Наследник - Марк Арен

II, нет перелома ноги и, как следствие, костной мозоли, обеспечивающей, как указано выше, «срастание переломов костными структурами при нарушении целости кости в случаях трещин, переломов».

Дальше лучше или хуже, кому как. Дело в том, что в бескрайних просторах Интернета я набрел на свидетельства, что кайзер Германии Вильгельм II хлопотал по поводу спасения своей двоюродной сестры, Александры Федоровны, супруги Николая II. Скажу более, 22 октября 1918 года, по приказу Вильгельма II и канцлера Макса Баденского из тюрьмы был освобожден Карл Либкнехт. Был выпущен также Иогихес – другой спартаковец польского происхождения. Совпадение? Или первый обмен заложниками в истории отношений Запада и Востока? Во всяком случае, точно известно, что летом в Берлине представители большевистской власти Карл Радек и Адольф Иоффе предложили в обмен на свободу императрицы и ее дочерей выпустить арестованных кайзером «крайне левых». При этом Радек заверил немцев, что императрица и дочери находятся в безопасности.

А этому предшествовало заключение мирного договора между Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией с одной стороны и Россией – с другой. Поработав какое-то время в Германии, не понаслышке зная об «орднунге» и понимая, что если на переговорах обсуждалась судьба семьи Николая II, то об этом что-то должно быть указано в договоре, я перелопатил его вдоль и поперек, но тщетно. А в то время я работал над докторской и часто встречался с проректором Московской государственной юридической академии Сергеем Кашкиным, тем паче что у него тогда училась моя жена.

И как-то раз он свел нас с ректором академии Олегом Кутафиным. Слово за слово и только я обмолвился о Брест-Литовском договоре в контексте судьбы царской семьи, как Кутафин, наморщив лоб и задумавшись, сообщил, что при заключении Брест-Литовского договора 1918 года германская сторона добилась согласия советской стороны предоставить возможность выезда из России не только военнопленным и другим подданным Германии, жившим на ее территории, но и потомкам бывших немецких эмигрантов!

Во мне сразу проснулся научный работник. Покопавшись в библиографии диссертаций по праву раннего советского периода, я нашел ссылку на подписанный в Брест-Литовске Русско-Германский дополнительный договор к Мирному договору. Он содержал специальную главу № 6 под названием «Забота о реэмигрантах», ст. 21 которой давала гражданам договаривающихся сторон, «которые сами или их предки являются выходцами из территории противной стороны», право возвращения на родину[4]. А ведь ни с одной из других договаривающихся сторон – Австро-Венгрией, Болгарией или Турцией – такого соглашения подписано не было.

Я оказался прав. Орднунг есть орднунг. Возможно, немцы не изменили себе, даже имея дело с временными, как всем тогда казалось, большевиками, создав для себя, для них и для царской семьи юридическое основание для их эмиграции.

Что дальше? А дальше, со слов Роберта Вильтона, давнишнего корреспондента «Таймс» в Петрограде, с секретной миссией вызволения из Тобольска царской семьи туда особым комиссаром за скрепою секретаря ЦИК армянина Аванесова был отправлен Василий Васильевич Яковлев, который какое-то время жил в Берлине. В романе он фигурирует также как «товарищ Антон». Долгое время этот человек оставался загадкой. Вокруг его имени рождались легенды. О нем писали и как о боевике, соратнике Сталина и Камо, и как о таинственном суперагенте разных спецслужб. Доктор исторических наук Генрих Иоффе был одним из немногих, кто долго шел по его следам. И однажды в его квартире раздался телефонный звонок от дочери того человека, сведения о котором он разыскивал. Привезенные ею документы хранятся в Государственном архиве РФ.

Настоящее имя этого таинственного человека – Константин Мячин, член партии большевиков с 1905 года. Один из руководителей уральских большевистских боевиков-экспроприаторов, главной целью которых был захват крупных сумм денег для нужд партии. Без убитых и раненых такие дела не обходились. В 1908 и 1909 годах участвовал в экспроприациях на станции Миасс, о чем Максим Горький поведал в романе «Жизнь Клима Самгина». Затем под именем Василия Яковлева выехал за границу.

В Россию его вернула Февральская революция. Активный участник восстания против Временного правительства, Костя Мячин, пока Ленин отсиживался на квартире, верхом на пушке подъехав к телеграфу, стал первым комиссаром телефонных и телеграфных станций, а затем и одним из первых членов ВЧК[5].

Весной 1918 года Яковлев вновь в Петрограде – доставил в голодающий город поезд с хлебом. В конце марта его вызывает Яков Свердлов и поручает вывезти царскую семью из Тобольска в Екатеринбург.

Колчаковский следователь Н. Соколов, руководивший расследованием по делу царской семьи, в одной из своих записей от 28 января 1921 года указал: «Все факты в поведении Яковлева, установленные следствием, определенно свидетельствуют о попытке увоза государя Императора за Екатеринбург, а вовсе не представляют простую попытку перевоза его из Тобольска в Екатеринбург». В другом месте Соколов отметил, что Яковлев при этом «выполнял возложенное на него поручение». Чье? Соколов полагал, что, скорее всего, немцев[6].

Давнишняя связь Мячина-Яковлева со Сталиным, как соратником по боевой тройке, куда кроме них входил и друг детства Сталина Камо позволила взглянуть на миссию, связанную с царской семьей, сквозь призму еще одной тайны, на сей раз связанной с рождением отца всех народов.

По официальной версии, отец Сталина – сапожник Джугашвили, а по преданию – знаменитый путешественник Пржевальский, который в 1878–1879 годах жил в Гори, где, верный своей привычке, вел дневник. В годы правления Сталина из архива Пржевальского исчез весь этот период. Но в расходной книге за 1880–1881 годы по недосмотру цензора остались отметки об отсылке Пржевальским денег матери Сталина на содержание их общего сына Иосифа[7].

А для того, чтобы понять, при чем же тут Пржевальский, обратимся еще к одному преданию: «Однажды бывший начальник пресс-службы великого князя Николая Алексеевича Романова-Дальского в беседе с журналистами сказал, что его всегда поражало в Сталине умение достойно держаться на встречах и переговорах самого высокого уровня. И, помолчав, добавил: «Впрочем, чему же тут удивляться. Как ни крути, а у него были веские права на русский престол. Его отцом был Пржевальский. Спросите, каким образом соотносятся Пржевальский и русский престол? Да самым обыкновенным – Николай Пржевальский – внебрачный сын императора Александра II»[8].

Известно, что в 1837 году великий князь Александр Николаевич отправился путешествовать по России. В Смоленске ему представили местную красавицу Елену Каретникову, и между ними вспыхнул роман. Вскоре будущий царь уехал, а Елена Алексеевна вышла замуж за небогатого помещика Михаила Кузьмича Пржевальского. А ведь шансов стать ее мужем у Пржевальского не было: он был некрасив, беден и стар, и отец невесты,