаление — обрушилось на него, как зловещий призрак в ночи. Он лишил Рэгги девственности, отнял у нее невинность! Позволил страсти возобладать над здравым смыслом! И он сжал ее еще крепче, сознавая, что опять делает не то, что следует, но если б начать все сначала — все повторил бы…

Тревожные мысли приходили одна за другой, терзали его, уносили спокойствие. Как ему поступить? Жениться на ней он не может, во всяком случае пока. Она слишком молода, а он для нее слишком взрослый. Она — сестра босса, а он всего лишь ковбой на ее фамильном ранчо.

— Коуди? — пробормотала она нежно.

— Ммм… — откликнулся он, отвлекшись на миг от своих невеселых размышлений.

— Давай убежим!

Пораженный, испуганный, он поднял голову, чтобы видеть ее лицо.

— Что, моя Рэгги? — переспросил он.

— Давай убежим! Мы сможем пожениться, поселимся своим домом. Пожалуйста, Коуди! — умоляла она, вцепившись тонкими пальцами в его сильные, загорелые ладони. — Ты все, что у меня есть!

Сердце его разрывалось от боли, но он легонько отстранил от себя девушку.

— Нет, Рэгги, нет! Этого я не могу! Нет!

Глава первая

Хьюстон, Техас. 1997

Эта жуткая тишина… Давит и давит на нее, болезненно напоминая ей, Рэгги Джайлз, что она одинока, одинока… Но дело не в тишине, даже не в одиночестве: за долгие годы, что она уже прожила с ними — а сколько еще предстоит прожить? — она научилась мириться с этим, то есть, попросту говоря, жить в мире с собой. Хуже всего другое — тишина рождает всякие образы, ненужные мечты, с чем справиться труднее.

Еще несколько месяцев назад она подняла бы трубку, позвонила бы подругам, Мэри Клэр и Лиане. Веселый разговор, общие планы на вечер — какое там одиночество! И вот подруг нет: уехали в Темптэйшн, чтобы начать новую жизнь.

Подумать только, какая ирония судьбы — Темптэйшн, тот самый город, откуда она сбежала десять лет назад. Но Мэри Клэр и Лиана и не подозревают, разумеется, что связывают свой нынешний старт с ее давним финишем. Все прошедшие годы это была ее, Рэгги, маленькая тайна.

Коуди…

Но о нем она думать не будет — еще одна маленькая тайна.

Рэгги тяжело вздохнула: у каждого есть тайны, однако не многие умеют хранить их, как она. Ее грузу уже десять лет, и никогда еще он не казался ей столь обременительным, как теперь. Каждый звонок Мэри Клэр и Лианы из их нового дома в Темптэйшне, их упоминания о городе, о людях, с которыми встречались, приглашения приехать пробуждали в ней чувство вины, острую тоску, тяжелым гнетом давившие на душу. Никогда Рэгги не тосковала по дому сильнее, чем сейчас; никогда так отчаянно не желала похоронить свою тайну — ради памяти о прошлом и надежд на будущее, ради того, чтобы хоть мельком взглянуть на человека, до сих пор ей дорогого… Однако это ей не дано, она знает: нельзя так запросто вернуться в город детства и юности и заявить свои права на то, что сама по глупости от себя оттолкнула.

С этими невеселыми мыслями, расстроенная, отодвинулась она от стола, от контрактов, которые внимательно читала, откинулась на мягкую, с удобной кожаной подушкой спинку рабочего кресла. Взгляд безотчетно устремился на противоположную от стола стену, с полотном Джорджии О'Кифф — любимой картиной. Безыскусностъ этой вещи успокаивает, дерзкое, но странно гармоничное сочетание красок притягивает не менее таинственно, чем в тот день, когда Рэгги впервые увидела ее в галерее Санта-Фе. Лучезарный, ликующий солнечно-желтый подсолнух на фоне горячего, яркого, васильково-синего неба…