Полуночная девственница (СИ) - Блэк Тиана

— И к-каждый день к закату, когда был окончен труд… хн… Приливы и отливы уносили домик вглубь… Но крабик каждое утро заново строил дом, ведь в бескрайнее море был этот краб влюблен…

Животное замерло, и его тело больше не подавало признаков жизни, тогда девушка аккуратно убрала руку с его раны и провела ею по гладкой шерстке на его голове, допев последние убаюкивающие строки этой грустной детской колыбельной:

— И про жестокое море, и про влюбленного краба… пели листья пальм, что этот остров населяли.

Не успела она до конца отойти от потрясения, которое ей нанесло страдание бедного животного, как в нескольких метрах от неё послышался истошный крик и чье-то рычанье, которое все приближалось и приближалось. Старшеклассница успела вскочить на ноги, прежде чем перед ней кто-то скинул окровавленное тело мужчины, у которого отсутствовали ноги, рука, вся нижняя половина тела. Он протянул к ней свою оставшуюся руку и вцепился в её штанину, шепча: "По-мо-ги". Бледноликая девушка в ужасе вырвала ногу из его хватки, тут же попятилась назад, споткнулась и на пятой точке отползла к дереву.

В это время среди деревьев показался темно-серый, почти черный волк, со светящимися в ночи голубыми глазами. Он, определенно, был гораздо массивнее обычного волка, его морда и лапы были окровавлены, при этом тот хищно облизывался и двигался в её направлении.

Девушке хотелось закричать, но из её рта не вылетело ни одного звука. Николетте даже показалось, что она сорвала связки и больше не может говорить. У неё просто все поплыло перед глазами… труп оленя, окровавленный человек, кровь, голодный волк. И это все происходило с ней, с домашней девочкой, никому ничего плохого не сделавшей. И Оулдридж вдруг стало так больно и обидно за то, что плохие люди живут безнаказанно, а она, не убившая ни человека, ни животного теперь будет обедом для волка. Или же просто грушей, от которой тот медленно будет отрывать куски плоти. Тут её желудок послал рвотный позыв, однако девушка ничего не ела с самого утра, чтобы ее вырвало, поэтому никакой рвоты и не состоялось.

Волк даже не посмотрел на неё, приблизившись к тому, что осталось от человека, и схватившись зубами за торчащие из него кишки. Человек издал предсмертный крик, захлебываясь кровью, однако этот крик хищник наполовину предотвратил, перегрызя мужчине шею и отправив его голову в полет. Она приземлилась прямо на ботинок рыжеволосой.

Изуродованное лицо, стеклянные глаза. Ей не просто хотелось кричать, ей хотелось заорать что есть мочи! Но Никки не могла этого сделать. Её телом целиком и полностью завладел страх, она полностью обособилась от мира. Оскалившись, хищник откатил лапой голову в сторону и приблизился к ней вплотную, едва не касаясь своей окровавленной мордой её лица. Она уже ничего не видела, ничего не чувствовала и ничего не слышала… Волк обнюхал её и довольно заурчал облизываясь. Николетта выпала из этого пространства и уже больше не знала, как ей быть и что делать в данной ситуации. Прямо перед её глазами только что убили человека, черт возьми!

Наконец она поняла: нужно спасаться бегством! Однако… стоило ей только сделать малейшее движение, как огромный волк припечатал её лапой к земле. Его когти прошли сквозь джинсовую куртку и водолазку, царапая её нежную кожу. Даже если бы та и пошевелилась, то причинила бы себе еще большую боль. Волк дернул её за штанину и стал стягивать с неё джинсы. Как бы комично это ни звучало, но она мысленно задала себе следующий вопрос: "Одежду не переваривает?"

Но когда джинсы были стянуты и тот своей мордой попытался разорвать трусы, ей безумно захотелось сдохнуть прямо на этом самом месте. Рыжеволосая десять тысяч раз мысленно помолилась о том, чтобы он не начал делать то, чего она даже в самых страшных снах представить себе не могла, однако молитвы в данном случае оказались тщетны. Сначала животное оголило её пятую точку, а затем клацнуло зубами в районе резинки трусов.

В данный момент у неё наконец-таки сработал инстинкт самозащиты, она дернулась под ним и, воспользовавшись элементом неожиданности, стремительно поползла к роднику. Но волку не составило труда прыгнуть ей вслед и схватить её за край куртки, притягивая к себе. Девушка быстро среагировала и вынула руки из рукавов своей джинсовки, в одних трусах и блузке пытаясь перепрыгнуть через родник. Волк настиг её во время прыжка, потому та свалилась в воду, так и не успев допрыгнуть до берега. На этом тот не остановился, впившись ей в руку и оттащив в сторону берега, он заставил её проехаться на животе по песку.

— О-отпусти меня! — закричала Оулдридж, пытаясь привлечь животное своими криками. Кто знает, может, даже волки способны проявить милосердие?!

Но вот волк о таком слове даже и не слышал. Он в очередной раз попытался стянуть с неё трусы, а когда получил ногой по морде, не выдержал и со всей силы укусил её чуть выше и правее левого плеча, заставляя её громко закричать и схватиться за рану, из которой сочилась кровь. Не успела та и опомниться, как он с остервенением сорвал с неё испачканные в земле и траве трусы и преподнес ей новую порцию боли. Правда, теперь это была боль глубоко внутри… И это даже было не потому, что это был её первый раз, и не потому, что у этого животного был большой член. У неё возникло ощущение, будто в её влагалище впились тысячи маленьких иголок и они тут же оставили кровавые борозды внутри её лона.

Волк удовлетворительно, несколько совсем по-щенячьи заурчал, слившись с человеческой женщиной, к тому же девственницей, немного замирая от тугости и приятного ощущения первого соития. Пожалуй, для него не было ничего лучше и привлекательнее девственниц, которые не так часто появлялись в его жизни, но, к его радости, секс с невинными девушками, по крайней мере, чего-то стоил. Ради собственной безопасности он должен был избавиться от этой девочки. Все-таки она была такой же, как и остальные люди. Слишком любопытной и слабой, даже мерзкой.

Ему просто нужно удовлетворить свои потребности во время этого полнолуния, а потом перегрызть ей шейку. Хотя её тельце, воистину, очень даже ничего. Сразу понятно, что эта девочка никогда даже петтингом не баловалась. И пахнет от неё на редкость хорошо, даже слишком хорошо для девственницы. От неё все еще пахло ребенком, однако оборотень совершенно точно знал, что ей уже больше восемнадцати лет, он бы никогда не стал спать с малолетками.

Она пахла, словно цветы липы, дождь, костер, горный воздух, лес… как все то, что он любил. Её одновременно хотелось и убить за это новое открытие, и подарить ей кучу незабываемых эмоций, а не просто жестокий трах, которым он обычно неплохо удовлетворялся. И когда голубоглазый в очередной раз толкнулся в ней, заставляя ту заскулить, словно последнюю суку, его волк запротестовал: "Ты не можешь быть с ней таким образом… первый раз с тобой в животной форме — это слишком жестоко. Редко кто выживал после такого… она может умереть, а ты же не хочешь этого, правда?!" И тот просто посылал советы своего внутреннего волка к чертям собачьим, как он и делал множество раз прежде, ведь желание зверя было куда важнее, однако что-то все равно заставляло его двигаться вполсилы, быть немного сдержаннее. А он, к слову, не знал значения слова "сдерживаться". Он брал от жизни все, что хотел, когда хотел и где хотел.

И все бы ничего, если бы через пару толчков, когда бедная жертва уже сдалась и никак не отвечала, так как сорвала голосовые связки, его член не стал увеличиваться в размерах в её маленькой дырочке. Он раздувался в ней, поскуливая, как маленький щенок, которого впервые почесали за ушком. Оборотень уже около двухсот лет не ощущал подобного. Это было гораздо приятнее, чем кончить, чем кончить несколько раз, это было просто неописуемо. У него даже ноги от такого подкосились. Волк попытался избавиться от этой связи, однако разбухший у неё внутри узел говорил лишь об одном: бедная разорванная целка будет наполнена его спермой до самых краев. Ох и давно он не кончал настолько бурно. Девушка под ним притихла, и он даже обиделся на то, что она не почувствует самого главного, потому тот легонько укусил её в то же место, в открытую рану.