Проклятие зверя: 3 дочь, 13 невеста (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

От счастья оба не знали, как благодарить ведьму. А старуха отказалась от денег, власти, сокровищ разных, но прежде чем покинуть новоявленных родителей, напомнила:

— Не выходить тебе больше детей. Чрево слабо — и ты помрёшь, и ребёнок! — строго и вкрадчиво. Не страшила понапрасну — предостерегала, а как любого, кому помогла, и совет напоследок оставляла.

— А ежели понесу? — уточнила Карра, колыбели сыновей покачивая, да на старуху поглядывая.

— Пей зелье крепкое, — наставительно покивала лекарка, — оно поможет! Сделаешь, как велю, и жизнь будет у вас хорошая.

Поблагодарила Карра старуху, а во взгляде её не было радости — печаль застыла, словно знала бабка больше, чем говорила, но уже смирилась с тем.

Уже покидая дом Альфы, напомнила, кому они обязаны «Культу Проклятых», где была она в своё время одной из жриц. К богам плодородия, жизни и смерти взывала. Им клятву приносили, им обязаны сыновьями. И ежели нарушат они её — падёт на их род проклятие Зверя!

* * *

Семья крепла, дети росли, супруги клятвы не нарушали, да суть Зверя рвалась на свободу, сила Альфы шибко долго была нерастраченной, а другие молодые и борзые метили на место Родена. И ежели б не Карра, давно бы всех разметал на куски, да супружница мягко напоминала, что и без того в мире крови много льётся. А тут на как назло люди стали наглеть. Земли отвоёвывать, захватывать, Волколаков истреблять. Стая зароптала — самцы рвались в бой и были готовы отстаивать свой род. И Роден всё чаще о том мыслил. Но Серая Волчица не позволяла клятву нарушить.

Претило сидение на месте Родену и он всё чаще стал отлучаться по делам земель и кланов. И везде начинались волнения — предводитель каждого клана требовал свободы и своих территорий. Бурые, Белые, Серые да и своя стая, Чёрных, тихо гомонила, что ежели так пойдёт дальше — меж усобиц не миновать, да люд простой себя возомнит богами.

Умом всё понимал, нутро чувствовал, что рванёт скоро, но клятву, данную супруге не хотел нарушать. Потому топил горе в крепком зелье. И всё чаще брал Карру, даже ежели она отказывала и отбивалась, наутро грехи замаливал, винился… но дело повторялось, ровно до тех пор, покуда Серая волчица не сообщила, что вновь тяжела.

Сели они думу думать, что делать. Он убеждал, что избавиться надобно от плода, коль лекарка предостерегала. И супруга согласилась с ним, даже вызвала знахарку к себе, да в последний миг решение изменила — не смогла убить жизнь в себе. Против этого нутро её бунтовало.

Когда Роден узнал о том, рассвирепел не на шутку. Он страшился любимую потерять больше всего на свете. Себе изменял, сути своей. Ломался и гнулся, и всё, чтобы Карра была с ним и была счастлива!!!

Супруга в своей мягкой манере успокоила Альфу, пылко любила всю ночь, и конечно его Зверь затих, ведь каждой, даже самой лютой твари нужна пара. Так уж заложено природой — единожды познав ответ истинной пары, ни один Зверь не сможет отказаться от своей отраженной. Вот и Роден — хоть его суть и рвалась на свободу, но любимая умела её усмирить. Если бы не Карра — Альфа бы давно утопил землю в крови и доказал своё превосходство над остальными!

* * *

Никто не звал старуху, когда-то спасшую Серую волчицу, сама явилась, когда до родов уже было рукой подать. Не укоряла, не бранила, но окинув чуть располневшую, но от того не менее счастливую деву взглядом, заключила:

— Жить тебе недолго. Боги не прощают обмана.

— Но мы не обманывали! — воспротивилась Карра. — Боги сами даровали ещё дитя. Разве не они решают, кому быть, а кому нет?

— Вот и говорю… скоро, — кивнула печально лекарка. — Жаль только прихоть твоя нам всем горем обернётся, — и покинула дом Альфы.

Роден заподозрил неладное и приставил своего помощника следить за ведьмой. Не ушла бабка восвояси, в ближайшем селе остановилась, но к волколакам больше не приближалась. Словно ждала, что сами позовут.

И позвали… когда заплохела Карра. Всё ничего было, а с утра встать уж не смогла. Сыновья малые ещё были, просили мамку поиграть с ними, а она стонала лишь. Только Роден щенков выставил за дверь, тотчас зарычал на жену:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты что пугаешь меня и сыновей???

— Ничего, — едва шевелила губами супружница. — Нехорошо что-то… болит сильно.

Альфа дёрнул одеяло и взвыл раненным зверем. В крови было ложе!!!

Лекарка лишь покачала головой и напомнила, что нарушившие клятву, обязаны понести наказание, какими бы благими намерениями не оправдывались.

Роден пригрозил, ежели бабка любимую не спасёт, не жить ей. Старуха отмахнулась от него, как от шмеля жужжащего:

— Не страшай, свою смерть уж видала, и не боюсь её. Что начертано на роду — того не миновать… мне, — добавила устало. Отвернулась Альфы, кто уже меньше на человека походил, а всё больше на Зверя лютого, но не бросила Карру. Была с ней всё время: высиживала подле, ухаживала, бормотала какие-то заговоры… И начало казаться, что подымится любимая Родена, да не тут-то было. К ночи схватки начались, а через несколько часов, когда не смогла разродиться, лекарка нож запросила:

— Мать не спасти, так хот может дочь твою смогу у богов отвоевать, — потребовала, тяжко дыша, словно в загоне бегала.

Дал, что просила, а потом заметался в агонии Альфа, волосы на голове драл, рычал на всех, кто под руку попадался, и лекарку на куски растерзал, когда она в крови вышла с поникшей головой и сообщила:

— Ты прости, но дочь твоя уж была мертва…

Глава 2

Зверь ворвался в комнатку, где любимая была, и застыл перед ложем. Никогда его не отвращала кровь и мёртвая плоть, но от вида бездыханного тела Карры в кровавом месиве не то кишок, ни то вывернутого наизнанку чрева, рассудок его помутнел. Роден крушил, что попадалось, выл от горя, проклинал старую ведьму, умертвившую его пару, а потом упал обессиленный на колени перед ложем, уткнулся лбом в руку мёртвой жены и погрузился в боль свою.

Теперь Зверь сполна познал, что значило терять часть себя — ту, кто отразилась в нём, проросла в его сердце, заполнила душу, а теперь… Сердце умирало, душа была разодрана в клочья… и мысли лишь к мести лютой сводились.

Долго не выходил. Всяк страшился нарушить покой Альфы, но когда уж погребальный ритуал было необходимо совершить, дабы душа Карры смогла найти своё место в другой жизни, близкий Альфе волколак — Тагой, решился заглянуть.

Напомнил о кострище, о том, что пора выходить, а не то стая волноваться начнёт. И Альфа дозволил готовить место. Сам любимую отнёс и запалил сам.

Многочисленное племя заполонило площадь. Все прощались с мудрой супругой Альфы. Почти не видел никого Роден, скользил пустым взглядом по головам и лицам, а мысли его занимала лишь боль и жажда расквитаться с «Культом проклятых».

Пока языки пламени облизывали хворост и сучья, помост с любимой в сознание врезался голос одного из приближённых волколаков:

— А где щенок? — тихий, но именно этот вопрос заставил очнуться от душевного пекла. — И вторая повитуха… — Альфа на миг завис, соображая, почему он упустил этот момент.

— Сбежала, поди, — отозвался другой голос и тут молния протрезвления в голову ударила:

— Найти и привести! — Альфа рыкнул так громко, что стая пошатнулась от властности его голоса. Родену даже не пришлось пояснить кого. Троица болтливых волколаков, едва вошедших в пору взрослой жизни, кто вот-вот должен будет познать свой первый в жизни брачный гон, а потом и вкусить плоти врагов на войне, метнулась прочь, испуганными псами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Больше ни слова не сказал Альфа. Терпеливо ждал окончания ритуала.

— Нашли, нашли… нашли… — по рядам волколаков, кто под стать вожаку выстаивал подле кострища, не смея уйти без дозволения, летело-шелестело с нарастанием, пока не достигло Родена.

— Сюда её! — бросил приказ.