Закон есть закон (сборник) - Владимир Дэс

Вова молчал.

Ломаный закурил.

– Ты, Вова, не молчи. Ведь все равно заговоришь. Вон и твой дружок заговорил.

Где, кстати, он?

Вытащили игрока. Бледный, со слезами на глазах, губы по-прежнему трясутся.

– Я этому там научился, – не отрывая глаз от подельника, заговорил Вова, – еще и том казино. Хозяин заметил, велел молчать, а потом послал к вам.

– Хозяин это кто? «Аист»?

– Да, – выдавил.

– Через тебя и подсадных решил меня разорить?

– Да…

– Еще есть подсадки?

– Есть.

– Хорошо, Вова. Молодец.

Ломаный повернулся к своим, сказал:

– Спрячьте обоих. И не балуйте. Пусть спокойно поживут. Они еще пригодятся. А ты, – обратился он к одному стриженому крепышу из бригады, – давай к Аисту. Забивай стрелки. Кончать его будем.

Ломаный все подготовил. Даже скрытая камера была, чтобы потом показать ворам! какая сука среди них грелась.

Когда ехал на «стрелку», на одной из пустынных улиц машину остановил гаишник.

– Чего, друг? – спросил, улыбаясь Ломаный.

– Пересядь вон туда, – гаишник показал жезлом на свою машину.

– Зачем, родной?

– Поговорить с тобой хотят.

– Заинтриговал ты меня, дружок. Придется пересесть.

Ломаный подошел к гаишной машине! Наклонился к стеклу.

– А, Александр Палыч? Давно не виделись.

– Да ты садись, не мельтеши у дверей!

Ломаный залез в машину.

– Слушаю вас, Александр Палыч.

– Ты вот что, разборки свои устраивай без пальбы. Мне жмурики не нужны. Аист тоже гражданин, хоть и вор. Если моего совета не послушаешь, отправлю назад, в зону. Травинку на тюремном дворе поливать.

– А про травинку-то откуда, Александр Палыч, знаете?

– Я много чего знаю. Поэтому и предупреждаю. Закон есть закон.

– Спасибо, конечно, Александр Палыч, только у нас свои законы.

– В нашей стране законы одни – наши! И страна «эта» тоже «наша». А теперь иди. Я тебе все сказал.

– Прощайте, Александр Палыч.

– До свидания…

Как только Ломаный вышел из машины, гаишник тут же сел в нее и дал газу.

Ломаный посмотрел вслед. Сплюнул. И пошел к своим.

– Поехали!

– Чего там? – спросили его.

– Ничего. – Ломаный усмехнулся, вспомнил зеленую травинку за неприкосновенной чертой и добавил: – Просто напомнили, что в этой стране воры тоже люди.

Заложник

То, что наш самолет захвачен бандой террористов, мы узнали только перед самым концом полета.

Мы, конечно заметили, что сразу же после взлета какие-то молодые люди, аккуратные такие мальчики лет по двадцать, встали со своих мест и все ходили туда-сюда.

Были они вежливы и предупредительны. Извинялись, если случайно задевали кого-нибудь из пассажиров.

А так полет был, как полет: тихий, уютный и сонный.

Лишь стюардессы были необычайно внимательны, а стюарды – особенно серьезны.

Так мы и летели: кто читал, кто дремал.

М – это дружный и сплоченный симфонический оркестр нашей городской филармонии.

Полный состав оркестра – это вам не квинтет какой-нибудь, так что заняли мы едва ли не половину самолета, почти весь экономический класс.

Правда, небольшая элитная группка во главе с дирижером обособилась и находилась где-то в середине бизнес-класса.

Мы им завидовали: там выпивку подавали в неограниченном количестве, а нам – по норме.

А я так и вовсе изошел завистью по поводу нашего дирижера.

Были мы с ним одного возраста, пола, цвета кожи, вероисповедания, оба музыканты.

Жили на одной улице.

Ходили в одну школу.

И музыкой начали заниматься почти одновременно.

С одной лишь разницей: я занимался из-под палки, а он – по призванию.

Впрочем, не скажу, что ненавижу музыку, я к ней просто равнодушен.

А он, когда играл, а затем дирижировал, прямо дрожал весь, словно улетал в такие дали, куда таким, как я, не заглянуть никогда.

В детстве я его всячески обзывал и пытался обидеть. И потом, когда мы подросли и родители пустили меня по его следам, я не видел в его одержимости ничего хорошего. А вот когда он стал за свой талант и эту свою одержимость получать материальные блага, причем немалые, стал я понимать, что он, а что я.

И женился он удачнее, и дети у него умнее, и сейчас вон сидит, виски пьет от пуза, а не по норме, как я.

А рядом с ним его новая пассия – рыжая виолончелистка. Стерва редкостная, но красива до умопомрачения. С таким шикарным бюстом и такими голубыми глазами, что можно утонуть и тут и там.

Я завидовал его жизни, но хорошей завистью.

Его любви к музыке, его таланту, его большому будущему.

У меня же и жизнь-то была не моя, а выбранная для меня и за меня родителями. Были еще фагот и жена, посредственная скрипачка из нашего же оркестра.

Мы с ним никогда не были друзьями. Просто шли рядом.

И хотя я был, как и моя жена, средненьким музыкантом, мой однокашник упорно держал нас в своем престижном оркестре.

«Почему? – часто думал я. – Зачем ему, чтобы я был рядом? Что это: человеческое участие или повод для злорадного торжества?»

И приходил к выводу, что скорее всего первое.

Он никогда не позволял себе никаких выпадов в мою сторону, ничем не уязвлял моего самолюбия. Наоборот: когда случалось принимать овации или очередную награду, приглашал стать рядом с собой, а это кое-что да значит.

И я вставал рядом и стоял со своим неуклюжим фаготом, в блестящем на локтях фраке, мешая тем, кто устремлялся его поздравить.

Когда нам все же объявили, что самолет захвачен и после посадки мы, уже в качестве заложников, должны смирно сидеть на своих местах и не двигаться до особых распоряжений, я не сильно расстроился: ведь с нами он, мой талантливый и везучий спутник по жизни, поэтому ничего ужасного с нами случиться просто не может.

Даже когда прошли часа три, и мальчики, еще Недавно вежливые и аккуратные, стали нервозными и сердитыми, я не особо волновался.

Что творилось снаружи, мы не знали, но понимали: дела у наших террористов не заладились, что-то пошло не так.

Жена моя нервничала, то и дело спрашивала меня, что будет, и я ее успокаивал – все, мол, будет хорошо.

Я не знаю, как вела себя наша элитная группа, ведь они сидели впереди, а я ближе к хвосту, но никакого шума оттуда не доносилось.

Пить нам давали, но не кормили.

Мальчики становились все жестче, в руках у них появилось оружие.

Наконец что-то, видимо, произошло: террористы пошли по рядам, внимательно разглядывая пассажиров.

Они выбрали в бизнес-классе какого-то солидного гражданина, подвели его к люку, выстрелили ему в затылок, и он выпал на летное поле.

Все услышали, как его тело грузно, с шлепком ударилось о бетон.

Мы оцепенели от ужаса.

Вот так. Просто взяли и у всех на глазах убили человека.

А с виду такие правильные и вежливые молодые люди.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});