Ключ от дома. Повесть - Ольга Покровская

Перед домом, где жил сын, она постояла, разглядывая страшноватое кирпичное здание с ободранной штукатуркой. Дом был погружен в уныние серо-болотных оттенков, и Татьяне Дмитриевне пришло в голову, что лучше бы эту штукатурку ободрать совсем, помыть кирпичную кладку… и что, живя в такой депрессивной трущобе, неудивительно запить. Даже занавески на всех окнах были старые, линялые… только на балконе второго этажа сушилось ярко-оранжевое полотенце.

Дверь в Алешину квартиру оказалась незакрытой, но Татьяна Дмитриевна, справляясь с испуганным сердцебиением, замерла на пороге, робко стуча по дверному полотну. Было тихо, внучкина возня не слышалась. Невестка Юля вышла в байковом халате, рявкнув:

– Кто там еще?

Увидела Татьяну Дмитриевну и скривилась.

– А, здрасте…

Повернулась и ушла – войти не предложила. Татьяна Юрьевна вошла сама, несмело продвинулась за Юлей до кухни и спросила:

– Мой-то… где?

Юля раздраженно сдула с лица прядь.

– Где ему быть, пьяный лежит!

Разгоряченная Юля, нависая над полной раковиной, мыла посуду. Одного взгляда Татьяне Юрьевне было достаточно, чтобы понять две вещи: во-первых, посуда накапливалась в доме с неделю, не меньше. И во-вторых – Юля по-прежнему экономила на мыле. Татьяна Дмитриевна, глядя, как невестка скребет посуду грязной тряпкой, каждый раз морщилась – откуда? Вроде из семьи приличной, работящей… сватья – рукодельница…

– А Настя? – заикнулась Татьяна Дмитриевна про внучку, но тут же пожалела.

– Настя? – Юля повернулась к свекрови и уставилась свирепыми глазами. – Вам-то что Настя? Есть у меня силы на ребенка? У меня мужик – только знаешь, что задницу ему вытирать!

– Юленька, я не отказываюсь… – пробормотала Татьяна Дмитриевна. – Когда я не в смене, возьму с удовольствием, ты же знаешь…

Юля в сердцах швырнула тряпку.

– Разведусь к чертовой матери! – провозгласила она, сверкая глазами. – И прав родительских лишу. Лучше никаких родственников, чем такие.

– Юленька, его лечить бы… – попробовала вступиться Татьяна Дмитриевна.

– Сами и лечите! Я ему не нянька.

Татьяна Дмитриевна не стала пререкаться. Она отступила в комнату и услышала легкое похрапывание. Алексей какой-то бесформенной грудой лежал на диване, спал, пахло перегаром, и сердце Татьяны Дмитриевны сжалось от боли. Она хотела подойти к сыну, но ее опередила Юля – подлетела и ткнула пальцем:

– Полюбуйтесь! – Она хлестнула лежащее тело тряпкой. – Дрянь такая, сволочь!

Тело пошевелилось.

– Вставай! – кричала Юля. – Что валяешься, вон… мать на тебя поглядит! Вставай, кому говорю!

– Пошла вон! – взревел Алексей из глубины хмельного забытья.

– Юленька, Юленька… – пробормотала Татьяна Дмитриевна, отступая. – Не надо. Подожди, протрезвеет – тогда…

Но Юля не слушала, и Татьяна Дмитриевна с тяжелым сердцем предпочла убраться. Когда она шла по улице, в сумке зазвонило.

– Таня, привет! – Это была младшая сестра Наталья. – Я на нашей улице…

– Что случилось? – передернулась Татьяна Дмитриевна, и ей представилось, что сносят дом.

– Ничего, – удивленно пропела сестра. – Я к Марине заглянула, она мне шерсти спряла… Дай заскочу? Ты далеко?

– Сейчас буду, – выдохнула Татьяна Дмитриевна.

Через десять минут она снимала внушительный замок с калитки, а Наталья Дмитриевна хвасталась, хлопая по клеенчатой сумке.

– Марина кобеля остригла… Славику пояс свяжу. Он штангист бывший, у него спина надорвана. Греть.

– Вроде свой кобель есть, – негромко удивилась Татьяна Дмитриевна.

Наталья Дмитриевна расхохоталась:

– Масик? Что он мне, овца? Он мне как сын родной!

Татьяна Дмитриевна пожала плечами. Ее так огорчал собственный сын, что она не возражала против кощунственных сравнений.

– Подожди, – проговорила она, когда вошли в дом.

Пока Наталья Дмитриевна располагалась на диване, сестра взяла бумагу, где в нескольких графах были записаны покупки и работы, и вычеркнула строчку «гайка для гладильной доски». Достала гайку, которую получила у слесаря Миши, и завернула в полиэтилен взамен утерянной. Наталья Дмитриевна наблюдала за сестрой насмешливо.

– По бумажке живешь? – сказала она. – Говорила я сегодня твоей Сане…

– Саша заходила? – встрепенулась Татьяна Дмитриевна. – Вот зараза! Я же ее прямо на станцию доставила…

– Уехала, не волнуйся. Славик на автобус отвел. Ключ от дома спрашивала. Светилась прям от счастья. Любовь…

– Полно, – возразила Татьяна Дмитриевна. – Добро бы по-человечески. Ведь Женя этот за человека ее не держит. Что за радость? Даже если бы влюблен – не разведется никогда в жизни. Мало, что жена и ребенок. Там ведь квартира московская. Тесть богатый. А у тестя-то этого свой завод в Сибири, и мотаться ему туда не хочется, а может – без взвода охраны появляться не с руки. Они, может, специально для этого зятя и брали – безродного, безответного. И что ее ждет?

– Забери домой, – проговорила Наталья Дмитриевна весело. – Чего ж не заберешь?

Татьяна Дмитриевна вздохнула, поднялась и стала готовить чай.

– Учиться не хочет, – рассказывала она, наливая воду в чайник, протирая стол, нарезая хлеб и колбасу. – Работать негде. Официанток и без нее хватает – на грошовую зарплату. Вон, Вику из «Лагуны» чуть не зарезал псих какой-то. И хозяин их не лучше – обращается хуже, чем с собаками. А в «Елочке» свои, семейный подряд.

Наталья Дмитриевна покивала. Вику из «Лагуны» она помнила хорошо.

– К себе на станцию возьми.

– Взяла бы, – Татьяна Дмитриевна оживилась. – Олега Юрьевича бы упросила… и техникум – колледж – можно закончить. Может, не к нам – работа сменная в конце концов. Ни в какую… В ресторане жизнь красивая…

– А чего ты ее в дом-то не пустила? Опять – рвалась с Сашенькой советоваться?

Когда Татьяне Дмитриевне сообщили, что у нее близнецы, она предположила назвать их одинаково, парным именем, существующим в мужском и женском вариантах. Поэтому умершего брата-близнеца звали по умолчанию как сестру – хотя он не успел получить официального имени.

– Может, полечить ее? – несмело спросила Наталья Дмитриевна.

– Как полечить? – Татьяна Дмитриевна горестно покачала головой. – Нет у нас таких врачей. И что я ему скажу? Что она по любому поводу бежит разговаривать с покойным братом? Который умер двух часов от роду? Ну, посадят ее в смирительную рубашку и лекарствами обколют, будет овощ.

Наталья Дмитриевна подняла глаза, осматривая аляповатые обои.

– Где он здесь живет-то? – спросила она.

– Наверху, – Татьяна Дмитриевна указала на второй этаж. – Пойдет… на диван сядет… руку протянет… вон, говорит, Саша…

– Может, дом освятить?

– Полно, – произнесла Татьяна Дмитриевна укоризненно. – Что ты говоришь-то? Что это – нечистая сила? Сыночек мой… все-таки. Как я Саше в глаза смотреть буду?

– Дурдом, – вынесла приговор Наталья Дмитриевна.

Некоторое время сестры молчали, и потом Наталья Дмитриевна вспомнила:

– Близнецов ведь даже в армию вместе служить отправляют, не разлучают. Видимо, половинки-то ей не хватает. Только сама говоришь – плохие советы он ей дает. Неправильные.

– Неправильные… – печально подтвердила Татьяна Дмитриевна.

Она машинально придвинула бумажку, взяла ручку и вписала очередной пункт: «тесьма х/б». Подумав, вписала еще строчку: «столярный клей». Положила ручку, взяла снова и дополнила: «Взять у Юры».

– Отвлекись, – уничижительно произнесла Наталья Дмитриевна. – Потому с тобой и не советуется, что живешь по бумажке.

– Порядок, – сказала Татьяна Дмитриевна. – Как без порядка?

Сестры обсудили хозяйственные вопросы, допили чай, и Наталья Дмитриевна собралась уходить. Татьяна Дмитриевна проводила ее до калитки и смотрела вслед, чтобы вмешаться, если кто-нибудь пристанет к сестре на темной улице. В детстве ей почти не встречались на улице ее родного городка посторонние лица, но со временем чужих становилось больше, и чужие были – чем дальше, тем страшнее, поэтому Татьяна Дмитриевна избегала выходить в темное время и запирала калитку на замок. Тревожно пахло гарью с полей, где жгли траву, и надвигались низкие облака, налитые синевой. Пока сестра не скрылась из вида, мимо Татьяны Дмитриевны прошел сосед, потом показался участковый, и Татьяна Дмитриевна вспомнила слова бабы Ани.

– Фарид, – окликнула она. – Ты чего меня искал?

К участковому она обращалась по-приятельски с непродолжительных времен, когда ее покойный муж работал в мэрии.

Фарид остановился и сморщился в задумчивости. Почесал тонкий смуглый нос.

– Татьяна Дмитриевна, – ответил он не сразу. – Вы тут, на этом месте, давно живете?

Татьяна Дмитриевна вздрогнула от страха, что придут выселять.