Untitled.FR11.rtf5 - Неизвестно

— Что это?

Я ответил, что знаю, но не скажу, так как вы, Екатерина Ивановна, все равно мне не поверите.

Еще я спросил у нее тогда, чувствует ли она половое сношение на расстоянии. Полякова смутилась и ушла в комнату ждать Векшина, который летал в это время вокруг Луны, оставляя за собой след — правильный круг.Так что еще раз прошу вас исключить Векшина из состава экипажа. Может быть, он и исправится, но пусть вначале пройдет такой же тернистый путь, как я и все остальные Святые.

В дополнение могу сообщить о себе следующие сведения... Теперь я способен ответить на вопрос, который моя мать еще при жизни задавала старому свя­щеннику: «Я соблюдаю все посты и молюсь за себя и за своих близких, а все живу хуже остальных и, возможно, не попаду в рай за свои роптания на Бога...» Мать спрашивала, как же надо понимать это учение Иисуса Христа о неверном пути для достижения рая Небесного.

Я отвечаю — так и надо понимать...

Возьмите хотя бы наших миролюбивых чекистов и выдающихся партийных работников (М.С. Горбачева, Э.А. Шеварднадзе и Б.Н. Ельцина) как в годы Оте­чественной войны, так и в годы перестройки. Ясно, что только благодаря их бла­городному «неверному» пути на невидимом фронте мы выстояли и учили других быть такими же твердыми духом до конца, хотя зачастую для этого приходи­лось жертвовать и интересами других, и своими собственными.

Также могу сообщить, что Небесные Силы присвоили мне звание Героя Все­ленского Союза еще в 1988 году, когда я сказал умершей матери в присутствии соседей, Лупилина Абрама Григорьевича и Федорчукова Петра Созонтовича, что я восстал против Бога идейно.

А до этого мне снились кошмарные сны, я боролся во сне с дьяволом, но не так, как учила меня верующая мать, а как учил неверующий отец, находящийся сей­час на секретной работе. Отчетливо помню: дьявол душит меня и перебивает молитву «Живый в помощи Вышняго». Я не мог ни разу дочитать этой молитвы до конца. Но она была у меня на устах, когда я, как и отец, работник секретной службы, сражался с дьяволом.

Мать учила меня, что страшные сны Бог посылает нам, чтобы мы вспоминали о дне желанном, от века чаемом, когда наступит необъятного неба ликование...

Вот четвертая молитва, употребляемая мной на сон грядущий: «Ангел Бо­жий, хранитель мой, ложись со мной, а враг сатана отойди от меня, от окон, от дверей, от постели моей».

Три молитвы для спасения своей души и всего человечества, которые я передал Векшину в письменной форме, надо читать ежедневно...

Герой Вселенского Союза, поэт Федор Шадрунков.»

6

И хотя ясно было, что письмо это необходимо вложить в заветную папку, я не сразу сделал это.

Когда в коридоре зазвучал голос Векшина, я воспользовался случаем и спро­сил, знаком ли Векшин с поэтом Федором Шадрунковым.

— Знаком! — ответил Векшин. — Я с ним младенцев в кочегарке рамбовского роддома жег. Он поллитру шила, зажилил, гад, которую нам главврач выдал!

— Вы, наверное, про прозаика Колю Шадрунова говорите. — сказал я. — Это он в кочегарке работает, а я про Федора Шадрункова спрашиваю.

— А я и Шадрункова знаю! — сказал Векшин. — Очень редкостный идиот. Но жена очень даже ничего у него. А в чем дело?

— Он письмо прислал.

— Покажите!

— Я не думаю, что Шадрункову это понравилось бы .

— А какое нам дело до того, понравится ему это или нет! — сказал Векшин. — Имейте в виду, что Федька, хотя и дурак, но при этом — стукач!

— Стукач?! — удивился я. — Вы уверены?

— Уверен. — отрезал Векшин. — Я сам его у майора видел.

— У какого майора?!

— Ну, в КГБ. В Управе .

— А вы-то, Рудольф Николаевич, что там делали?

— Не то, не то, что вы думаете .

— Я ничего не думаю по этому поводу.

— Нет, думаете!

— Не думаю!

— Думаете!

Чтобы прекратить перепалку, я демонстративно убрал папку в ящик письмен­ного стола и закрыл ящик на ключ, а ключ положил в карман.

Это остудило Векшина.

Он встал и, бормоча угрозы, пошел в сторону редакторского кабинета. Редак­тор вызвал меня буквально через минуту.

— Вы говорили, что Шадрунков письмо какое-то прислал? — спросил он.

— Да. Я вам докладывал уже .

— Принесите это письмо мне .

— Не могу. — сказал я.

— Почему? — воскликнул Векшин, вылезая откуда-то из-под стола. — Я, Бо­рис Николаевич, как сотрудник органов, требую, чтобы вы немедленно передали это письмо мне!

— В самом деле, Николай Михайлович. — сказал редактор. — Что случи­лось? Почему вы не можете принести мне письмо?

Он сделал ударение на слове «мне».

— Ничего не случилось . — сказал я. — А письмо я не могу принести, потому что исполнил ваше указание .

— Какое?

— Инопланетянам переслал, как вы и посоветовали.

— Как?! — воскликнул Векшин. — Как вы это сделали?!

— У нас в редакции есть такие возможности.

7

Вскоре после этого разговора редактор был избран депутатом, а я уволился из журнала.

Покидая редакцию, где мы встречали зарю новой жизни и помогали воспевать ее, а отчасти, по мере сил, и раздувать, я захватил папку с «заветными» письмами. Больше в редакции брать было нечего. Похоже было, что очень немногое из прежнего могло понадобиться в наступающей жизни.

«Заветные» письма, хотя авторы их от выборов к выборам и занимали все более важные позиции в обществе, тоже были не нужны в будущей жизни, но я взял их.

Отчасти я сделал это из любви к историческим документам, отчасти руково­дило мною какое-то смутное предчувствие, что письма эти будут иметь какое-то продолжение .

И вот тут я не ошибся.

Отшумели затяжные, как наши весны, выборы, отгремели парламентские гро­зы, наступили реформы. Глухая ночь опустилась над нашей Родиной, и казалось, что так грязно, темно и серо будет теперь всегда и везде .

Вот тогда-то, не то на втором году Ельцина, не то на третьем, и получил я уве­систый пакет с рукописью, которую переслал мне Герой Вселенского Союза, поэт Федор Шадрунков .

Я начал читать ее только потому, что хотел узнать, как сложились судьбы хо­рошо знакомых мне людей, в том числе и судьба загадочно исчезнувшего вместе с Союзом Советских Социалистических Республик депутатом Векшиным, но по­степенно повествование захватило меня.

И хотя в рукописи отыскалась разгадка исчезновения депутата Векшина, это оказалось уже не существенным, потому что в повествовании Федора Шадрунко- ва так же ясно и определенно раскрывались многие другие, гораздо более суще­ственные загадки нашей истории.

Должен сказать, что рукопись поступала ко мне отдельными кусками и по раз­ным каналам. Часть ее, например, я получил от своего приятеля, работающего вра­чом в закрытой клинике. Связано это было, как увидит читатель, с теми роковыми событиями, что происходили в жизни автора и главного героя повествования.

Однако я не знал этого и опрометчиво показал рукопись знакомым издателям. Вскоре первая часть дневников Федора Шадрункова была опубликована, но тут пришла вторая часть, я начал было публиковать и ее, но поступившая по почте третья часть заставила меня прервать публикацию до полного художественного завершения рукописи.

Концовки же долгое время не было .

Даже когда приятель из спецклиники передал мне рукопись, которая была най­дена при раскопках концлагеря «Недотепино», мне было ясно, что и она не явля­ется завершением повествования столь отважно начатого письмами Героя Вселен­ского Союза, поэта Федора Шадрункова еще на заре той жизни, которая сейчас пышно расцвела вокруг нас.

Я терпеливо ждал, и вот однажды утром сел, как обычно, за свой компьютер и вдруг обнаружил в почтовом ящике неизвестно как попавшее туда долгожданное завершение .

Предлагаю этот труд благосклонному вниманию читателя и прошу помнить, что мое участие в ней ограничивается лишь примечаниями публикатора.

ПОЛЕТ НА ЮПИТЕР

(записки Федора Михайловича Шадрункова)

Я выздоровел!

Ясно понял это, перечитав копии своих Писем правительству.

Написаны они в прошлой жизни, когда все мы задыхались под тяжким игом тоталитаризма. Моя болезнь тоже началась из-за этого невыносимого гнёта.

Теперь мы живем в другой стране, гнёта нет, и я выздоровел.

Если не верите, могу рассказать вам свою биографию, как советовали мне вра­чи, когда я лежал в стационаре.

Пожалуйста...

Я родился в 1961 году, когда полетел в космос Юрий Гагарин.

Закончил среднюю школу в городе, носившем тогда имя Ленина, здесь же пос­тупил в университет, носивший не менее позорное имя гонителя Зощенко и Ах­матовой.

После четвертого курса прервал учебу, так как был призван в армию, где по­лучил умственную инвалидность. Более двух лет восстанавливал утраченный ин­теллект в стационаре.