Хроники Дерябино в трёх частях. Часть 1. Эффект Малевича - Лариса Сафо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С шумом спускаемой воды в унитазе санитар морга отшвырнул ногой кресло и встал перед Викентием Паловичем оскорблённым в святых чувствах сантехником. Грозным голосом старшины присяжных при оглашении обвинительного вердикта Дим Димыч продолжил:
– Полагаю, вы намекаете на оцифрование всех документов дерябинского архива, исключающих наличие в учреждении пыли, необходимости в очках, елозанья локтями по столешницам? Я, уважаемый, с матушкой нашего нынешнего мэра в один детский сад ходил. И ещё с горшка помню, что это была за штучка. Уже тогда она доподлинно знала: самый короткий путь к цели – зайти к ней сзади. И внушила это представление сыну, щедро сдабривая младенца грудным молоком. Смею вас заверить, процесс оцифрования ваших архивных единиц находится в прямой зависимости от растущих потребностей градоначальника, его жены и проживающей ныне отнюдь не в каморке папы Карло подружки Клары. В своей деятельности сей господин руководствуется принципом: лучшее средство от першения в горле – удавка из шарфа. Ибо чем мелководней денежный поток, тем глуше и робчее наш долготерпеливый народ.
Поверженная ниц жертва индуктивного метода санитара морга нацепила на нос очки и выслушала заключительную тираду с негой условно приговоренного к десяти годам заключения казнокрада. А тот прокурором итожил:
– Дай бог, если на сегодняшнее утро оцифрованию подверглось процентов двадцать дерябинских документов. И посему мы сейчас имеем того, кого имеем – Викентия Павловича Дымова со всеми признаками вида архивариуса городского.
С достоинством раскрывшего очередное дело прославленного в веках эксвайра он стал убирать снедь со стола в рекламирующий европейские кружевные трусики пакет Игната Васильевича. Незваные гости хозяйский намёк поняли и стали протискиваться к двери, одновременно мешая и подталкивая друг друга. Почти у самого порога Викентий Павлович обернулся к хозяину и с видом пронзающего грудь вурдалака осиновым колом мирянина нахально спросил Дим Димыча:
– А раскрыть убийство сможете? Или – не дано!
В задумчивости застывший у портрета своего всенощного визави санитар морга не удостоил того ответом. И ушел в иные дали, куда не ступит человеческая нога, но где густо роятся души покинувших нас людей, о чем-то базаря и скандаля. Кариес не идеализировал потусторонний мир и истово верил в классовую сущность всего происходящего как на суше, так и на небе, ибо считал Ииуса Христа первым настоящим коммунистом. И полагал, что имеет на то весомые основания – Кодекс строителей справедливого общества на земле не сильно отличался от высоких божьих заповедей. А уничтожение большевиками церквей объясняется борьбой Совнаркома с конкурирующими организациями.
Влекомые позывами трудовых будней Викентий Павлович и Игнат Васильевич спешно вышли к живым в разрумянившееся весеннее утро. Дерябинская весна ничем не отличается от других: разве что воздух почище, да солнце поярче из-за отсутствия чрезвычайно вредных производств и трасс федерального значения. В городе проживает порядка ста пятидесяти пяти тысяч человек самых разных вероисповеданий и политических воззрений с явным преобладанием традиционных.
Справа от города протекает речка, слева от неё раскинулась не отягощённая химическими примесями лесополоса. Она – и парк для молодых, и укромный уголок для страждущих «партизанского» уединения глубоко «окольцованных» горожан, и природная кладовая для всех остальных. Благодаря ей дерябинские легкие дышат легко и свободно, всем своим видом утверждая правдивость минздравовского посыла о вреде курения.
Как и всякая человеческая общность, население Дерябино в эпоху победившего капитализма одержимо теми же пороками и страстями, что и жители Москвы или Парижа. Для неудержимого погружения в оные дерябинская «фауна» в изобилии наводнена магазинами, кафе, банями, аптеками и ночными клубами, а «флора» располагает двумя кинотеатрами, одним музеем боевой славы и театром безо всякой славы из-за отсутствия в репертуаре постановок по Розенталю.
Два городских учебных заведения без какого-либо административного вмешательства извне оформились в гимназию и лицей со всей вытекающей отсюда кастовой принадлежностью. Жизненные линии гимназистов и лицеистов в масштабах Дерябино никогда не пересекались, за исключением жгучих драм в духе Монтекки и Капулетти.
Проходя мимо редакции местной газеты, Викентий Павлович и Игнат Васильевич намеренно прибавили шаг из-за непреодолимого отвращения к рождённому в его чреве печатному слову. Причем, первый считал редактора мелкой рыбёшкой среди «акул пера», а второй – внедрённым в непорочный дерябинский люд агентом иностранной разведки с целью окончательного разложения оного до состояния свободно кочующих по безлюдным степям диких племен. В буйном воображении кладбищенского сторожа только ковыль будет ласкать потные тела варваров после очередного набега на просвещённый народ и только звёздное небо останется для них источником знаний. И не будет Псаки, «омывшей» Белоруссию морями», и российских войск, вероломно «вторгшихся» на территорию незалежной Украины с победно развевавшимся ещё вчера звёздно-полосатым флагом над зданием СБУ, и даже застывших в немом укоре «Мистралей». Ничего этого «славянская орда» знать не будет. От этой картины Игнат Васильевич часто вздрагивал во сне, пугая жену и тревожа покой усопшего отца, бывшего секретаря партийной организации мелькомбината.
Редакционный коллектив местного таблоида перманентно находится в состоянии томления духа по вкусу настоящей колбасы, надежному государственному плечу и широкой спине совблока. Но до тошноты манит его и аромат киви, до потери собственного достоинства доводит запах кожаной обивки «бумера» и до душевного обморока угнетает скромное обаяние изготовленной мозолистой рукой китаянки «шмотки».
Это форс-мажорное раздвоение личности гражданина в частности и городского люда вообще находит материальное выражение во всём облике Дерябино. Памятник Ильичу мирно соседствует с местной церквушкой, библиотека – с обменным пунктом валюты, кинотеатр «Родина» – с афишей очередной саги голливудской фабрики фантомов. Родное кино давно и надолго вытеснено в Дерябино «попкорновым», в котором спецэффекты подменили чувства и мысли, как электронная энциклопедия подменила собой пахнущую типографской краской книжку.
Заключив пакт о ненападении с религией и смирившись соседством Шолохова с курсами иностранных валют, ветеранское общество Дерябино объявило было войну «ненашенским» фильмам. И даже выпустило прокламацию о «тлетворном влиянии Запада» на взъерошенные умы дерябинцев, за что было подвергнуто изощрённым гонениям со стороны оболваненной вашингтонской пропагандой узкой общественности с широкой прослойкой «грантоедов». Впрочем, аксакалы не сдались и засели в засаде.
И над всем этим мировоззренческим «салатом» витает неизбывное русское моление «Лишь бы не было войны!». Как и тридцать лет назад, когда под видом реконструкции кухни снесли весь дом, а в целях укрепления мира во всем мире уничтожили его оплот. И на мировую авансцену вновь вышел «человек с ружьем».
Вполне определенно высказался на сей счет и редактор издаваемой подпольно и в целях конспирации ручным способом местной газете «Вилы» Кротов Прокопий Сидорович:
«Душа Дерябино нашла временное успокоение в приращении Крыма к российским брегам и утоплении либерального брига на ментальных рифах. Сформированный необъятными просторами общинный характер русского народа позволил счастливо избегнуть удушающих западных объятий во имя торжества общего над частным, ибо «хуже войны с англосаксом может быть только дружба с ним». Каждый дерябинец интуитивно осознавал – придётся дорого заплатить по геополитическим счетам, но каждый торопился в кассу выбить личный чек за суверенное право вершить свою судьбу.
И пусть заокеанские поджигатели новой войны злобно точат свои окровавленные зубы в надежде вонзить оные в обескровленное олигархами тело России, у нас самих клыки найдутся!».
Глава 2
Уже на закате перестройки спрятавший свой партийный билет в днище истерзанного временем дивана редактор легального дерябинского таблоида «Особый путь» Гудков Валерий Иванович руководствовался в своей редакционной политике единственным правилом: нет доли – нет вони. Оно находилось в естественном соитии с нормами царившего вокруг него хищнического бедлама, но Валерий Иванович придерживался оного не без риска познакомиться с Дим Димычем посмертно и в постоянной борьбе с самим собой. Борьба эта проходила с переменным успехом.
Когда на светлом дерябинском пути к торжеству рыночных отношений ему попадалась кочка со «звериным оскалом капитализма», он не без ехидства окучивал её в редакторской колонке. Но стоило только местному депутату от коммунистов выступить с какой-нибудь инициативой в духе попрания конституционных прав дерябинцев, Гудков нещадно клеймил его с пафосом сенатора Маккейна.