Возвращение Матарезе - Роберт Ладлэм

Дряхлый старик вошел в зал в сопровождении своего преданного слуги, с которым не расставался уже двадцать восемь лет. Все присутствующие уже знали Антуана по предыдущим встречам. После обмена приветствиями слуга усадил старика в председательское кресло, а затем сам устроился у него за спиной, у самой переборки. Никто не возражал против этого; впрочем, никто и не смог бы ничего возразить, потому что это была традиция, освященная временем.

– Итак, здесь собрались все мои поверенные. Mon avocat[1] в Париже, ein Rechtstanwalt[2] в Берлине, mio awocato[3] в Риме и, разумеется, наш корпоративный юрист в Вашингтоне. Мне очень приятно снова видеть всех вас. – Присутствующие молча закивали; старик продолжал: – По вашей бурной реакции видно, что вы не в восторге от нашего совещания. Что достойно сожаления, потому что мои распоряжения будут выполнены, нравится вам это или нет.

– Вы позволите, герр Мушистин? – заговорил поверенный из Германии. – Мы получили ваши зашифрованные распоряжения, которые в настоящий момент надежно заперты в наши сейфы, и, надо признаться, мы пришли в ужас! Мало того, что вы намереваетесь продать ваши компании вместе со всеми их активами…

– Разумеется, за вычетом весьма крупных сумм, причитающихся вам за ваши профессиональные услуги, – резко и твердо прервал его Рене Мушистин.

– Мы очень признательны вам за вашу щедрость, Рене, однако нас беспокоит не это, – сказал поверенный из Вашингтона. – Нельзя не думать о том, что последует дальше. На многих фондовых рынках начнется паника, стоимость акций взлетит до небес… и обязательно возникнут неприятные вопросы! Не исключено, кое-кто потребует провести тщательное расследование нашей деятельности… нам придется очень несладко.

– Чепуха. Все вы только выполняли приказы неуловимого Рене-Пьера Мушистина, единоличного владельца всех предприятий. Малейшее неповиновение грозило вам немедленным увольнением. Господа, в кои-то веки скажете правду. Скажите правду, и вас никто пальцем не тронет.

– Но, монсеньор, – воскликнул итальянский адвокат, – вы собираетесь продавать активы по ценам значительно ниже рыночных! С какой целью? Тем самым вы просто подарите миллионы и миллионы безликим «никто», не способным отличить лиру от немецкой марки! Вы что, вдруг прониклись идеями социализма и задумали изменить мир, при этом уничтожив тысячи тех, кто верил в вас, кто верил в нас?

– Вовсе нет. Вы являетесь частью великого дела, которое началось за много лет до того, как вы появились на свет, начало которому положил наш великий хозяин барон Матарезе.

– Кто? – переспросил французский адвокат.

– Герр Мушистин, сказать по правде, я смутно помню, что уже слышал это имя, – признался немец. – Однако оно для меня ничего не значит.

– В этом нет ничего удивительного. – Рене Мушистин быстро оглянулся на своего слугу Антуана. – Вы все – ничто, лишь паутина, сплетенная пауком, нанятая этим пауком, для того чтобы его деятельность внешне выглядела законной, ибо вы были представителями закона. Вы обвиняете меня в том, что я возвращаю миллионы проигравшим, – но откуда, по-вашему, происходят мои богатства? Мы превратились в обезумевшую алчность.

– Мушистин, вы не можете так поступить! – крикнул американский юрист, вскакивая с места. – Меня схватят за шкирку и заставят отчитываться перед Конгрессом!

– И меня! – подхватил адвокат из Берлина. – Бундестаг потребует провести парламентское расследование!

– Я не собираюсь оправдываться перед Палатой депутатов! – воскликнул парижанин.

– А я попрошу наших коллег из Палермо убедить вас пересмотреть свое решение, – угрожающим тоном произнес поверенный из Рима. – И вам придется согласиться с их доводами.

– Почему бы вам не сделать это самому? Или вы боитесь немощного старика?

В бешенстве вскочив на ноги, итальянец сунул руку за пазуху сшитого на заказ пиджака. Но это было все, что он успел сделать. Фьють! Одна пуля из пистолета с глушителем, выпушенная Антуаном, разнесла ему лицо. Адвокат из Рима упал, пачкая пол кровью.

– Да вы с ума сошли! – в ужасе завопил немец. – Он только собирался показать вам газетную статью, в которой утверждалось о связях кое-каких из ваших компаний с мафией, что, кстати, соответствует действительности. Вы просто чудовище!

– Странно слышать это именно от вас, особенно если вспомнить Освенцим и Дахау.

– Да меня тогда еще на свете не было!

– Почитайте историю… Антуан, а ты что скажешь?

– Это была оправданная самооборона, мсье. Как старший осведомитель французской тайной полиции «Сюрте», я упомяну об этом в своем отчете. Этот человек попытался достать оружие.

– Проклятие! – заорал адвокат из Вашингтона. – Ты нас подставил, сукин сын!

– Вовсе нет. Я просто хотел убедиться, что вы в точности выполните мои распоряжения.

– Но мы не можем! Во имя всего святого, неужели вы это не понимаете? Это же будет конец для всех нас…

– Для одного из вас определенно, но мы избавимся от трупа, бросим его за борт на корм рыбам.

– А вы действительно сумасшедший!

– Все мы лишились рассудка. Но начинали мы нормальными людьми… Антуан, берегись! Иллюминаторы!

За маленькими круглыми иллюминаторами внезапно появились лица, закрытые резиновыми масками. Неизвестные один за другим разбили своим оружием стекла и открыли ураганный огонь без разбора по всему, что находилось в каюте. Антуан, не обращая внимания на простреленное плечо, увлек Мушистина под сейф, который стоял у переборки. Однако у его господина и друга грудь была продырявлена в нескольких местах. Преданный слуга понял, что человек, которому он отдал почти тридцать лет своей жизни, уже не жилец на этом свете.

– Рене, Рене, – запричитал Антуан. – Дышите глубже, дышите во что бы то ни стало! Эти люди уже ушли! Я отвезу вас в больницу!

– Нет, Антуан, слишком поздно. – Мушистин поперхнулся, отхаркиваясь кровью. – С адвокатами все кончено, и я не сожалею о своем конце. Я жил во зле и умираю, отвергая его. Быть может, где-нибудь для кого-нибудь это будет иметь какие-то последствия.

– О чем это вы, mon ami,[4] мой дорогой друг, самый близкий на земле человек?

– Разыщи Беовульфа Агату.

– Кого?

– Наведи справки в Вашингтоне. Там должны знать, где он. Василий Талейников погиб, это так, но Беовульф Агата остался в живых. Он знает правду.

– Какую правду, мой самый ближайший друг?

– Матарезе! Они вернулись. Каким-то образом они проведали про это совещание. Мои зашифрованные распоряжения не имеют никакого смысла без ключа. Матарезе должны были остановить меня, поэтому ты должен остановить их!

– Но как?

– Веди с ними войну не на жизнь, а на смерть! Скоро ее пламя разгорится повсюду. Идет зло, предвещанное архангелом преисподней, носителем добра, который стал прислужником сатаны.

– Я вас не понимаю. Я ничего не смыслю в Священном Писании…

– В этом нет необходимости, – прошептал умирающий Мушистин. – Мысль обладает большей движущей силой, чем соборы и храмы. Она живет тысячелетия, дольше, чем камень.

– Черт побери, о чем это вы?

– Разыщи Беовульфа Агату. Он – ключ к разгадке.

Рене Мушистин судорожно дернулся вперед, но тут же обмяк, уронив голову назад на переборку. Его последние слова, произнесенные шепотом, прозвучали отчетливо:

– Матарезе… воплощение зла.

Старик, хранивший страшную тайну, умер.

Глава 1

В корсиканских горах, неподалеку от города Порто-Веккио на Тирренском море, затерялись развалины поместья, бывшего когда-то величественным и роскошным. Наружные каменные стены, построенные на века, сохранились в основном нетронутыми, но вся внутренняя обстановка была уничтожена пожаром еще несколько десятков лет назад. Дело близилось к вечеру; черные тучи, затянувшие небо, предвещали неминуемый проливной дождь – это вдоль побережья надвигался со стороны Бонифачо зимний шторм. Вскоре воздух и земля промокнут насквозь, повсюду разольется жидкая грязь, а по заросшим, едва различимым тропинкам, которые окружают громадный особняк, придется не ходить, а передвигаться вброд.

– Padrone[5], я бы посоветовал поторопиться, – сказал коренастый широкоплечий корсиканец в куртке с капюшоном. – Дорога до аэродрома в Сенетозе трудна и в хорошую погоду, – добавил он с сильным акцентом по-английски – по молчаливой договоренности разговор велся именно на этом языке.

– Сенетоза подождет, – ответил худощавый мужчина в дождевике, чья речь выдала его нидерландское происхождение. – Все подождет до тех пор, пока я не доведу до конца начатое!.. Будь добр, дай мне план северной части поместья.