Место встречи - Левантия - Варвара Шутова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сама того не замечая, Арина шла маршрутами своей жизни. От дома — до школьного здания красного кирпича. Мимо пустыря, где Аринины одноклассники встречались в футбольных матчах и просто потасовках с учениками соседней школы для особо одаренных детей.
Одаренные были странненькие — в черной форме дореволюционного образца, даже в фуражках и с пряжками на ремнях. То и дело употребляли какие-то странные словечки. Вообще держались как-то отстраненно, общались больше друг с другом, но видно было, что не задаются.
Хотелось познакомиться с ними поближе, но дружить с одаренными считалось ниже достоинства.
Сейчас школьное здание было почти цело, но пусто — ни одного не треснувшего стекла, в нескольких оконных проемах следы пожара.
А вот здание Медицинского института не пострадало совсем. Даже студенты и абитуриенты все так же кучковались на ступенях главного входа, сидели с книгами вокруг фонтана в скверике неподалеку, хлопали огромными, как не для человека сделанными, дверями.
Правда, казалось, что война не тронула институт потому, что тот просочился в собственное прошлое, в те времена, когда он был первым в России женским медицинским институтом, а мама Арины — студенткой. Ни среди ошалевших первокурсников, пытающихся зазубрить латинские названия костей, ни среди мудро улыбающихся старших, чувствующих себя корифеями медицины, парней не было. Может, двое или трое на всю пеструю компанию.
Арина мимолетом подумала об этом — и сразу забыла, снова сосредоточилась на пыли левантийских улиц под ногами. Улицы шли, не останавливаясь, мимо больницы, где работала Арина после института, мимо аптеки, где работала мама, мимо клиники отца. Мимо здания школы милиции, теперь полуразрушенного, мимо Северного порта, мимо стадиона, мимо оперного театра, мимо цирка. И наконец остановились у ограды Южного кладбища.
Кладбище это было любимым местом детских прогулок Арины. Бабушка Фаина, когда ей выпадало погулять с любимой внучкой, надевала нитяные перчатки, соломенную шляпку
с выгоревшими синими цветами, брала Арину за руку — и вела ее сюда. Перед оградой всегда спрашивала: «К кому пойдем?». Арина помнила: к папиным родственникам Качинским — налево, к маминым Палеям — направо, а к дальним предкам Шершеверам и Крифуксам — через мостик, на старую территорию.
Позже, когда бабушка уже сама лежала справа от входа, Арина ходила сюда одна. Хорошее место, чтобы подумать, помечтать — и не бояться быть в самый неподходящий момент выдернутой из своих мыслей.
И родители были довольны, что заботу об участках Арина взяла на себя.
В тридцать девятом, после особо снежной зимы, старое надгробье Качинских треснуло, Арина сама заказала новое. Оно было больше предыдущего, и, когда его устанавливали, Арина поняла, что туда поместятся еще три строки: Павел Качинский, Виктория Качинская, а когда-нибудь — и Арина Качинская. Она представляла, как после смерти окажется за огромным круглым столом с плюшевой скатертью, среди знакомых бабушек и дедушек, смутно припоминаемых прабабок и прадедов …
Тогда Арину поразило, как же так получилось, что из всего огромного семейства остались только они трое.
А теперь она была одна. И те две строчки на камне, предназначенные маме и папе (какой злой и глупой казалась ей эта тогдашняя мысль), — вряд ли удастся заполнить. Хотя… надо навести справки. Должен же остаться какой-то архив. Может, получится выяснить, где они, договориться об эксгумации, переносе. Ну, или надо хотя бы просто подписать имена.
Плюс надо восстановить документы на участок. Пригодятся.
От того, что боль превратилась в почти четкий план, стало немного легче. Арина еще немного постояла у ограды и пошла направо, к Палеям.
Путь она помнила наизусть, пофамильно. Бабушка учила ее читать по фамилиям на надгробиях, не делая различия между русским, украинским, польским и идишем. Есть буквы — будь любезна прочесть. И считать учила. Кто сколько прожил, сколько лет было матери, когда родился сын, теперь лежащий рядом с ней. Сколько лет было сыну, когда умерла мать. Простая арифметика человеческих жизней.
Но и кладбище в той Левантии, куда по ошибке завез Арину поезд, было не такое, как в настоящем мире, откуда она уехала пять лет назад.
Аккуратненькие участки с пухлыми рыдающими девицами из мрамора, опущенными воинскими знаменами, нелепыми склепами, напоминающими комоды, крестами, полумесяцами, могендовидами и пятиконечными звездами теперь пребывали в руинах. Как будто злой и пьяный великан порезвился на тихом Южном кладбище, раскидывая надгробные камни, разбивая их один об другой, круша и руша все на своем пути.
Не было больше в мире памяти об Ольховых и Мозулях, о Кнопах и Морозовских,
o Бруштейнах и Ратушинских. И, конечно, не было ни Качинских, ни Палеев, ни Крифуксов с Шершеверами.
Под ноги Арине попался маленький кусок светлой плиты с выбитыми на ней двойкой
и тройкой. «Аркадий Гордашник, 1820–1823» — автоматически вспомнила Арина эту плиту, мимо которой проходила, наверное, сотни раз. Внизу камня была вырезана лошадка-качалка.
Арина вспомнила, как бабушка Фаня рассказывала, что старость — это когда мир вроде бы не изменился, но все равно стал абсолютно чужим. Новые вывески на старых магазинах, новые люди в старых домах, новая музыка, новые моды… И среди всего этого для тебя нет места. Арина поняла, что за полдня в Левантии она постарела лет на сто.
УГРО
Что ж. Если в новой Левантии для Арины нет места, ну и пожалуйста. Арина вскинула голову.
Раньше она так убирала челку со лба. Теперь короткий ежик волос не требовал даже расчески, но привычка гордо вскидывать голову, когда весь мир против тебя, осталась.
Даже разреветься не выходило. Папа говорил, что когда все плохо, надо думать не о том, чего у тебя нет, а о том, что у тебя есть. Арина задумалась. Страшно, что папа с мамой тоже теперь в разделе «нет». А есть… Есть живая и вполне здоровая Арина, есть апрельское солнце, есть… Есть работа, наверное. Привычное лекарство от любой боли.
Мир большой. Можно жить где угодно — хоть на севере (тут Арина поежилась), хоть на юге. Вон, говорили, в новом нашем городе Кенигсберге нужны люди, а в милицию — особенно. Вернуться на вокзал, взять билет — и на всех парах в новую жизнь.
Впрочем, было в Левантии место, которое, обойдя весь город вдоль и поперек, Арина тщательно обходила. Потому что была надежда, что там ее
