Ночь в Кэмп Дэвиде - Флетчер Нибел

Странная речь президента была встречена редкими, недоумевающими смешками.

— Тут он, кажется, действительно переборщил. — Маквейг, улыбаясь, повернулся к министру.

— Даже как шутка предложение жутковатое.

Маквейг удивлённо взглянул на соседа и уже собирался было возразить, но новое удачное словцо, ввёрнутое президентом, снова вовлекло его в водоворот красноречия Холленбаха.

— …итак, — говорил президент, — согласимся, что жизнь достаточно коротка и не стоит ждать, пока начнут развлекаться наши мрачные друзья. Вместо этого предлагаю вам, джентльмены, повеселиться по-настоящему, всласть, насчёт моей собственной партии и насчёт Белого дома, где, могу вас заверить, тоже происходят вещи довольно странные.

Ободрённый смехом слушателей, Марк Холленбах минут пять подвергал ядовитой критике свой собственный административный аппарат. Приводимые им примеры больно кололи, но, тем не менее, когда Холленбах закончил свою речь и сел, все пятьсот пятьдесят умиротворённых отличным обедом гостей поднялись и устроили ему дружную овацию. Потом эти сверкающие белыми рубашками представители сильного пола взялись за руки и, сомкнув ряды, спели немного вразнобой старинный хвалебный гимн. Этим и закончился девяносто первый ежегодный обед в клубе Гридирон.

Грянули барабаны и фанфары морского оркестра, раздался бравурный марш «Да здравствует шеф». Президент Холленбах встал и, шагая между двумя агентами личной охраны, как единица, заключённая в скобки, направился вдоль длинного стола к выходу. Проходя мимо сенатора Маквейга, президент наклонился к нему и тихо сказал:

— Джим, зайдите ко мне домой, как только выберетесь отсюда. Мне необходимо поговорить с вами. Виски найдётся.

— С удовольствием, мистер президент, — ответил сенатор.

Холленбах ускорил шаги, и, когда он подходил к дверям зала, его окружила стайка агентов охраны. Гул возбуждённых голосов в зале сразу стал громче. Стремясь прорваться к буфетам с послеобеденной выпивкой, гости толпились у выходов.

С трудом проложив путь через толпы разгорячённых гостей, младший сенатор от штата Айова Маквейг выбрался наконец из зала и присоединился к длинной очереди в гардероб. У входа в отель под ярким светом вывески и фонарей толпился народ, глазея на выходящих знаменитостей. Маквейга окликнул Сидней Карпер и предложил подвезти его в своём пентагонском лимузине. Сенатор поблагодарил его и с непокрытой головой вышел в холодную мартовскую ночь.

Завернув за угол 16-й улицы и шагая по направлению к парку Лафайет и Белому дому, Маквейг чувствовал, что находится в прекрасных отношениях со своей собственной персоной и в неплохих — со всем прочим миром. Выбранная им профессия политика вознесла его наверх быстро и без всяких с его стороны усилий, как воздушного змея, подхваченного порывом ветра. В возрасте тридцати восьми лет он уже был сенатором первого срока, на обеде его усадили за головным столом, и вот теперь пригласили в Белый дом, где он будет распивать коктейли в частной беседе с президентом США. По вашингтонским стандартам, это было неплохо, совсем неплохо, и если достигнутое положение и не удивляло его, то, надо сказать, оно всё-таки приятно щекотало самолюбие сенатора.

Маквейг свернул в парк Лафайет, где до сих пор ещё лежали не растаявшие после недавнего бурана глыбы снега. На одной из клумб парка он заметил крошечную дощечку с надписью: «Осторожно! Здесь спят тюльпаны!». Фраза поправилась Маквейгу, он решил попользовать её при удобном случае в какой-нибудь из своих речей в сенате. В серой и безрадостной бюрократической рутине такие всплески воображения заслуживали несомненного признания. Он поднял голову и увидел перед собой статую Эндрю Джексона. К крупу лошади, на которой восседал прославленный президент, прилип уродливый ком грязного снега. Металл статуи так потускнел, что и Джексон и его конь приобрели нездоровый цвет, как будто оба они страдали хроническим разлитием желчи. Старый Энди, как он был не похож на сложного, благовоспитанного человека, живущего в том же Белом доме напротив! Почему именно Маквейга пригласили сюда в субботний вечер? Правда, он был довольно хорошо знаком с президентом и как-то раз во время выборов дал ему ценный совет побольше играть на руку штатам Среднего Востока, но особо доверенным лицом президента он никогда не был. Да и вообще-то, был разве у президента такой доверенный человек? Впрочем, на такие сложные размышления Джим Маквейг чувствовал себя в настоящий момент неспособным. Он беззаботно пересёк Пенсильвания-авеню и кивнул полисмену, охранявшему высокие железные ворота западного входа в Белый дом.

— Джемс Маквейг, — назвал он себя.

— Знаю, сенатор, — ответил полисмен, подходя ближе и внимательно вглядываясь в его лицо. — О вашем приходе нас уже предупредили.

Маквейг прошёл в ворота и направился по извилистой подъездной дорожке мимо японских тисов, разодетых в снежные, точно горностаевые одежды. Во всём западном крыле здания огни были погашены, и только в центральной его части круг яркого света захватывал величественные вязы.

Войдя внутрь дома и очутившись в похожем на музей фойе, Маквейг начал было разматывать кашне, как вдруг увидел молодого человека с бронзовым от загара лицом. Человек улыбался, зубы его блестели как известняк, освещённый молнией во время бури. Маквейг узнал одного из агентов службы охраны, специально приставленных к президенту.

— Лютер Смит, — представился он. — Не спешите раздеваться, сенатор. Хозяин уехал в Кэмп Дэвид, и я получил распоряжение доставить вас туда же.

— В Кэмп Дэвид? — удивился Маквейг и невольно бросил взгляд на часы. Было уже без десяти двенадцать. Кэмп Дэвид, горное убежище президентов США, построенное ещё Франклином Делано Рузвельтом и первоначально носившее название Шангри-ла, находилось в штате Мэриленд, в отрогах Катоктинских гор, на расстоянии восьмидесяти километров от Вашингтона. — Боже милостивый, а он не сказал вам, почему? — спросил он вслух.

— Нет, спрашивать тут не принято, — улыбнулся Смит. — Президент недавно туда отбыл, а мне приказано завезти вас домой переодеться и доставить в Кэмп Дэвид.

— Приказано?

— Так точно, сэр, приказано, — ухмыльнулся Смит, снова обнажив ослепительно белые зубы. Маквейгу он, в общем, понравился.

— Что ж делать. Поехали, — сказал он.

На извилистой дорожке, у южного крыла Белого дома, их уже поджидал урчащий лимузин. Маквейг сел рядом со Смитом на переднее сиденье, и они помчались по Мемориалбридж, выехали на Джордж Вашингтон-паркуэй и устремились к дому Маквейга.