Караван счастья - Оксана Булгакова

Но подарок Бруно — другая книга. Это не дневник Анны, а как бы продолжение его, созданное немецкими публицистами Иоахимом Гельвигом и Гюнтером Дейке. Между ним и фотографиями, переданными Шульцем, — прямая связь. Недаром один из снимков приведен в книге.

«Дневник для Анны Франк» (полное название книги) — обличение фашизма в документах и фотографиях потрясающей силы. Но это и рассказ о благополучных судьбах убийц Анны и ее сестры, матери, друзей. Со страниц смотрят людоеды в эсэсовских мундирах, и приводятся их сегодняшние мирные адреса.

Люди! Будьте бдительны! Не допустите, чтобы это повторилось вновь! — призывает книга.

На вклейке перед титульным листом, рядом с дарственной надписью, знак международного Союза бывших узников концлагерей фашизма и три подписи, причем каждая — из трех составляющих: фамилия, номер, который целый адский кусок жизни заменял человеку имя, и название концлагеря: Бруно Шульц, 43197, концлагери Заксенхаузен, Фолькензее. Так же расписались его товарищи по борьбе.

На следующий день мы встретились с Бруно в Трептов-парке и вместе прошли дорогой его памяти.

Ранняя берлинская весна уже зазеленила курган у мавзолея, а на плакучих, поникших до земли ветвях деревьев вокруг скульптуры Скорбящей матери распустились первые почки. Словно дымчато-зеленоватый туман спустился на прилегающие аллеи. Но стыл еще воздух, голы кроны платанов, и весь архитектурно-природный ансамбль от этого суровее и лаконичней. Лишь яркими алыми пятнами — гвоздики на гранитной плите Героев у входа в партер. Здесь покоятся те, кто погибли в последние дни войны, кто, одолев тяжелейший путь и сломив хребет фашизму, не дожили до великой Победы всего лишь несколько дней и даже часов. Возможно, кто-то из них открыл Бруно и его товарищам ворота Фолькензее.

На гранитной плите под террасой главного входа выбиты слова: «Авторы памятника-кладбища лауреат Сталинских премий скульптор Вучетич Е. В., архитектор Белопольский Я. Б.». Бронзовые солдаты навечно обнажили головы и преклонили колени перед памятью павших, приспущены красные гранитные знамена. И в синеве весеннего неба, на насыпном славянском кургане

Стоит Солдат, прижав к груди ребенка,Мечом былинным свастику поправ.Еще дымились вздыбленно зенитки,Еще полынь в окопах не росла,Когда Россия парня из МагниткиНа пьедестал бессмертья вознесла.

Эти стихи магнитогорского поэта Владилена Машковцева зазвучали здесь особенно: они будили гордость и боль, вызывали слезы.

— Здравствуй, Ваня! — сказал Бруно серьезно.

С Иваном Степановичем Одарченко, русским рабочим, бывшим фронтовиком, чей бронзовый двойник в центре Европы служит грозным напоминанием всем темным силам мира, Бруно познакомился в 1966 году здесь, в парке, когда возлагал цветы к монументу. Теперь видятся в каждый приезд Одарченко в Берлин, переписываются, встречался Бруно и с его матерью Дарьей Дементьевной, дочерью Еленой и женой Верой Федоровной.

С привета от Ивана Степановича я и начала телефонный разговор из Лейпцига, а в тамбовской квартире Одарченко месяцем раньше родилась мысль о нашей встрече с Бруно. И еще с одним человеком, его большим и искренним другом — Иоахимом Гоффманом. В прошлом депутат Трептовского района Берлина, он хорошо знает Ивана Степановича. Последние десять лет он бургомистр Вайсензее, того самого района, в котором Одарченко служил после войны. Гоффман охотно согласился приехать на встречу. Был дружелюбен, общителен, привез друзей. Много и озабоченно говорил о молодом поколении, рассказывал о внимании, которым оно окружено в республике.

— Мы сознаем, какая большая для нас честь и ответственность, особенно для молодежи, иметь такой памятник в Берлине, он воскрешает ежедневно великий подвиг советского народа. Что на свете страшнее фашизма? Только сам фашизм, — спросил и сам себе ответил Гоффман. — Наш Берлин живет мирным трудом. Наши прогнозы, наши мечты, наши планы — все в мирной жизни, — Гоффман протянул мне номер «Нойес Дойчланд».

Почти вся восьмая страница его посвящена Вайсензее в настоящем и будущем. Вместо заголовка крупным шрифтом — строка; подчеркнута красной линией: «12 новых школ, спортзалов и 8 детских городков — беседа с бургомистром района Иоахимом Гоффманом». И его фотография — очень доброе, симпатичное, открытое лицо.

Расстались мы у выхода из Трептов-парка. На арке четко выделялись русские слова, хорошо известные, близкие и хранимые в сердце миллионами людей:

«Великие подвиги ваши бессмертны. Слава о вас переживет века. Память о вас навсегда сохранит Родина».

Улица, на которой живет Иван Степанович Одарченко в Тамбове, имеет очень теплое название — Дружбы. Тихая, в рабочем поселке. От завода вблизи. Домик Иван Степанович построил просторный — «навырост». Когда понадобилось, места хватило всем: и детям, и внукам, и даже попугаю Гоше, что привез сын-матрос из дальнего плавания. Есть в доме и музей: его хозяина узнаешь в скульптуре, на картинах, медалях, монетах, книгах, памятных тарелках, марках, значках, фотографиях, буклетах. В этом собрании выделяются работы Е. Вучетича, Я. Белопольского, А. Горпенко — подарки соратнику, другу, как следует из посвящений.

Иван Степанович — мастер на заводе подшипников скольжения. С того послевоенного 50-го года, когда после демобилизации приехал из Берлина к сестре на жительство. И вот уже и серебряная свадьба позади, и на заводе — ветеран, и нет в живых Евгения Викторовича Вучетича. Стоит на полке его работа «Они победили смерть», эскиз из мемориального ансамбля на Мамаевом кургане с авторской подписью. Недавно Иван Степанович передал в областной краеведческий музей слепок головы «Солдата-освободителя», тоже с личным росчерком скульптора.

Полгода прожил Иван Одарченко среди творцов Трептова мемориала после того послевоенного дня, когда на Берлинском стадионе в День физкультурника русоволосого статного солдата, что третьим пришел с забега, заметил скульптор Евгений Вучетич.

Был жаркий полдень. Переодевшись в солдатскую форму, Иван подошел к группе однополчан, с которыми воевал в последний год войны в 9-й гвардейской воздушно-десантной армии. После назначений по разным комендатурам Берлина они потеряли друг друга из виду. А тут встретились, оживленно шутили, радовались миру, жизни, пригожему летнему дню, молодости. Одарченко заметил, что какой-то человек в штатском внимательно рассматривает его, несколько раз как бы случайно прошел мимо, потом откровенно пригласил:

— Пойдемте со мной.

С трибуны, на которой находились гости праздника, им что-то кричали. Незнакомец, уловив вопрос генерал-майора А. Г. Котикова, радостно ответил:

— Нашел, нашел. И теперь не отпущу. — Повернулся к Одарченко: — Скульптор Вучетич. Будем вместе работать.

Наверное, на выбор Е. Вучетича повлияли и факты биографии самого скульптора: на Макеевке рабатывал он в молодости откатчиком, крепильщиком, машинистом динамо-машины. В армию ушел добровольцем, солдатом. И за два года дослужился до командира батальона. Тяжело контужен. Словом, натуру искал он под стать себе, близкого по духу человека. И внешне должен был быть воин россиянином, с мужественным, очень одухотворенным лицом, с гордой славянской статью. Таким увиделся Евгению Викторовичу Иван Одарченко. Трехлетняя Света, дочь коменданта Берлина генерал-майора А. Г. Котикова, позировала скульптору, когда создавал он образ девчушки, что, выхваченную из огня, крепко прижал к себе солдат.

Существуют разные толкования скульптуры. Мне приходилось слышать, что-де памятник поставлен конкретному солдату, спасшему во время боя немецкого ребенка. Таких эпизодов действительно во время ожесточенных уличных сражений было немало. Советские солдаты не одной жизнью расплатились тогда, щадя от, казалось бы, неминуемой гибели берлинских детей. И одни такой случай произошел неподалеку от Трептова: старший сержант Трифон Андреевич Лукьянович заслонил собой от пуль эсэсовцев немецкую девочку. Теперь у моста Эльзенбрюке по дороге к Трептов-парку о мужестве и гуманизме советского воина рассказывает мемориальная плита.

Но монумент Вучетича — не о том. По словам людей, хорошо знавших скульптора, Евгений Викторович даже гневался, когда слышал такое узкое объяснение. Его скульптура — обобщенный образ советского солдата, спасшего Европу от фашистской чумы.

Выступая 8 мая 1949 года на открытии мемориала в Трептов-парке, Отто Гротеволь, будущий премьер-министр ГДР, так и сказал:

«Мы никогда не забудем подвига Советской Армии, спасшей народ от ужасов фашизма. Мы будем неустанно повторять нашим детям, что своей жизнью они обязаны великому Советскому Союзу!».