Харьковская тетрадь. Стихи 2011–2016 гг. - Ольга Краузе

За курганом

Белые лилии в черной запруде затона,Там, возле устья реки, за широкой косой.Тихо качаются в ночь от подводного звонаХрамов затопленных, а на горе колесо

Мерно скрипит или это варган мой гундосит,Дудка шаманская и скоморошья свирель.Или от ветра шумят, созревая колосья,Неумолимая домры печальная трель.

Там, где курганы, седые ковыльные степи,Станции с бабками, спелый черешневый духОтматерится душа и уймется, и стерпит,Выю подставит и снова впряжется за двух.

Вот она, вся нараспашку, двужильна, всесильнаРусо-калмыцко-татаро-башкирская мать.Ведьмою, белой русалкой плутает меж лилийМне б изловчиться и взгляд ее жгучий поймать.

Мне бы хоть каплю того первородного духа,Что сквозь века сохранилась от всадниц лихих.Издалека узнаю я, по смеху, со слухаЗвонкую южно-уральскую вольницу в них.

Мудрец

Мудрец, что нажил ты своим умом?В богатом убранстве, в коврах роскошный дом?Набитый золотом сундук? Высокий чин?Мудрец, чему ты можешь научить?

– Мой дом – дорога, а богатство – целый Мир.Мой чин – бродяга вольный я. Никтоне позавидует. Оторванный листокот дерева под ветром и дождем.От самого рожденья мы идемпутями разными. Вот мудрости секрет:Как ни старайся, а в гробу карманов нет.Не нужен там ни золотой, ни медный грош.Все, что ты здесь усердно наживешь,посеяв меж наследников раздор,все шелуха, бездушный хлам и сор.

Останется лишь память о тебе,тебе самом и то, каким ты был:Как жил, с кем пил, с кем хлеб и кров делил,кому помог, кого за что простил,какую роль сыграл в чужой судьбе,останется лишь память о тебе.

Шут

Забавный и чертовски милый,наивный, странный арлекин.О как печален ты без грима,как плачешь ты, когда один.

В твоей каморке скудный ужин.Дождь по карнизу болеровыстукивает, будто служитв оркестре бубном. В рюмке ром

последней каплей не утешит,но может в сердце боль уймет.Ведь ты давным-давно безгрешен.Да разве ж публика поймет?

Кому сегодня интересно,что ты усталый и больной?Ты должен петь смешные песни.Раз ты артист – иди и пой.

Пошире нарисуй ухмылкуи вытри мокрые глаза.Колпак, бубенчик на затылке…И покажи им голый зад.

Пусть будет публика в экстазе.Они пришли сюда за тем.Художник ярких безобразий,ты не себя при всех раздел.

Под громкий смех, при ярком свететы душу в панцирь заковал.А зритель даже не заметил,как сам сегодня низко пал.

Ретро

В немом кино столетней давности,в банальной сцене о любви,ты этот кадр останови,где наш герой уже почти достиг

момента, когда плачут зрители.Вернее, плакали тогда.Сегодня это ерунда.И несогласные родители

уже прервать не смогут ходромана или просто повести.А эти угрызенья совестинаш зритель вовсе не поймет.

В такой переоценке ценностейнаивен классик и смешон.Чего сказать хотел здесь он,дойдя до нашей современности?

И почему, в минуты слабости,когда я выхода не знаю —все время кадры вспоминаюиз фильма той столетней давности?

Толкование

Я постучала. В ответ – открыто.Открыто – не заперто. Я вошла.Старуха, гундося под нос сердитоворча, из печи выгребала шлак.

Строчил пулеметом на тумбе Zinger,чтоб в нужную вещь превратилась дрянь.Над печкою шторка на толстой резинке,на тусклом, немытом окне герань.

Ну, здравствуй! – кивнул мне старик, не вставая,не переставая крутить колесо.– Да, вот пришла я узнать, что не знаю.Пусть баба твоя растолкует мой сон.

– Зачем в толковании сна ты ищешьответы? не проще ли дальше спать?А впрочем, для нас-то, убогих и нищих,твое желание благодать.

И вот разложила старуха карты,а там шестерка, туз и валет.Опять проводник прокричал и куда-топропали карты. Седой рассвет

забрезжил. И снова я не узналачто означала во сне змея.И снова поезд на три вокзалаиз Петербурга довез меня.

Мечусь между белой и черной ночью.Душа заплутала в кибитке стылой,где печь выскребают и Zinger строчитиз крайней, заросшей бурьяном могилы.

О дружбе

А когда было проще? Да когда-то было.Упустила я тот момент, упустила.

Распылила силы в гульбе с друзьями.Ну и где они? Кто не здесь, кто в яме,

кто на дне таком, что мороз по коже,кто уже не друг. Даже не похоже,

что когда-то был самым верным другом,а сегодня мимо, и не то, чтоб руку

протянуть – кивнуть, подмигнуть не сможет.И ему я больше не подруга тоже.

Нас ломала доля, нас меняло время.В сердце нет досады. В дружеской измене

кроется знаменье нынешней эпохи.Память прошлой жизни собирает крохи,

чтоб опохмелиться от того весельядружного, шального, пьяного безделья.

Дама

Эта дама с собачкой нечеховского разливав нашей рюмочной ошиваетсяпостоянно.И в стакане ее портвейн не кончается —дама пьет красиво,по глоточку-капельке, не спеша.Далеко не свежая,но по своему хороша.Даже последний пьяницапри ней материться не смеет.Все пытаютсяумные разговоры вестипро артистов кино, а еще стихией читают разные.Вы мне не верите?И напрасно.

Вы зайдите сами сюда под вечер.Здесь, в дыму забвения душу лечати свою беспомощность утешаютбывшие полковники,герои-любовники…Жизнь большаято ли была, то ли мимо прошла.А собачка? А что собачка —маленькая сучка непонятной породы,скромно угощается колбасной шкуркой,загадочно молчит, как и ее хозяйка.

Правда, злые языки пустили коварный слух,будто дама отродясь глухонемаяи пол жизни провела в городском дурдоме.Но буфетчица Тоняутверждает, что если бы не эта дама,у нас бы давно был шалман и притон.А так, приличное заведение.

Коля

Мы говорим не то, что думаем,думаем не то, что подразумеваем,а делаем, как прикажут,а не то, что хотели бы делать.Так уж устроен мир нормальных людей.Вот, и кто тем укладом доволен?

Но живет во дворе у нас Коля —тихий такой дурачок.Верит каждому слову буквально,улыбается ни о чем,со всеми здоровается за руку.Руки его теплые, мягкие. Натуральнопереживает за всех.Обидеть такого паскудный грех.И мы уж, как можемпри нем хорошими быть стараемся,чтобы Коля зря не расстраивался.

А Коля опять заболел —врожденный порок сердца,слабый иммунитет и другиесопутствующие диагнозы.Его мама, дворничиха Егоровнаумаялась с ним вконец.И мы притихли.Страшно Колю-то потерять.Ходим на цыпочках, шепчемся:«Вы слышали? – Коля-то болен.»Куда нам, таким, без Коли?Как бы не скурвиться окончательно…

Подстилка

Ни платочка, ни колечка,ни цветочка за любовьвышел утром, отряхнулся,как в уборную сходил.

Ну, не принц и не на белом,и совсем не на коне.Просто так, с тобою путался,в замужество не звал.

Васькиной тебя подстилкоюсчитали за глаза.А когда ты окочуриласьна фабрике своей,

Васька взял, да и повесилсяв сарае, в том углу,где впервой тебя, по пьяне,грубой силой завалил.

Камень

Нервы на грани, когда под ногамигромко и грузно хрустит серый гравий.

Ты, хоть ослепни, старанья напрасны —гравий тот серый, он серый, не красный.

Серый подходит всему полумерой.В разных цветах сочетается серый.

Только душе моей ближе, сроднитемно-бордовый и красный гранит,

с черным вкрапленьем, почти однородный.я выбираю камень надгробный,

где остается только отметитьимя и даты рожденья и смерти.

И пробудиться от содроганья,чтоб не узнать – для кого этот камень.

Тёмная лошадка