Горловка. Девятьсот пятый - Алексей Черных

Бойцов и вовсе пристрелить

Пытался, тужась залихватски

Винтовку перезарядить.

Затвор не пожелал сдаваться,

Что и спасло солдат, видать.

Мальчишке лет всего пятнадцать,

Откуда жажда убивать?

Забрав оружье, подзатыльник

Парнишке Прохор отпустил

И не по-менторски обильно

Отборным матом обложил.

Стараясь всех призвать к порядку,

Командуя до хрипоты,

Дейнега выдал разнарядку

На караульные посты.

С учительским авторитетом

Он указанья отдавал.

А после местному совету

Все полномочья передал.

Троих пленённых пехотинцев

Решил Дейнега отпустить,

Узнав пред тем у лихоимцев,

Как сослуживцев их схватить.

Раннее утро 14 (27) декабря 1905 года. За три дня до поражения.

Отряд Прохора Дейнеги разоружает 12 роту 280 пехотного Балаклавского полка вблизи станции Ясиноватая

Раннее утро 14 (27) декабря 1905 года. За три дня до поражения.

Отряд Прохора Дейнеги разоружает 12 роту 280 пехотного Балаклавского полка вблизи станции Ясиноватая

На свете есть такое племя,

Кто точно знает наперёд,

Что жадное к победам время

От них решительности ждёт.

Подобно Прохору Дейнеге

Они – передовой отряд

Эпохи, и об их успехе

Не зря реляции звучат.

* * *

Как на допросе рассказали

Пленённые начистоту,

Карамышевцы ночевали

На продовольственном посту.

(Был пункт такой неподалёку –

От станции в полуверсте.

Чуть за посёлком, где-то сбоку,

Но рядом с веткою ЖД).

Любой, наверно, понимает

И знает, что при всех иных

К утру обычно притупляет

Усталость бденье часовых.

Не стоило дружине медлить,

А нужно было побыстрей

Накинуть окруженья петлю

На карамЫшевских людей.

Дейнега из своих знакомцев

И из авдеевских «коллег»

Собрал ретивых добровольцев

Под два десятка человек.

На паровозе без вагонов

Ударный Прохоров отряд

Домчался вмиг по перегону

К посту, где пехотинцы спят.

Те нападения не ждали,

Не озаботившись ничем,

Свою ночёвку охраняли

Не по-военному совсем.

Солдатам служба их не в радость:

Когда напился командир,

То лень, апатия и праздность

У них из всех сочится дыр.

* * *

Чины пониже занимали

Большой бревенчатый амбар,

Кто старше званьем – ночевали

В пристройке с парой-тройкой нар.

Строенья эти обрамляли

Сугробы в оспинках мочи.

Солдаты явно не желали

Искать клозет в глухой ночи.

Войдя в «начальскую» пристройку,

Разоружив солдата, что

Мечтал под печкою о койке,

Уткнув в ружьё своё лицо,

Дейнега и его «гвардейцы»

Оружье стали собирать,

Пока поддатые армейцы

Спокойно продолжали спать.

Привычная к невзгодам быта,

Но перепившая вчера,

Спала «пехотная элита»

Без задних ног, как детвора.

Ни разговоры, ни хожденье,

Ни лязг металла не могли

Развеять пьяных сновидений

Чадяще-смрадные угли.

С такой же легкостью сумели

Дружинники занять амбар,

Где нижние чины храпели

И источали перегар.

* * *

Дейнега был обескуражен:

Готовый жизнь свою отдать,

Он был решителен, отважен

И рвался доблесть показать.

А тут почти без напряженья,

Не применяя сложных схем,

Им удалось разоруженье

Пехотной роты без проблем.

Не думал Прохор, что удастся

Так просто их лихой набег.

В его отряде было двадцать –

Всего-то! – двадцать человек.

С какой-то детскою обидой

Стоял Дейнега и смотрел,

Как капитан во сне сердито

Ворочал носом и сопел.

Завадский Герш, стоявший рядом,

Идиллию стерпеть не смог

И ткнул винтовочным прикладом

В холёный капитанский бок.

* * *

Пот у мальчишки капал с носа,

Как будто летняя жара,

А не декабрьские морозы

Проникла в двери со двора.

Потел же Герш от напряженья

И предвкушения того,

Что он получит наслажденье,

Избив ещё не одного.

* * *

Карамышев, проснувшись, нервно

Вскочил на нарах, мутный взгляд

Его сверкал немилосердно,

Как резкой молнии разряд.

Оружье у него забрали,

Но он откуда-то достал

Массивный, из булатной стали,

Прекрасно сделанный кинжал.

На миг соратники Дейнеги,

И прочие, кто рядом был,

Застыли, словно их навеки

Разрыв во времени скрутил.

Не по уставу офицерам

Пехотным этакий кинжал.

Но капитан весьма умело

Им и владел и управлял.

Интуитивно угадал он,

Кто командир его врагов:

Дейнегу остриё металла

Чиркнуло, чуть не распоров.

Спасло же то, что полусидя

Кинжалом офицер рубил.

Его движение предвидя,

На шаг дружинник отступил.

Предотвращая продолженье

Подобных выпадов, наган

Нацелил Прохор, и в мгновенье

Был ранен нервный капитан.

Хрипя «К оружию!», на нары

Без сил Карамышев упал.

И об пол глухо звякнул старый,

Упавший роковой кинжал.

Вся кульминация момента,

Казалось бы, сошла на нет.

Но Герш на эти сантименты

Имел совсем другой ответ.

Он резко приподнял винтовку

И быстро надавил курок.

Ненужный выстрел и неловкий

Никто предотвратить не мог.

Герш бил в упор, нелепо тыча

Винтовкой капитану в грудь.

Смертельный выстрел закавычил

Карамышевской жизни путь.

* * *

Ни революции витийства,

Ни будущая благодать

От социальных благ – убийства

Никак не могут оправдать.

Коробит глупость объяснений:

Чтоб вился революций дым,

Клубок из жертв, убийств, гонений

Оправдан и необходим.

* * *

Со сна и после смерти страшной

Их командира не смогли

Солдаты дать отпор отважный,

Оружие не сберегли.

Дружинники все их винтовки

И всё изъятое вразброс:

Продукты и экипировку, –

В свой загрузили паровоз.

Дух революции нестойкий

Дружинникам не помешал

Помародёрствовать в пристройке,

Где мёртвый офицер лежал.

Толпясь над трупом капитана,

Поругиваясь невостро,

Дружинники делили рьяно

Его нехитрое добро.

Остановить их – труд напрасный,

И в раз второй за эту ночь

Дейнега выругался грязно

И вышел из пристройки прочь.

Рассвет уже добавил серость

В холодный, беспросветный мир,

Где вся Дейнеговская вера

В добро идей – теперь блезир.

17 (30) декабря 1905 года. За шесть часов до поражения.

Андрей Гречнев после нападения на казармы сборного войскового отряда по улице Садовой в Горловке

17 (30) декабря 1905 года. За шесть часов до поражения.

Андрей Гречнев после нападения на казармы сборного войскового отряда по улице Садовой в Горловке

С утра мело. Как будто полог

Из снега жёсткого накрыл

Промёрзший до костей посёлок.

И ветер воздух иссушил.

Метель, в косых лачугах роясь,

Стараясь Горловку встряхнуть,

Сугробы намела по пояс,

А кое-где почти по грудь.

Нахаловок и Собачёвок,

Шанхаев и Пекинов грязь

Узором вьюжных подмалёвок

Закрылась, словно бы стыдясь.

* * *

В процессе вялой перестрелки,

Что длилась несколько часов,

Никто не рвался в переделку

И умирать был не готов.

Стрельбы по людям безоружным

Пытаясь впредь не допустить,

Солдат напором ненатужным

Дружинники взялись теснить.

И лишь в процессе столкновенья

Смогли повстанцы осознать,

Что нужно было нападенье

Гораздо раньше начинать.

В дружине горловской не найден

Был свой решительный герой,

Подобный Прохору, кто жаден

К победе быстрой и лихой.

Они могли б ещё под вечер