Этьенн Бонно де Кондильяк - Вениамин Богуславский

Дидро и его единомышленники видели в Кондильяке соратника, выдающегося «философа», восхищались «искусством, с каким он владеет своим оружием», направленным против идеалистических систем, считали, что «он страшен для творцов систем» (7, 55). К лагерю «философов» — просветителей относили Кондильяка, как правило, и их идейные противники. Влияние взглядов Кондильяка было очень велико и во второй половине XVIII, и в начале XIX в. В годы революции и в период Первой империи труды его составляли основу преподавания философии в высших учебных заведениях Франции. В это время в качестве последователей Кондильяка выступили «идеологи» [2] — А. Ляромигьер, А. Л. Дестют де Траси и другие, хотя у них уже намечается отход от материалистических идей философа. С окончательной победой реакции философские идеи, подготовившие революцию, начинают внушать буржуазии страх и отвращение. Уже Наполеон отрицательно относился к «идеологии», а в период Реставрации французская буржуазная мысль решительно отмежевывается от передовых идей XVIII в. и начинает борьбу с ними.

На Кондильяка, рассматриваемого как теоретика Просвещения, обрушивается град ударов. Его идеи опровергает не только Ж. де Местр, начавший свою борьбу против Просвещения еще в первые годы революции. М. Ф. Мен де Биран и В. Кузен, в юности испытавшие влияние философии Кондильяка, теперь подвергают ее ожесточенным нападкам с позиций спиритуализма и эклектизма. «Кондильяка вытеснила из французских школ только эклектическая философия», — писал К. Маркс (1, 2, 144), имея в виду взгляды Кузена и близких к нему философов.

В борьбе с материализмом эти философы видели главную свою задачу. В книге, специально посвященной критике сенсуализма XVIII в., Кузен утверждает, что система, разработанная Кондильяком, «ведет к материализму, фатализму, эгоизму» (38, 130); что Кондильяк лишь предавался комбинированию слов и цифр; что «он не знал ни человека, ни его идей, ни жизни, здравый смысл его никогда не сдерживал» (там же, 48).

На протяжении почти полувека представители французского идеализма поносили взгляды Кондильяка. В результате, как отмечается в одной из работ, вышедшей в 1864 г., философия этого мыслителя оказывается «почти повсеместно обесславленной», а его имя «произносится с презрением» (см. 58, 1). «Словарь философских наук» (1875) сообщал: «Сегодня не существует явных сторонников доктрины Кондильяка» (41, 2). Подобное отношение к Кондильяку было настолько распространено, что даже «маленький человек» А. Доде (1868) полагал, что читать его не стоит (см. 8, 88–89).

Правда, в работах некоторых идеалистов XIX в. — Ж. Ф. Дамирона (1862), Ф. Реторе (1864), М. Патрю (1866) — признается вклад Кондильяка в философию. Но если прежде и сторонники и противники Кондильяка видели в нем выразителя новых идей, провозглашенных в век Просвещения, то авторы названных работ доказывают, что его воззрения ничего общего с этими «ужасными» идеями не имеют, уверяют, что главное в его доктрине — спиритуализм и отстаивание основ религиозного мировоззрения. Такая интерпретация взглядов Кондильяка получила значительное распространение в XX в., когда интерес к философу возрос и появился ряд работ, обстоятельно исследующих его произведения. Так, один из этих авторов — Ж. Леруа утверждает, что философия Кондильяка «ни в чем не похожа на ту, которая обычно признается философией XVIII века» (см. 52, 2). В книге М. дель Пра и в других работах о Кондильяке выдвигается аналогичная точка зрения. Ее несостоятельность, однако, становится очевидной уже при первом рассмотрении содержания трудов мыслителя.

Глава I

ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

идро и его соратники не только высоко оценивали Кондильяка как философа, но и поддерживали с ним дружеские отношения. Философ, однако, занимал весьма осторожную общественно-политическую позицию и вовсе не был склонен участвовать в той дерзкой борьбе против официальной идеологии и освященного ею режима, какую вели энциклопедисты. Потому в жизни этого мыслителя мы не встречаем перипетий, подобных тем, что выпадали на их долю, он не знал тех преследований, которым подвергались они за свою бурную деятельность. «В его жизни не было ни драмы, ни героизма, ни трагического конфликта» (47, 6).

Философ происходил из семьи, принадлежавшей к «дворянству мантии». Его отцу, занимавшему последовательно должности сборщика податей, королевского советника и секретаря гренобльского парламента, был присвоен титул виконта Мабли. Этьенн, родившийся в Гренобле 30 сентября 1715 г., был младшим из четырех его сыновей. Имя «Кондильяк» будущий философ получил в 1720 г., когда отец приобрел поместья Кондильяк и Банье. В 1727 г. Этьенн осиротел. В течение нескольких лет он жил в Лионе в семье своего старшего брата Жана, который, подобно отцу, был королевским советником, а также прево — королевским судьей. Другой брат Этьенна — Габриэль (аббат де Мабли) в эти годы уже приобрел известность как автор произведений, в которых отстаивались идеи естественного права, равенства и утопического социализма. Аббат Мабли отвез своего младшего брата в Париж и определил в семинарию, по окончании которой Этьенн получил духовное звание аббата. Хотя с тех пор он всегда носил сутану, но мессу служил лишь однажды, после чего от выполнения обязанностей священника отказался совершенно. Его интересует не теология, а философия и положительные науки. Изучая произведения крупнейших представителей передовой научной и философской мысли XVII и XVIII столетий, Э. Кондильяк сближается с Ж. Ж. Руссо и Д. Дидро; он входит в литературные круги, где оживленно дебатируются проблемы, волнующие французское общество, и жадно впитывает в себя идеи века. Молодой Кондильяк, подобно Руссо и Дидро, оказывается в среде интеллигенции, именно в этот период сформировавшейся во Франции в качестве особой социальной группы. В атмосфере интенсивной умственной жизни, характерной для этой среды, складываются философские взгляды Кондильяка и создается его первый труд «Опыт о происхождении человеческих знаний».

В «Исповеди» Руссо вспоминает, как он близко сошелся с Кондильяком в этот начальный период деятельности философа. Он описывает стеснительные материальные обстоятельства, в которых находился и сам он, и подружившийся с ним Кондильяк. Оба они в это время принадлежали к числу тех «людей пера», чьим девизом были, по выражению Д'Аламбера, «Свобода, Истина, Бедность». Часто они обедали вскладчину. Найти издателя, готового взяться за печатание рукописи Кондильяка, оказалось очень трудно. В это время наибольший интерес читателей привлекали конкретные проблемы текущей жизни и спрос на книги, трактующие отвлеченные философские вопросы, был невелик. А главное, книгоиздатели пренебрежительно относились к никому не известным авторам. О мытарствах своего приятеля Руссо поведал Дидро, с которым был тогда близок. Он познакомил Дидро и Кондильяка. «Они, — пишет Руссо, — были созданы для того, чтобы сойтись; они сошлись. Дидро уговорил книгоиздателя Дюрана взять рукопись аббата, и этот великий метафизик[3] получил за свою первую книгу — и то почти из снисхождения — сто экю, которых, может быть, не имел бы без меня. Так как мы жили в очень отдаленных друг от друга кварталах, то собирались все трое раз в неделю в Пале-Рояле и отправлялись вместе обедать в гостиницу „Панье-Флери“. По-видимому, эти еженедельные обеды очень нравились Дидро, потому что он, почти никогда не являвшийся на назначенные свидания, не пропустил ни одной из этих встреч» (25, 321–322).