Караван счастья - Оксана Булгакова

В папке, которую Игорь Катенев принес в редакцию, были собраны воспоминания очевидцев первого полета, создателей самолета и двигателя. Крупные ученые цифрами и фактами доказывали то, что впоследствии было заключено в скупую строку: «Открыл новую эру в авиации».

Вспоминает заслуженный деятель науки и техники РСФСР, доктор технических наук, профессор, генерал-лейтенант запаса В. С. Пышнов:

— На меня возложили почетную и очень ответственную задачу — председателя комиссии, которая должна была выпустить в воздух первый реактивный самолет. В этом самолете все необычно: вместо привычного двигателя с винтом, на самолете в самом хвосте стояла камера сгорания ракетного двигателя. В фюзеляже помешались баки с новым жидким топливом.

…Все готово к первому полету. Летчик Бахчиванджи садится в самолет. Взгляды всех обращены к реактивному соплу. И вот из него вырвалось сначала слабое пламя, а затем раздался оглушительный рев. Огненный факел вытянулся в длину на 3—4 метра. Самолет тронулся. Быстро ускорив движение, он побежал по взлетной полосе, легко оторвался и стал набирать высоту.

Сейчас мы очень хорошо представляем значение этого полета: он послужил толчком к тому, что большинство специалистов переключились на реактивную технику.

Самолет БИ-1 — по существу пилотируемая крылатая ракета, и первый его полет весьма напоминал полет ракеты, хотя запас импульса был еще невелик. Имя энтузиаста этого полета, летчика Григория Яковлевича Бахчиванджи, занимает достойное место в истории как предшественника наших замечательных космонавтов.

Вспоминает главный конструктор самолета, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, доктор технических наук, профессор, генерал-майор запаса В. Ф. Болховитинов:

— Создавая первый реактивный самолет, мы, конструкторы, прекрасно знали, какие большие трудности нас ожидают. Все было ново и неизведанно. Это трудности получения новых скоростей, получения и доводки ракетного двигателя большой мощности, трудности, связанные с освоением нового топлива. Но все это — полдела. Главное — душа самолета, его летчик.

Нам повезло. Григорий Яковлевич Бахчиванджи — человек большой смелости, дерзкой отваги, испытатель многих типов самолетов, именно он дал путевку в жизнь многим авиационным моторам и авиационным «катюшам». Это удивительный человек. Вот таким, каким мне сейчас вспоминается, даже внешне он напоминает Ю. А. Гагарина. Он так же задорно улыбался, просто себя держал, и я думаю, что он так же много знал и был не менее смел, чем Юрий Алексеевич Гагарин.

У нас не все шло гладко, случались и неудачи, неприятности. Плохо, когда летчик-испытатель до начала полета на новом самолете услышит о какой-то аварии, случившейся на нем. А Бахчиванджи сам попал в тяжелую аварию. На специальном стенде, имитирующем фюзеляж ракетного самолета, взорвался двигатель.

И вот я стал думать, каково летчику? Откровенно говоря, я сильно волновался — устоит ли его психика. И если до аварии многие не верили в успех нового ракетного двигателя, то теперь почти все сказали одно: пора кончать. И каково же было наше удивление, когда летчик, еще в бинтах, в больнице, сказал нам, что верит в победу, просил как можно быстрее собрать новый двигатель, говоря, что готов к повторным летным испытаниям.

Так мужество Бахчиванджи, его выдержка сохранили для мира идею ракетного двигателя, а его полеты убедили всех, что ракеты могут летать.

Разыскать в Москве создателей самолета и двигателя было делом нетрудным. Сейчас это видные ученые, лауреаты Государственных премий, воспитавшие не одно поколение своих учеников.

А тогда, в грозный 1942-й, и Леониду Степановичу Душкину, и Алексею Михайловичу Исаеву, и Алексею Яковлевичу Березняку едва ли перевалило за 30. Старше своих коллег был лишь Виктор Федорович Болховитинов.

Много лет прошло с того напряженного, сурового времени, много новых свершений, больших и сложных, принадлежит этим людям. Но свято хранит их память образ человека, который ценой своей жизни утвердил для мира их идею.

Недаром Леонид Степанович Душкин в первую же встречу с Катеневым достал из своего архива и передал ему кинопленку, которую хранил четверть века.

Живой, веселый Бахчиванджи улыбается с экрана. Вот он последний раз пожал руки товарищам, уверенно подошел к самолету, поправил кожаный реглан, очки, легко забрался в кабину, опустил фонарь. Два человека вывели самолет на старт.

Мгновение — и гаснет в небе пламенный след.

Не так снаряжают сегодня в путь космонавтов, и маленький фанерный БИ-1 совсем не похож на современный реактивный самолет. Но именно на нем, легко помещавшемся под крылом рядового бомбардировщика, была впервые в истории достигнута звуковая скорость. И именно от этой «малютки» ведут свое происхождение сегодняшние космические корабли.

ТАМ, ГДЕ РОЖДАЛСЯ БИ-1

Маленький уральский поселок затерялся среди гор. Расположенный вдали от столбовой дороги истории, он и не претендовал на какую-то особую роль. Да и история лишь дважды вспоминала о нем. Один раз, когда литейный заводик посетила императрица Екатерина. Второй — спустя два столетия, когда в грозные дни Великой Отечественной войны принял он коллектив авиаконструкторов. Время тогда было тревожное, напряженное. Работали люди на совесть, не чувствуя усталости и не всегда точно зная, что именно делали. Ясно, что для фронта, для уничтожения фашистов. Правда, поговаривали тогда в народе, что один самолет-то и собрали за все время, вроде маловато. Ну, а что это за самолет — знали лишь конструкторы да кудрявый смешливый летчик, который в декабре 41-го появился на заводе.

Невелик поселок, все знают друг друга сейчас, знали и тогда весельчака, остроума Жору. Прилетая в поселок, он сажал свою машину прямо на замерзший пруд, и даже взрослые, не говоря уж о ребятишках, сбегались посмотреть на этого храброго человека.

Когда мы с Игорем Катеневым появились в парткоме завода, Петр Яковлевич Махмутин искренне удивился: «Первый реактивный у нас? Вы что-то путаете, товарищи. А впрочем…»

Через час собрались у секретаря ветераны, в основном, женщины-работницы, трудом которых в годы войны создавалась удивительная машина. Пошли по рукам привезенные нами фотографии. Кто-то узнал себя, друзей, завод. Нашли даже точку в цехе, с которой 15 мая 1942 года, в день полета Григория Яковлевича, неизвестный фотограф снял цеховой митинг. «Привет капитану Бахчиванджи, первому в мире совершившему полет в новое» — плакат был протянут через весь цех, его ясно видно на пожелтевшей от времени фотографии, переданной нам совсем в другом конце Союза.

А вечером, казалось, весь поселок спешил в клуб. Всего несколько минут демонстрировали мы кинокадры, сохраненные профессором Душкиным, но люди смотрели их с большим волнением. Спустя четверть века встретились рабочие со своим детищем. Вставали из зала те, кто вместе с Григорием Яковлевичем оживляли машину, рассказывали о нем, о тех днях.

РАНЮК ВКЛЮЧАЕТСЯ В ПОИСК

Кто знает, как раскручивалась бы нить поиска дальше, ответь в тот день на телефонный звонок из Краснодара кто-нибудь другой, а не Александр Тарасович Ранюк. Далеко в трубке неизвестный человек, назвавшийся штурманом Катеневым, спросил Ранюка, что знает он о Григории Яковлевиче Бахчиванджи. Председатель сельсовета Ранюк к этому вопросу готов не был: о Бахчиванджи он не знал ничего. В остальную минуту разговора он успел догадаться, что человек, за которого так горячо ратовал неизвестный штурман, — личность замечательная, раз, и к станице Бриньковской имеет отношение самое прямое, два.

На этом разговор оборвался. И еще долго удивлялись телефонисты в Краснодарском аэропорту, вспоминая странное поведение своего клиента: 35 минут ждал он соединения со станицей, а разговаривал только две. А было все просто: ИЛ-18 стоял в Краснодаре 40 минут.

Кто знает, как сложились бы дела дальше, имей Александр Тарасович Ранюк иной склад характера. Краевед, журналист и председатель сельсовета, Ранюк был человеком увлеченным, одержимым и упрямым. Уже несколько лет писал он книгу о родном крае, о суворовском генерале Бринькове, основавшем это урочище; о героических делах своих однополчан в годы войны и мира. Но о Бахчиванджи он слышал впервые.

И Ранюк включился в поиск.

Вскоре после революции 1905 года появился в приазовской казачьей станице Бриньковской «инородец» Яков Бахчиванджи, рабочий, пролетарий, мастер на все руки. Поступил на мельницу механиком. Вскоре женился на дочери бедного казака. Когда Грише было три года, мать умерла. Воспитывала его Агнеса Степановна Бахчиванджи, вторая жена отца. К этому времени семья переехала в соседнюю станицу Ахтари.

Разыскал Александр Тарасович людей, которые хорошо помнили семью Бахчиванджи, их соседей по дому. Помогали ему пионеры, красные следопыты. Семью Якова Бахчиванджи в станице больше помнили под фамилией Садовниковы. В самом деле, бахчи — сад по-болгарски. И вполне вероятно, что выходец из болгарского поселения на Кубани Яков Иванович сам перевел свою фамилию на русский лад. Значительно позже подтверждение этой версии мы нашли в семье Бахчиванджи.