Ночь в Кэмп Дэвиде - Флетчер Нибел

Флетчер Нибел

Собрание сочинений. Том 3

Ночь в Кэмп Дэвиде

Флетчер Нибел 01.10.1911 — 26.02.1993

© Fletcher Knebel. Night of Camp David, 1965

[1]

ГЛАВА 1. ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ

Джим Маквейг неожиданно расхохотался так, что рука с бокалом шампанского дрогнула, и по белоснежной скатерти поползло серое предательское пятно. Сидевший справа министр обороны Сидней Карпер ухмыльнулся и покачал головой. Гомерический хохот, которым гости встретили ответ президента, заразил, по-видимому, и его.

— Ничего не скажешь, непобедим, а, сенатор? Ну, нет, сесть себе на голову он никому не позволит!

— Да, уж если он что задумал, с критикой лучше не соваться, — согласился Маквейг, вытирая уголком салфетки заслезившиеся глаза. Покончив с этим, он вновь устремил взгляд на центр длинного головного стола, сверкающего хрусталём, усыпанного пеплом и скомканными бумажками меню.

Президент Марк Холленбах одарил слушателей ослепительной улыбкой в награду за тот громкий хохот, которым они встретили его удачную остроту, и потом напустил на себя прежний, шутливо-торжественный вид. Его острота была гвоздём программы сегодняшнего вечера, коротким и язвительным ответом на традиционный тост за здоровье президента Соединённых Штатов, который по издавна заведённому обычаю считался сигналом к закрытию очередного ежегодного обеда в клубе Гридирон. Дело в том, что устроившие этот обед корреспонденты осыпали президента Холленбаха, его административный аппарат, а заодно и его политических противников градом злободневных насмешек, преподнесённых в виде музыкальных скетчей. За исключением одного из них — обычной клоунской буффонады — скетчи разили как остро отточенные стилеты. Исполнялись они под звуки оркестра военно-морского флота, оркестранты которого в усыпанных блёстками розовых фраках явились развлекать пятьсот пятьдесят гостей президента.

Позади президентского места висела эмблема клуба Гридирон, от которой он заимствовал своё название, — огромная, выложенная розовыми фестонами жаровня с пылающими под ней искусственными углями, — из тех жаровен, в которых в девятнадцатом веке домашние хозяйки жарили мясо. Со времён Бенджамена Г аррисона эмблема эта являлась традиционной сатирой на каждого хозяина Белого дома. Перед Холленбахом сидела элита тщательно подобранного общества политических деятелей и промышленников Америки — людей, управлявших политическими партиями и громадными корпорациями. В большинстве случаев президент называл их всех запросто, по имени. Теперь, хоть и размягчённые отличным виски и вином, они следили за ним с настороженным вниманием, свойственным той породе людей, что окружает любого избранника. Как всегда он чувствовал, что сидит перед ними на суде, и его не могли обмануть ни длинные гирлянды нарциссов и роз, ни сверкающие серебро и хрусталь, ни крахмальные рубашки с безукоризненно белыми галстуками. Было одиннадцать часов вечера. Повёрнутые к нему лица гостей искрились как пузырьки в шампанском. Все эти в большинстве своём состоятельные люди полагали, что обед вполне соответствует занимаемому ими высокому общественному положению, и даже те, кто взял свои фраки, крахмальные рубашки и галстуки напрокат за пятнадцать долларов, невольно прониклись атмосферой всеобщего благополучия. Наступил тот час, когда отличное вино, изысканный обед и всеобщее веселье порождают в людях чувство товарищества и заставляют терять осторожность. Впрочем, на президента Холленбаха всё это не подействовало. Он никогда не позволял себе распускаться.

— Как вам известно, — продолжал он, — один из моих ближайших советников славится воздержанием… — Президент выразительно помолчал. В речах записных остряков подобные паузы всегда играют существеннейшую роль. — В таких трезвенниках, как наш Джо, хуже всего то, что, вставая по утрам, они превосходно себя чувствуют и могут гарантировать себе такое самочувствие на весь день.

Ответом на эти слова был новый взрыв смеха. Марк Холленбах улыбнулся, и Джиму почудилась в этой улыбке мстительность. Острота была старая, она была сказана много лет назад губернатором штата Мичиган Джорджем Ромни, и Маквейг доподлинно знал, что секретарь Холленбаха, занимавшийся обработкой его речей, безуспешно пытался отговорить президента от этой остроты. Но тот настоял на своём, заявив, что в устах президента США она прозвучит как новая. Так оно и случилось. Маквейг снова взглянул на Сиднея Карпера, но министр обороны уже не улыбался. Напротив, теперь он смотрел на президента изучающим взглядом. Большеголовый, с характерным хищным носом и бронзовым оттенком кожи, в профиль удивительно похожий на американского индейца, он сидел перед Маквейгом неподвижный как монумент, и, чтобы беспрепятственно видеть президента, сенатору приходилось то и дело вытягивать шею.

— Мне очень приятно находиться здесь сегодня, — говорил тем временем президент Холленбах, — и слышать, как корреспонденты ведущих газет нашей страны для разнообразия говорят обо мне правду.

В зале снова послышался смех. Но Холленбах на этот раз не улыбнулся и, сохраняя непроницаемое выражение лица, продолжал:

— Мне особенно отрадно видеть, что мои друзья, республиканцы, тоже смеются. Вы ведь знаете — эту роскошь они себе позволяют не очень-то часто. Но всё-таки надо мной они сегодня смеялись… Ну что ж, и это уже большой сдвиг!

Президент снова выдержал паузу и глотнул воды.

— Лично для меня эта способность республиканцев при любых обстоятельствах сохранять невозмутимую торжественность просто непостижима. Возможно, разгадка тайны заключается в том, что они говорят друг другу? Я часто спрашиваю себя, о чём же всё-таки беседуют между собой республиканцы, эти представители нашего уважаемого меньшинства, когда собираются внутри своего клана? Я много размышлял над этим, джентльмены, и мне кажется, нашёл-таки способ удовлетворить своё любопытство. Разрешите мне внести на ваше рассмотрение одно предложение?

Я предлагаю, — сказал он, помолчав, — чтобы нашему Федеральному бюро расследований были предоставлены самые широкие полномочия для автоматического подключения ко всем телефонам в стране. Нетрудно понять, какие необыкновенные перспективы для более эффективного раскрытия преступлений содержатся в этом предложении. С другой стороны, никому из достойных, уважающих закон граждан опасаться нечего, так как ничто сказанное ими по телефону не будет представлять для ФБР ни малейшего интереса. Но главное всё-таки не в этом! Главное в том, что при таком постоянном контроле за телефонными переговорами мы, демократы, сможем наконец узнать, из каких загадочных источников черпают республиканцы свои идеи и что же они действительно говорят друг другу, что вгоняет их в такую мрачность!