История ордена тамплиеров (La Vie des Templiers) - Марион Мелвиль

Дружба Бернара и Тибо была горячей и прочной; тем не менее она не помешала последнему покровительствовать Пьеру Абеляру.{5} Но граф Шампанский был весьма могущественным правителем со сложным характером, не вполне понятным простым монахам Клерво, которые говорили о нем в «Житии святого Бернара» со смесью робости и снисхождения, как если бы превозносили кротость льва.

Этих четырех человек — Бернара, Этьена, Тибо и Жана — можно представить олицетворением четырех сторон облика нового ордена: Бернар — дух аскетичный и мистический; Этьен — умеренная дисциплина и братская жизнь; Тибо — куртуазные рыцарские добродетели. А Жан в самом начале пути позволяет разглядеть призрак трагедии, которой завершится история тамплиеров.

Чтобы лучше понять, каким нуждам отвечал этот новый рыцарский орден и ради чего в день святителя Илария 1128 г. собрался Собор в Труа, следовало бы повернуть вспять — от дорог Франции и Бургундии к Святому Граду Иерусалиму — и бросить взгляд на Латинское королевство крестоносцев. Первый крестовый поход, провозглашенный Урбаном II, двинулся на Ближний Восток в 1096 г. Поначалу это был стремительный поток паломников, невооруженных и недисциплинированных, поднятых энтузиазмом их предводителя Петра Пустынника. Отправившись дорогами Венгрии и Византии, они самым плачевным образом погибли на берегах Босфора. За беспорядочной толпой следовала армия крестоносцев, прибывших из Франции и Фландрии во главе с Готфридом Бульонским и его братом Бодуэном (Балдуином). По дороге к ним присоединились и другие крупные феодалы: Роберт Нормандский и Роберт Фландрский; Раймунд де Сен-Жиль, двинувшийся из Тулузы со своими провансальцами; Боэмунд и его племянник Танкред, которые возглавили своих сицилийских и апулийских норманнов. После длительных переговоров с византийским императором крестоносное войско прошло через Константинополь, пересекло Малую Азию, осадило Антиохию и в июле 1099 г. приступом взяло Иерусалим.

Готфрид Бульонский отказался от королевской короны, приняв скромный титул «Защитника Гроба Господня». Но после смерти Готфрида в 1100 г. брат Балдуин наследовал ему как король Иерусалимский и управлял делами королевства с великим мужеством и умом. В последнем 1118 г. его правления. Восточное королевство еще ограничивалось узкой полосой земли, протянувшейся по побережью от Антиохии до Яффы. Оно расширялось на севере, образуя графство Эдессу, в то время как на крайнем юге, по ту сторону Мертвого моря, подобно наконечнику копья в Египет врезался замок Монреаль — цитадель Заиорданской сеньории; прибрежные же города Аскалон и Газа оставались в руках каирских сарацин. Толпами прибывали паломники и арендаторы-колонисты, привлеченные ловкой политикой Балдуина I. Приведем еще раз известный пассаж его капеллана Фульхерия Шартрского:

Посмотрите и поразмыслите про себя, каким образом в наше время Бог перенес Запад на Восток; мы, жители Запада, стали жителями Востока; тот, кто был римлянином или франком, превратился здесь в галилеянина или обитателя Палестины; тот, кто проживал в Реймсе или Шартре, видит себя горожанином из Тира или Антиохии. Мы уже позабыли свое место рождения, оно уже неизвестно многим из нас, или, по крайней мере, мы не получаем больше оттуда вестей. Одни из нас уже владеют в этой стране домами и слугами, которых обрели по наследственному праву; другие женились на женщинах, не являющихся их соотечественницами, — сириянках, армянках или даже сарацинках, принявших благодать крещения; у третьих есть среди местных либо зять, либо невестка, либо тесть, либо пасынок; последние окружены своими племянниками или даже внучатыми племянниками; один выращивает виноград, другой возделывает поля; они говорят на разных языках, но все достигли уже взаимопонимания. Самые разнообразные местные наречия становятся теперь общими для той или иной нации, а доверие сближает самые отдаленные расы. И впрямь, как написано, «лев и бык едят из одних яслей». Чужеземец теперь оказывается местным, паломник становится жителем; изо дня в день прибывают сюда наши родные и близкие, чтобы присоединиться к нам, покидая свое имущество, коим они владели на Западе. Тех, кто были бедными в своей стране, Бог сделал богатыми; те, у кого было лишь немного экю, владеют здесь бессчетным числом византийских монет; тем, кто только арендовал землю, Бог даровал здесь город. К чему возвращаться на Запад тому, кто обрел столь благословенный Восток?[15]

Однако, несмотря на наплыв нового населения, нехватка воинов чувствовалась всерьез. Многие из ветеранов первого крестового похода умерли или состарились, некоторые возвратились в Европу. Поражение посланного для подкрепления и рассеянного в 1101 г. крестового похода лишило Палестину ста тысяч иммигрантов, убитых или плененных в Анатолии.[16]

И в то время, как все на свете сословия, богатые и бедные, девушки и юноши, старики и дети торопились к Иерусалиму, дабы посетить святые места, разбойники и воры наводнили дороги и захватывали паломников, грабя великое множество и убивая многих из них.[17]

Именно покровительству этих путешественников посвятил себя около 1118 г. некий шампанский рыцарь по имени Гуго де Пейен. Об этой личности мы почти ничего не знаем, кроме того, что Гуго был уже немолод. Но во многом он должен был походить на идеал — благородного «Защитника Гроба Господня», будучи, как и тот, доблестным, набожным, исполненным великого простодушия. По преданию, с маленькой группой соратников, чьи имена история даже не сохранила полностью, он посвятил себя служению паломникам. Эти «Бедные рыцари Христа» могли бы пребывать в безвестности, если бы к 1126 г. не приняли в качестве собрата графа Гуго Шампанского. Он стал крестоносцем отчасти из сострадания, отчасти с досады — после того, как лишил сына наследства и передал свои земли племяннику Тибо де Бри (на Соборе присутствовавшему уже как граф Шампанский). Св. Бернар, получивший от графа Гуго земли Клерво, чтобы основать там свой монастырь, поздравил его в письме, где выразил и свое разочарование тем, что обитель не получила такого брата:

Раз Божьим промыслом ты создан графом, рыцарем, создан богатым, то мы, бедные, приветствуем тебя в твоем преуспеянии, поскольку оно праведно, и славим в тебе Бога, зная, что эта перемена сотворена справедливой рукой Господа. Впрочем, признаюсь, что нам не снести терпеливо того, что лишаемся мы, не знаю, каким судом Божиим, твоего радостного присутствия, если хотя бы время от времени мы не будем видеться, ежели сие возможно и чего мы желаем более всего. Что мне еще сказать? Сможем ли мы забыть старую дружбу и благодеяния, кои ты так щедро расточал нашей обители? Пусть за любовь, с которой ты это совершил, Богу будет угодно на веки вечные не предавать сие забвению. Ибо сами мы, исполненные всевозможной благодарности, сохраним в памяти воспоминание о твоем великодушии, а если нам позволено будет, явим его и своими делами. С какой радостью ухаживали бы мы за твоим телом, душой и умом, если бы нам было дано жить вместе. Но раз это не так, мы всегда будем молиться за того, кого не можем иметь среди нас.[18]

Гуго Шампанский не покидал больше Святую Землю, где и умер в 1130 г., но вполне можно полагать, что именно он послужил связующим звеном между Гуго де Пейеном и св. Бернаром. Клервоский аббат сразу же проникся горячей дружбой к магистру Бедных рыцарей, «моему дражайшему Гугону», и призвал Папу, легата и архиепископов Реймсского и Сансского собрать Собор[19].

А также был там брат Гуго де Пейен, магистр{6} рыцарства, с некоторыми из своих братьев, коих он привел с собой, а именно: братом Роланом, братом Годфруа и братом Жоффруа Бизо; братом Пейеном де Мондидье, братом Аршамбо де Сент-Аманом. Сей же магистр Гуго, из-за своего всем известного послушания, поведения и строгого следования правилам, сразу же получил место позади названных Отцов.[20]

Наилучший рассказ о первых шагах ордена Храма дошел до нас от кардинала Жака де Витри.[21] Правда, он писал почти столетие спустя и обильно заимствовал у Гийома Тирского, историка совершенно иного склада. Но Витри был тесно связан с тамплиерами — и в своем диоцезе{7} Акры, и во время экспедиции к Дамьетте в 1216 г. Когда речь заходит о сообществе тамплиеров, он прекращает вдохновляться архиепископом Тирским и приводит детали, которые мог узнать от самих братьев.

Некоторые рыцари, любимые Богом и состоящие у Него на службе, отказались от мира и посвятили себя Христу. Торжественными обетами, принесенными перед патриархом Иерусалимским, они обязались защищать паломников от разбойников и воров, охранять дороги и служить рыцарству Господню. Они блюли бедность, целомудрие и послушание, следуя уставу регулярных каноников. Во главе их стояли два почтенных мужа — Гуго де Пейен и Жоффруа де Сент-Омер. Вначале тех, кто принял столь святое решение, было лишь девятеро, и в продолжение девяти лет они служили в мирской одежде и одевались в то, что им подавали в качестве милостыни верующие. Король (Балдуин II), его рыцари и господин патриарх были преисполнены сострадания к этим благородным людям, оставившим все ради Христа, и пожаловали им некоторую собственность и бенефиции, дабы помочь в их нуждах и для спасения души дарующих. И так как у них не было церкви или жилища, которое бы им принадлежало, король поселил их в своих палатах, близ Храма Господня. Аббат и каноники Храма[22] предоставили им для нужд их служения землю неподалеку от палат: поэтому их и назвали позднее «тамплиерами» — «храмовниками».