Век одиночества - Валентин Леженда

Комиссар взбил помазком в мисочке мыльную пену и нанес на подбородок и щеки. Бритье всегда позитивно действовало на Лэйхо. Было в этом процессе что-то успокаивающее, умиротворяющее. Как будто вместе с отросшей за ночь щетиной он удалял нечто лишнее, беспокоящее организм. Соскоблив седые волосы, нанес на кожу крем (одеколоны вызывали раздражение и шелушение) и подмигнул отражению. Круглолицый мужчина с густыми усами, хитрыми узковатыми карими глазами и упрямо сжатым ртом ответил ему из зеркала тем же.

На запах заваренного кофе на кухню явилось заспанное чадо. Помахало ручкой, бросило через плечо неизменное «Привет, па» и сразу отправилось в ванную наводить красоту.

– Тебе кофе с молоком или без? – полетела в спину дитяти традиционная фраза.

Лэйхо, конечно, заранее знал ответ, но это уже было чем-то вроде пароля. Как и отзыв:

– С молоком.

– Снова яичница, – скривилось дитя, ковыряя вилкой приготовленную отцом стряпню.

– Не нравится – вставай пораньше и сама готовь завтрак, – парировал Антти. – Вон, какая вымахала. В твоем возрасте девушки уже сами стряпают и занимаются хозяйством.

– Угу. Найми домработницу! – посоветовала строптивица.

– На какие деньги? – поинтересовался отец. – Сама же знаешь, жалованья едва-едва на жизнь хватает. Большая часть уходит на еду и квартплату, да еще и за твою учебу платить приходится. Опять же, все эти твои кофточки, юбки, платья, косметика…

– Ну, не начинай, па… – взмолился ребенок.

– Тогда ешь и не привередничай! – отрезал Лэйхо. – Что там в гимназии новенького?

Только за завтраком он и успевал поинтересоваться дочкиными делами. Давно надо бы наведаться к ее классному руководителю, порасспросить что да как, чтоб потом не было поздно. А то знаем мы этих молодых да ранних! Вовремя не отреагируешь на тревожные симптомы – и пошло-поехало. В последнее время в его ведомстве участились эпизоды, когда в делах фигурировала молодежь. Впрочем, оно и понятно. Выглядят-то они все взрослыми, а по мозгам еще сущие дети, и в умелых руках – как пластилин. Что угодно вылепить можно…

Хотя, если уж быть абсолютно честным с самим собой, была еще причина для визита господина комиссара к госпоже Ирне Саари. Уж больно аппетитна тридцатилетняя наставница дочки! Антти Лэйхо давно на нее глаз положил. Еще четыре года назад, когда Ниссу перевели в старшую школу и вместо прежней немолодой классной руководительницы была назначена стройная высокая брюнетка. А еще учительница была удивительно похожа на покойную жену господина комиссара, хотя по базе значилось, что госпожа Саари не замужем и никогда не была. Странно, конечно, что такая красавица, не имеющая никакого отношения к «Белым сестрам» (это Лэйхо тоже выяснил), – и вдруг одинока. Может, и впрямь тряхнуть стариной? Дочке Ирна вроде нравится…

Решено! Вот прямо сегодня и зайду. Отмечу с сослуживцами праздник, как водится, доложусь начальству, мол, без особых происшествий, и…

– Ой, пап! – распахнула голубые глаза дочка, наконец-то среагировав на вопрос отца. – У нас такое произошло! Тако-ое-е!

– Ну? – прихлебывая кофе, снисходительно прищурился комиссар.

Что там у них могло произойти? Снова Паси Айкио набедокурил? Опять подложил кнопку на стул учителю истории или бросил петарду в урну для мусора в директорском кабинете? Или девчонки в классе передрались из-за того, кто именно пойдет с этим самым Паси на бал по случаю Дня Всеобщего Единства? Упаси Сфера Мира, конечно, от появления в элитной гимназии наркотиков или чего похуже…

– Так что стряслось?

– Представляешь, кто-то сбросил с постамента статую Первого! – зловещим шепотом поведала дочь. – Да еще и отпилил у нее голову и руку!

Начальник Третьего отдела Департамента Благополучия заметно помрачнел:

– Знаю. Не беспокойся, мы с этим быстро разберемся.

Он вспомнил двухметровую бронзовую статую руководителя государства, стоявшую во дворе гимназии. Глава Радетелей был запечатлен традиционно: в военной шинели и с протянутой к народу правой рукой. К памятнику гимназисты постоянно возлагали букеты и корзины живых и искусственных цветов в благодарность за все то, что сделала эта выдающаяся личность для Пандеи за свое без малого тридцатилетнее правление. Кому могло помешать изваяние? Стояло там спокойно уже сколько десятилетий, сооруженное на деньги попечителей учебного заведения, и вот на тебе…

– И что, никаких следов? – осторожно поинтересовалась дочь.

– Какое там! – грустно вздохнул комиссар. – Плакат оставили! С надписью: «Долой тиранов»! Герои м… малолетние…

Впрочем, почему он сразу решил, что это дело рук гимназистов? Хоть здание и охраняется, но на территорию свободно может зайти всякий, кому заблагорассудится. Особенно ночью. Заскочила шайка отверженных, сделала черное дело и удалилась, бросив тень подозрения на отпрысков почтенных семейств, воспитывающихся в престижной школе.

Семейную идиллию бесцеремонно прервала трель телефонного звонка.

– Да? – произнёс Лэйхо в трубку, не ожидая ничего хорошего.

– Господин комиссар, – отозвался на том конце инспектор Оста Салминен. – Инцидент. Автомобиль за вами послан.

– Хорошо. Сейчас выхожу.

Антти не стал уточнять, что стряслось. И так понятно, что не на торжественное собрание в честь Дня Всеобщего Единства приглашают. Хоть сегодня и общегосударственный выходной, но только не для органов безопасности. Им расслабляться нельзя ни под каким предлогом – внешний и внутренний враг не дремлет! А в праздники, когда народ, во-первых, не на работе и, во-вторых, расслаблен и беззаботен, – тем паче. Так что – режим повышенной готовности, будь он неладен. А ведь как надеялся, что в кои-то веки удастся расслабиться…

– Я на службу, – со вздохом сообщил дочке комиссар. – Ты тут приберись… И вообще будь умницей. У вас же сегодня нет занятий?

– Ага. Только концерт. А потом, вечером, бал…

– Пойдешь?

– Ну, наверное, – пожало плечами дите. – Лина звала.

Антти кивнул:

– Сходи, развлекись. Да, и передай госпоже Саари, что я как-нибудь после праздника наведаюсь к вам в гимназию.

– Ладно, пока, пап, – Нисса послушно подставила лоб для родительского поцелуя. – Береги себя…

Спустившись, комиссар сел в уже поджидавший его у подъезда служебный черно-белый автомобиль. Кивком поприветствовал молодого капрала, поспешно выскочившего из машины, чтобы услужливо распахнуть перед шефом дверцу.

Автомобиль выехал на тонущий в сизом смоге проспект.

– Притормози-ка, – велел Лэйхо водителю, когда они проезжали мимо гимназического парка.

Автомобиль остановился напротив тяжелых кованых ворот, на каждой из створок которых красовалась эмблема: щит с перевитым лентами крылатым жезлом и витым рогом. Вокруг этих символов процветания была начертана надпись: «Знания, закон, честь» – гимназия была с уклоном в юриспруденцию и готовила будущих стражей правопорядка. Господин комиссар и сам ее закончил.

Когда же это было? Давненько, уже и не припомнишь. Да, точно, двадцать пять лет назад. Как раз в год прихода к власти того самого Первого, памятник которому осквернили неведомые враги.

Лэйхо только-только закончил школу и поступил в университет, естественно, на юридический. И тут осенью случился Черный Мятеж. Тогдашний Первый принимал какой-то военный парад, а нынешний, который в те времена именовался Вторым, стоял рядом с ним на трибуне. И вот парочка офицеров, как объявили впоследствии, хонтийских агентов, прорвав оцепление, вплотную приблизилась к правительственной ложе и в упор расстреляла руководителя государства. От полученных ран глава Радетелей скончался на месте, и власть по закону перешла его заместителю, Второму, тоже пострадавшему от рук злоумышленников, хотя и незначительно.

Новый Первый поистине железной рукой взял власть, проведя пару победоносных кампаний против Хонти, загнав в глубокое подполье оппозицию и способствовав наведению в Пандее «абсолютного и исключительного» порядка. За время его правления страна пережила Третью Хонтийскую войну (признаться, не слишком-то удачно закончившуюся для Пандеи), а также еще один мятеж, поднятый предателями-генералами. Потом, вроде бы, воспряла, вновь стала переживать экономический подъем на зависть злокозненным соседям. И вот пожалуйста, дожили! Какие-то сумасшедшие осмелились поднять руку на изваяние Спасителя нации! Невиданное и неслыханное дело.

Господин комиссар вышел из автомобиля и приблизился к воротам. Широкая аллея бежала в глубь густо разросшегося парка, упираясь прямо в высокий гранитный постамент. Сощурив глаза, Лэйхо попытался разглядеть что-нибудь, напоминающее поверженную статую, и не увидел ничего. Наверное, рабочие успели убрать оскверненный монумент.

Пару минут постояв у ворот и полюбовавшись парком, к разбивке которого и сам когда-то приложил руку, начальник Третьего отдела вернулся к автомобилю и взялся за ручку дверцы. И тут откуда-то из-за ограды прогремели выстрелы.