Президентский полк - Феликс Меркулов

Но случилось непредвиденное. Во время одной из поездок в Москву Асланбек встретил студентку Института иностранных языков Рахиль и женился на ней, хотя сам Доку Гапурович Завгаев отговаривал его, а потом осудил за безрассудный поступок. Но Асланбек ни разу не пожалел о нем. Даже теперь, после двенадцати лет семейной жизни, после того как Рахиль родила ему сына, он был так же влюблен в нее, как и при первой встрече, так же не понимал, почему он влюблен, так же бешено ревновал, но все ссоры всегда кончались бурным и радостным примирением.

После родов Рахиль начала полнеть. Заметив это, она села на беспощадную диету. «Женщина, ты ешь только капусту, как коза! — возмущался Асланбек. — Мне не нужна коза! Мне нужна жена! Мне нравятся полные женщины, я всегда хотел, чтобы моя жена была полной женщиной!» «Ладно, дорогой, ладно, — отвечала Рахиль. — Не рассказывай мне, какие женщины тебе нравятся!»

Она плакала от голода, но только через полгода, когда смогла надеть джинсы сорок четвертого размера, которые носила до родов, прекратила самоистязание…

Прожив в Москве полжизни, Асланбек никогда особенно не задумывался о своей национальности. Он был воспитан на русской культуре и считал себя русским интеллигентом.

Жизнь заставила его вспомнить, что он чеченец.

Ему с самого начала не нравилось то, что происходило в Чечне при генерале Дудаеве. Он был знаком с генералом. До депортации их семьи жили в селе Первомайское, вернулись в Чечню примерно в одно и то же время. После школы Джохар поступил в Тамбовское летное училище и с тех пор бывал на родине только наездами. Он был такой же достопримечательностью республики, как и Асланбек. В Чечне, где не было аристократии, традиционно почитали людей, достигших высоких чинов.

К молодому и, как все говорили, гениальному математику Асланбеку Русланову генерал Дудаев относился покровительственно, но ни разу Асланбек не слышал от него никаких националистических высказываний. Напротив, генерал с крайним неодобрением отзывался о националистах Эстонии, где служил командиром дивизии тяжелой бомбардировочной авиации и начальником Тартуского гарнизона.

В 1990 году Дудаев подал в отставку и вернулся в Чечню. В октябре 1991 года его избрали президентом Чеченской Республики. Избранию способствовала Москва, Кремль выставил Дудаева против Доку Завгаева, в августе 1991 года поддержавшего ГКЧП. Асланбека удивило быстрое превращение бравого генерала Советской армии в ревностного поборника независимости Ичкерии. Но он не придал этому особого значения — воспринял всего лишь как тактический маневр отставного генерала, решившего повторить карьеру своего друга, первого президента независимой Эстонии.

Но то, что за этим последовало, очень встревожило Асланбека: в Чечне началась безудержная националистическая истерия. Когда в политические игры втягивается народ, результат становится непредсказуемым. Особенно такой народ, как чеченцы, — еще не вполне изживший из своего быта остатки первобытно-общинных отношений, хранящий в генетической памяти уничтожение русскими войсками целых аулов, травмированный сталинской депортацией и морально изуродованный семидесятилетним диктатом советской власти, как уродуется ствол гордого кипариса, вынужденного прорастать сквозь чугунную решетку ограды.

Генерал Дудаев задействовал в своей пропаганде очень сильный фактор. Призрак Кувейта волнующим миражом поднялся с его подачи над Главным Кавказским хребтом. Нефть сделает Чечню Кувейтом, каждый чеченец станет богатым, как шейх. Для этого нужно совсем немного: отгородиться границами от России. Подобные миражи витали в те годы над всем пространством бывшего СССР. Русские пожирают украинскую пшеницу, молдавский виноград, белорусскую бульбу. И никто не задумывался, почему Россия — самая нищая среди братских республик.

Летом 1994 года умер отец Асланбека. Президент Дудаев оказал Асланбеку уважение — пришел на похороны. На следующий день пригласил к себе. Разговора не получилось. Генерал говорил сам. На замечание Асланбека о том, что идею национального самоопределения нельзя насаждать сверху, что это проблема прежде всего культурная, а не политическая, разразился тирадой о том, что каждый чеченец должен всегда помнить, что он чеченец.

— Дорогой Джохар, у меня такое чувство, что я сижу на партийном собрании, — сказал Асланбек. — Только вместо слов «коммунистическая убежденность» слышу «верность нации».

Дудаев гневно на него посмотрел и молча вышел. Присутствовавший при разговоре советник и доверенное лицо Дудаева, молодой чеченец с холодными, немигающими глазами Магомед Мусаев по кличке Муса, с осуждением покачал головой:

— Ты не наш человек. Ты не чеченец, ты стал русским.

— Странно слышать это от выпускника Академии общественных наук при ЦК КПСС, — съязвил Асланбек. — А как насчет идеи пролетарского интернационализма?

С Мусой он был знаком еще с тех времен, когда учился в аспирантуре МВТУ, а Муса делал карьеру по партийной линии. Академия общественных наук, куда чеченцев принимали по квоте для нацменьшинств, была важной ступенькой. Асланбек менее всего склонен был осуждать других людей за то, что они по мере сил и способностей приспосабливаются к обстоятельствам. Но безапелляционность, с которой Муса присвоил себе право судить, кто чеченец, а кто не чеченец, вызвала его раздражение.

Да ни на грош он не верил ни Дудаеву, ни Мусе, ни всем другим новоявленным национал-патриотам. Власть — вот что их интересовало. И ничего более.

— Они приватизировали идею национальной независимости, — вернувшись в Москву, сказал Асланбек жене. — Все это плохо кончится.

Но он и понятия не имел, насколько плохо.

…Штурм Грозного, предпринятый одним ишаком, министром обороны Грачевым, с одобрения другого ишака, президента России Ельцина, обернулся для Асланбека двойной трагедией — родины и семьи. В дом на площади Минутка, в котором жили дядя Асланбека и две сестры с детьми, попала бомба, пробила перекрытия и взорвалась в подвале, служившем бомбоубежищем. Все погибли. При первой возможности Асланбек вылетел в Грозный. Когда он вернулся, его черные волосы были словно бы припорошены несмываемым серым пеплом.

— Рахиль, я только сейчас понял, что я чеченец, — сказал он. — Я не знаю, чем помочь моему народу.

— Я знаю, — ответила она. — Я все сделаю.

Через две недели она велела мужу одеться по-дорожному, закутала маленького Вахида и на своей «Ниве» отвезла их на пересечение Московской кольцевой автодороги и Каширского шоссе. На стоянке, где, как усталые слоны, теснились трейлеры дальнобойщиков, показала на шесть одинаковых «КамАЗов» с огромными серебристыми фурами:

— Дальше поедем на них.

— В Грозный? — догадался Асланбек.

— Да, дорогой, в Грозный.

— Что в фурах?

— Лекарства, продукты, одеяла, палатки. Не хочешь спросить, почему я взяла Вахида?

— Нет, — ответил Асланбек. — Я понял.

Национальность Вахида была постоянной темой споров в их семье, не слишком, впрочем, серьезных. В свидетельстве о его рождении стояло «чеченец». Но у евреев все не как у людей. Национальность ребенка определялась не по отцу, а по матери. В Израиле Вахид считался бы более евреем, чем тот, у кого еврей отец. Асланбек этого не понимал и понимать не желал. Как это может быть? Отец чеченец, а сын еврей?

Самого Вахида его национальность интересовала куда меньше, чем компьютерные «стрелялки». На прямой вопрос отца, кем он себя считает, Вахид немного подумал и спросил:

— А кем быть лучше?

Когда об этом рассказали Илье Марковичу, тот лишь развел руками:

— А вы спорите. Конечно, еврей.

— Ладно, немного еврей, — неохотно согласился Асланбек. — Храбрость чеченца и ум еврея — это хороший вариант.

— А если получится наоборот? — спросила Рахиль и засмеялась, глядя на озадаченное лицо мужа.

Но сейчас было не время для шуток.

— Да, дорогой, — подтвердила Рахиль. — Ты правильно понял. Потому что он чеченец.

Асланбек с благодарностью посмотрел на жену. Он был тронут.

«КамАЗы» разгрузили во временном лагере беженцев. И сразу, не заезжая в Грозный, выехали в Москву. На границе со Ставропольским краем колонну обогнали три черных джипа «гранд-чероки» и перегородили дорогу. Из джипов вышли несколько вооруженных людей в камуфляже. Один из них, с рыжей бородой, в темных очках, церемонно приветствовал Асланбека и передал приглашение президента Дудаева. Президент хочет лично поблагодарить его за щедрую помощь героическому народу Чечни. Это был Муса — советник Дудаева, ставший с началом войны начальником его контрразведки, одной из самых влиятельных и зловещих фигур в окружении генерала.

Асланбек сухо ответил, что не хочет отвлекать президента от его многотрудных обязанностей.