Дорога вспять. Сборник фантастических рассказов (СИ) - Костюкевич Дмитрий Геннадьевич

Подноском ботинка он ткнул бархан и с явной неприязнью поворошил. Увидел, что и ожидал. Снятую, как костюм для глубоководного ныряния, человеческую кожу. Только её не сняли, аккуратно отделив от мышц и мяса, а опустошили – высосали «мякоть» тела, перемолов кости, раздавив в пюре сердце, смешав лимфу, содержимое желудка и кашу из хрящей. Работа Сосуна. Брод опустил ногу. Где-то в складках этого ужасного костюма из кожи была треснувшая маска лица, через которую Сосун «испил» человека, после того, как пробил бивнем хобота череп и пустил в пищевод наногрызунов, чтобы размягчить трапезу.

«Уж лучше бы они поедали несчастных целиком, всё лучше, чем натыкаться на подобное… и не привыкнешь к такому – наверное, не надо… иначе начнёшь смотреть на живых, как на будущие карнавальные костюмы…»

Сбивчиво думая, Брод выбрал из стенки ямы несколько жменей суховатой земли и присыпал жуткие останки. Потом беспомощно взглянул в небо, с ветхой надеждой такого рода, что живёт единственно ради одного – она нужна, хоть горсть, хоть капелька конденсата, без неё никак, иначе – ствол в рот и спокойной ночи.

И нигилистическое небо преподнесло сюрприз.

Брод стоял в оцепенении, боясь моргнуть. Спугнуть. Но ещё не верил.

Он смотрел на опускающийся корабль. Нет, слишком мал для корабля – баркас.

А потом, забыв об осторожности, начал взбираться на бруствер.

Шлюпка расплавленной свинцовой слезой падала с неба.

– Привет, милый.

– Привет, незнакомка.

– Получишь за «незнакомку»! Сильно занят?

– Глазею на приборы, отдаю ботам команды. Но сейчас временный штиль.

– Брод, я ни черта не смыслю в твоих Порталах.

– И не надо.

– Зато кое-что смыслю в кулинарии.

– Бобо, не принижай свои достоинства. «Кое-что» – это сказать «моросит» на ураганный ливень.

Она улыбается. Для этого не надо включать видеофон. Его девочка улыбается, и это прекрасно. Как тепло любимой ладони за секунду до прикосновения. Неизбежное, лимонно-рассветное.

– Сегодня я собираюсь разобраться с крабами.

– Где достала? – искреннее удивляется Брод.

– Сабина угостила. Ей кузен привёз.

– Это тот киборг-экспедитор?

– Ага.

– Крабы…

– И?

Брод улыбается, широко и неосознанно, забыв, что такой ответ она сейчас принять не может.

– Так что скажешь? – требует акустической реакции Бобо.

– Будет замечательно. Я прихвачу бутылку вина.

– Белого сухого.

– Выучил наизусть. Подними ночью и отправь за вином – на консоли продларька выбью шифр с закрытыми глазами.

– Лишний раз напомнить – не помешает. Прошлый раз ты принёс «Мартини». А до этого какую-то сладкую шипучку.

– А есть разница между «Мартини» и белым вином?

– Брод, получишь!

– Очень на это рассчитываю.

– Ай-ай! Где же романтика?

– Сдаю в начале смены.

– Я пожалуюсь твоему начальству.

– Этот старый хрыч с ума сойдёт от твоего голоса. Пожалей своего мужчину.

– Я подумаю.

– О. Это так великодушно, госпожа.

– Так тебя ждать к восьми?

– Непременно. Если вы разрешите поужинать с вами.

– Запрос принят. С удовольствием.

– Я люблю тебя, милая.

Секунду-другую Бобо молчит. Только импульсы непроизнесённых слов носятся по оптоволоконным каналам.

– Я должна тебе кое-что сказать…

– Не сейчас, милая. Давай дома.

– Хорошо.

– Я скоро буду.

– Жду. Крабы тоже.

– Звучит заманчиво. Но сначала я съем тебя.

Бобо смеётся.

Смена догорает последними минутами, и этот смех – будто ещё не прозвучавший сигнал зуммера об окончании рабочего дня. Брод улыбается в трубку. Умертвляет линию.

А потом всё заканчивается. Смена. Эпоха равновесия Земли. Жизнь. Мечты.

Слишком поздно для всего. Об этом кричат сирены над городом. Даже когда катера и парапланы Изгоев навсегда покидают небо над Байройт-Финстернис, чтобы испариться в проснувшихся гигаваттных лазерных лучах наземных батарей. Даже когда осколки последней бомбы намертво вплавляются в асфальт и разрушенные строения.

– Он проснулся? – спросил полковник Рум.

– Не совсем, – ответила женщина-врач. – Кратковременное повторное пробуждение.

– Выглядит неважно.

– Довольно сносно, после двух местных лет в том аду. Понадобилось лишь частичное обновление организма.

– Репарация клеток?

– Ни к чему. Есть невосстановимые изменения мозга, потеря многих сегментов памяти – но это, скорей всего, след «первобытной» криоконсервации.

– Вы подвергли его гипнодопросу?

– Да. Записи в нише. Но его сновидения частично заглушили, перекрыли полученную информацию.

– Он видел сны под гипнозом?

– Такое случается. При особо сильных воспоминаниях.

– Откуда он?

– С Земли.

– Бог мой, ты уверена? То есть, это его родина?

Врач склонилась над мужчиной на кровати, мазнула по сухим губам витаминной помадой, ввела в вену кубик синеватого раствора, после чего бросила шприц в ванночку со стерилизатором.

– Да, он там родился. Больше века назад по стандартному времени.

Какое-то время они слушали, как работает корабельная центрифуга, вкладывая смысл в такие понятия, как «верх» и «низ». Впитывали тяжёлое молчание космоса, царапающее обшивку.

Клипер «Ртуть» дрейфовал над Пурпурной Дланью, планетой, на которой разведывательная шлюпка подобрала мужчину. Тот даже успел спасти сержанта Марселлуса Клая от нападения кошмарной твари. Сосуна, как назвал её землянин.

Чья-то спасённая жизнь.

Очень облегчает контакт.

Как поручительство невызревшей смертью.

Марселлус понимает, что происходит, с небольшой задержкой. Как ответ ученика, которого подстёгивают меловые зарисовки учителя.

Сержант ступает с аппарели баркаса на планету. Приветствует поверхность толстой подошвой. И лишь спустя удар сердца замечает направляющий луч лазера левее своего плеча, струной протянувшийся за спину.

Остронаправленный пучок электронов высокой энергии вспарывает застоявшийся воздух. Марселлус наблюдает за происходящим с завороженностью престарелого дирижёра, у которого артрит украл руки. Автомат в его руках – всего лишь эмблема, рудимент.

Он видит стрелка – узелок на конце желтоватой нити лазера, и сразу – резкий бросок взгляда через плечо – нападающего монстра.

По каналу, созданному лучом, проскальзывает ещё один пучок частиц – и в теле огромной улитки, с которой словно содрали панцирь, образуется вторая дыра. Её моментально заволакивает бурая слизь. А следом неизвестный стрелок – спаситель! – поливает полудохлую тварь каскадным ливнем из лептонов. И где-то в оседающем месиве сержант метит взглядом ужасный бивень и что-то похожее на глаз.

За этим он наблюдает, распластавшись по каменистому грунту, по радиосвязи приказав учёным оставаться в шлюпке.

И когда мужчина выбирается из-за руин и идёт навстречу, Клай не берётся за гашетку автомата, он – вскидывает руку.

Машет. Благодарит.

История следующих двух недель – до того, как «Ртуть» завершит свою паломническую миссию на планете, и растворы криопротектора попадут в камеры, навязывая людям пустые сны на долгие годы полёта по выбранному маршруту – в основном история разговоров. Пинг-понг вопросами и ответами, невысказанными признаниями и просочившимися сквозь поры слов фактами.

Они рассматривали Брода – как ископаемое, человека в янтаре. Обскубанную ножницами пожухшую статейную вырезку со странной и невероятной человеческой судьбой. Он их – словно насмешку, клейкий подарок судьбы. Дополнительный рейс, подпёрший боком платформу ночного метро, – садись и не спрашивай о станции прибытия.