Незавершенная Литургия - протоиерей Алексей Мокиевский

Они плыли, словно по узкому коридору среди кустов и деревьев. Вода была густо засыпана листвой и обманчиво напоминала дорожку в парке. Ветки местами нависали так низко, что касались воды, и их приходилось отводить, как занавес. Наконец нос лодки уперся в дно. Проводник вышел, подтащил лодку к ближайшему стволу и закрепил веревкой. До берега оставалось несколько шагов, но где вода смыкается с сушей, было трудно определить под пестрым ковром из листьев. Плот отвязали и подтащили к самому берегу. И уже на твердой суше стали разгружать с него инструменты, оглядывая церковь.

Несложный русский классицизм. Состояние удручающее. Побелка смыта дождями, и потому просвечивающие кирпичи придавали стенам общий розовый цвет. Разрушенный водой, словно изъеденный низ густо зарос мхом. Черные листы ржавого железа на крыше, местами сорванные со своих мест, громыхали на ветру. В зарешеченных окнах зимней части кое-где виднелись стекла, на летней части – выцветшие голубые ставни и под самой крышей в нише – большая фреска Богородицы с воздетыми руками и со сбитым ликом.

– Да, дед, ты потрудился на славу, – улыбнулся молодой в очках, – и дорогу проторил, и здесь все обрезал, хоть пройти можно.

Они двинулись вкруг церкви по узкой полоске земли. Все выдавало, что еще недавно здесь была вода: запутавшиеся в кустах водоросли, вымытые и сглаженные кирпичи фундамента, песчаные промоины, сморщенные, как стиральные доски. Вокруг храма среди зарослей естественно, будто росли, возвышались ржавые кованые ограды и кресты, замшелые мраморные памятники, чугунные изваяния. На ветвях деревьев среди птичьих гнезд висели сорванные лоскуты кровельного железа. В кирпичной кладке то тут, то там виднелись глубокие пробоины, изрядно раскрошенные водой.

– Это взрывчатку закладывали, – пояснил проводник. – Перед затоплением решено было церкву взорвать, но что-то у них не вышло. Динамит весь повыняли, а провода, вон видишь, остались.

Молодой ковырнул пальцем тянущуюся вдоль стены проводку. Ветхая изоляция, словно пыль, легко осыпалась, обнажив медную позеленевшую проволоку.

– Да! Тут и впрямь как крепость – не приступишься.

– Дверь на кованом внутреннем замке. Решетки кругом. Туда как-то через колокольню пытались попадать, но там еще одна дверь, коваными листами, как броней, проклепана. Мне пацаны давеча трепанули, что там, на дверях, бомба висит налажена, провода к ней протянуты…

– Ты же говорил, динамит весь увезли…

– Само собой, кто ж его бросит. Опасно, надо думать! Но дело в спешке делали. Поди знай, может, и осталось чего…

– ?!!

– Да ладно ты, не дрейфь. Если было бы чё – давно бы рвануло… Да и верить этим брехунам пустое дело. Вон второго дня трепали, что видели вон в той башне золотой автомат.

Они вышли к западному входу в храм и остановились на квадратном крыльце у главных ворот. Ступени с него уходили под воду. Напротив, в воде стояли руины арки святых ворот с чудом уцелевшей, но погнутой вратницей ажурной ковки. Чуть поодаль виднелись две башенки кладбищенской ограды. Кровля на них давно провалилась, и их облюбовали птицы. Небольшая площадка перед храмом, видно, некогда была замощена камнем и потому не заросла травой. Стоя у входа, молодой человек прищурился и, придерживая очки, огляделся. Его внимание привлек черный предмет в развилке березы.

– Глянь-ка, дед, что там такое?

Старик пожал плечами, но послушно зашел в воду и направился к первой находке, хрустя ветками и осыпая остатки листвы. Парень двинулся за ним, лавируя промеж густых зарослей и могильных ограждений. Когда они достигли цели, то предмет, привлекший их внимание, оказался механизмом с рукояткой, к которому тянулись провода.

– Вот это да! Дед, да это ведь «адская машинка». Крутани ручку – и все здесь взлетит на воздух!

– Давай-ко, братец, провода повырвем с нее. Поди знай, может, и впрямь долбанет. Ну ее к лешому! Как эта беда здесь нарисовалась?.. Может, пацаны повесили? Я тут ее даве не видал…

– Так, дед, ты провода не трогай, а пойди скажи братве, пусть вернутся в лодку. А я крутану ручку, если там, на двери, толовая шашка, то не надо тут полдня возиться. Дверь вылетит как пробка из шампанского!

– Спятил ты, паря! А как, если все завалит, к чертовой бабушке? Стены-то на честном слове держатся.

– Иди, дед, иди. Свистните мне, когда будете в лодке.

– Ну, шальной ты… – буркнул проводник, но поплелся в сторону лодки, оглядываясь и качая головой.

Очкарик бережно снял крепко засевшую в березовой рогатке тяжелую железку, присел за широкий ствол дерева. Спустя несколько минут он услышал свист, оглянулся на церковь и резко крутанул ручку. Сначала она сопротивлялась, а затем послушно провернулась, издав характерное жужжание. Парень зажмурился и вжался в ствол. В мертвой тишине лишь прокричала ворона, а затем вместо ожидаемого взрыва раздался грохот железной крыши.

– Ну вот, – огорченно усмехнулся молодой, крутанул еще пару раз, выглянул из-за березы и разочарованно водворил механизм на место.

Когда он подходил, все послушно сидели в лодке.

– Фейерверка не будет, – засмеялся он. – Работаем по плану. А знаете, вы похожи на Мазая и зайцев.

– Вечно ты со своими приколами. – Здоровяк вышел из лодки и взялся за огромные гидравлические ножницы. – Мы тут, пока ты эксперименты ставишь, уже полдела сделали.

Окно зимнего храма, возле которого стоял очкарик, уже лишилось рамы, и в нескольких местах кованая решетка была изуродована, буквально разорвана домкратами. Здоровяк подошел к окну, пристроил свои кусачки, и ржавый металл стал послушно распадаться под беспощадным инструментом. Спортсмен сооружал из досок сходни. Маленький мужичок на плоту устанавливал крепеж, что-то вроде стеллажей. Дед молча курил, наблюдая за суетой у окна. Очкарик в соседнее окно вглядывался в темноту храма. Наконец, когда последняя связка металла поддалась, здоровяк царственным жестом опрокинул решетку. Она послушно упала на желтые листья. Дощатые сходни легли к провалу окна. Здоровяк пнул внутреннюю раму, и она сразу рассыпалась.

– Милости прошу!

– Спец! Хвалю, – похлопал его по плечу молодой и вошел внутрь.

За ним последовали все. Последним зашел седой проводник.

Пока глаза привыкали к сумраку, можно было видеть лишь тусклый блеск иконных окладов и вздувшиеся полы, густо посыпанные обрушившейся потолочной штукатуркой. Но затем убранство храма предстало во всем своем великолепии.

– Ни хрена себе!!!

– Да это же пещера Али-Бабы!

– Гляньте, здесь все нетронуто…

– Как в старину. Я помню эти вырезные золотые ворота…

– Братва! Мы у цели… – гулко звучали голоса. Словно экскурсовод в музее, молодой, поблескивая стеклами очков, начал объяснять:

– Слева и справа два зимних алтаря. Внутри может быть утварь – дарохранительницы, потиры, евангелия. Иконостасные образа вынимаются изнутри. Оклады снимать будем дома, даже если икона сожрана жуком или сгнила. Берем все, что блестит. Обратите внимание на кру́жки для пожертвований, там могут быть монеты. Старые книги тоже представляют интерес, особенно в кожаном переплете. Действуем аккуратно, без спешки…

Сам он при этом завороженно шел вдоль стены, спотыкаясь и проваливаясь сквозь гнилые половицы, но не отрывая глаз от икон. Некоторых он касался тонкими пальцами, легким толчком раскачивал лампады, не дыша, протирал стекла кивотов.

– Выносим все, но не сразу. Я так чувствую, мы одним рейсом не обойдемся. Сейчас берем самое ценное. Вон ту икону с клироса, с аналоя кивот, и второй… Это ведь жемчуг! – Очкарик включил фонарь, и в глаза ему брызнули переливы серебряного шитья ризы, украшенной речным жемчугом.

Работа закипела. Слышались гулкий треск ломающихся досок и звон обрушающегося стекла. В квадратный луч света из пробитого окна ныряли темные фигуры грабителей с поклажей в руках. Запыхавшись, они вновь мелькали в проеме, унося церковное убранство и аккуратно размещая его на стеллажах плотика.

– Возьми и ты себе что-нибудь на память, – обратился молодой к проводнику. Седой замер в неподвижности, наблюдая за этой муравьиной суетой. В какой-то момент он пожалел, что позволил этим мародерам пробраться сюда. Разбирали не церковь, а что-то большее – его детские воспоминания. Молодой протянул ему золоченый напрестольный крест: – Возьми.

– Да ну, отстань хоть. Сто лет оно мне не нужно. Я и в Бога-то не верю… И домой это не принесешь – вопросы начнутся… Я вот чего себе приглядел. – Проводник подошел к печи и взял висевшую на гвоздике кочергу, витую, изящной ковки. – Это вот в хозяйстве сгодится, а остальное мне не нужно. Да и вам, я думаю, не больно-то оно нужно. Продадите ведь?.. Ну, в общем, то – не мое дело.

– Смотри, дед, как хочешь…

Молодой прошел меж двух алтарей к двери, ведущей в летнюю часть. Дернул ручку. Большая двухстворчатая дверь не поддалась. Тяжело дыша, здоровяк подошел к молодому и, дернув дверь, спросил: