Наследник - Марк Арен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расставаясь, они договорились на следующий день отправиться всем вместе в Рождествено. Там, в усадьбе Набокова, была выставлена самая большая коллекция ученических работ Федора Васильева. Чтобы не тратить время на лишние переезды, Катя решила заночевать у сестры. Живя в одном городе и даже в одном районе, они редко встречались в последнее время. И поэтому, оказавшись вдвоем, всю ночь проболтали на кухне. Говорили обо всем. Но только к концу разговора Даша, как бы невзначай, спросила:
– Он женат?
– Кто? – сделала вид, что не понимает, Катя.
– Не прикидывайся, – взглянув на сестру, сказала Даша.
– А зачем мне знать? – отмахнулась Катя.
– Он влюблен в тебя, – накрыв рукою Катину ладонь, сказала Даша, – я это вижу. Смотри, не обожгись. Потому как на сей раз тебе нравится это. Нравится не потому, что в тебя влюблены. О нет, это было бы для тебя слишком просто. А потому, что в тебя влюбился именно он. Не Пашка Мельников, не Деев, не Андрей. А Майкл. Да Господи, о чем я говорю. Ты не поверишь, но за эту пару дней у тебя изменились глаза.
Катя удивленно посмотрела на сестру.
– Да, да, – тебе это просто не видно. И я знаю, почему это так. Потому, что он тот, кто тебе нужен. Именно это написано в твоих глазах. Возможно, умом ты этого пока не поняла. Но душой уже знаешь. А глаза – это зеркало. Говорят же, что цена настоящего мужчины проявляется в спокойствии в глазах его женщины. Вот они, наконец, у тебя успокоились. Значит, это твой мужчина.
– А раньше какие были мои глаза? – спросила ее Катя.
– Как у потерянной собаки, – глядя почему-то в сторону, глухо ответила Даша и тут же продолжила: – Но это лирика! Будь бдительна и осторожна и, главное, не обожгись!
– Не бойся, не обожгусь, – ответила Катя. – А обожгусь, согреюсь.
Даша удивленно взглянула на сестру. Такой ее она видела впервые.
Утром Майкл с Андреем заехали за ними на арендованном стареньком джипе. Как обычно, когда девушки выезжали за город, за ними увязалась охрана. Когда они отъехали от дома, Майкл глянул в зеркало и сказал:
– Кажется, за нами «хвост».
– Следят, но не за нами, – ответила Катя, – а за тем, чтобы с нами чего не случилось.
– В России телохранители есть даже у профессоров и художниц? – подняв брови, спросил Майкл, прибавив газу. Поминутно косясь в сторону навигатора, он довольно уверенно выбрался из центра. Андрей, сидя рядом с ним, вертел головой, словно ребенок, впервые попавший в большой город. И все спрашивал, поворачиваясь к Даше: «А это что за дом? Модерн? Неужели новодел? Но вот это здание, это же точно модерн? Как, тоже переделка?» А она рассказывала, как были загублены все памятники архитектуры, от которых остались только фасады, да и те изрядно обновленные.
Промчавшись по шоссе, джип сбросил скорость и плавно покатился к посту ГАИ, стоящему на городской границе. И здесь идущий у них по пятам «гелендваген» ушел в отрыв. Майкл тут же дал по газам, но Катя коснулась его плеча:
– Не надо. Они знают, что делают.
Проехав мимо поста, они поехали по шоссе, то разгоняясь на ровных участках, то снижая скорость там, где дорожное полотно было разбито, словно после обстрела. За сугробами на обочинах чернели голые деревья с обрезанными ветками. Вид за окнами был угрюмым, неприветливым. Наверно, чтобы сгладить впечатление, Даша принялась рассказывать, как красиво выглядят окрестности Петербурга весной, а еще лучше – осенью. Особенно карельское направление с сопками и озерами.
В Рождествено Майкл вышел из машины, счастливо улыбаясь.
– Хорошо-то как! – глубоко вздохнув, сказал он и, разведя руки, словно желая обнять все, что их окружало: и укрытую снежным покрывалом равнину, и вековые сосны подле старинной церкви, и нарядный голубой особняк с белыми колоннами, возвышающийся на холме за речкой, и саму речку, застывшую среди белых обрывов, продолжил:
Иду к тебе. Другого нет пути,
Как по заснеженной равнине
Идти к тебе. Чтоб душу обрести,
Достигнув жизни середину.
Мороз легко всю речку взял в полон,
Пройду по льду на берег правый,
Отмерю до земли поклон
Церквушке в соснах одноглавой.
Имен не счесть, кто был тебя родней
И тех, кто кончил жизнь на плахе
Во тьме веков. Ведь счет ведешь от дней
И славы внуков Мономаха.
За восемь с половиной сотен лет
Вода вскипела и остыла,
Но помнишь ты принявших смерть
От лютой конницы Батыя.
Терпеть и ждать, что день прогонит ночь.
Век позади, его сменяет новый.
Нам помогал несчастья превозмочь
Лик Господа, написанный Рублевым.
Иду к тебе. Другого нет пути.
На сердце робкая надежда.
Чтоб не пропасть, чтоб душу обрести,
Я на коленях, каюсь, грешный.
– Потрясающе! – сказала Катя. – Ваши?
– Куда мне, – вздохнув, ответил Майкл, – Николая Петрова.
– Пианиста? – удивилась Катя.
– Нет, – покачал он головой, – банкира.
– Банкира?! – поразилась Катя.
Катя и сама любила это место, и ее почему-то не удивило, что Рождествено так приглянулось и Майклу, словно так оно и должно было быть.
– Чистый! А ведь уже весной пахнет. Господи, как здесь хорошо… – блаженно улыбаясь, сказал Майкл, пригоршней зачерпнув и поднеся к лицу снег.
– Да, здесь хорошо, – ответила Катя, взяв его под руку, чтобы спуститься к речке. И ей на самом деле было хорошо. По-настоящему хорошо, не так, как часто бывает у всех и у каждого по поводу какого-то события или какой-то удачи, но потом проходит, не оставив за собой и следа, а хорошо так, что кажется будто это навеки. И только одно смущало ей душу; она понимала, что ей хорошо оттого, что он – рядом. И понимая это, еще и еще раз попросила себя держаться от него подальше. Как можно подальше… Но то было похоже на глас вопиющего в пустыне…
Прошло несколько дней. Они продолжали встречаться и дальше. Если у Кати не было занятий, то днем они ходили по музеям и