Играющий в пустоте. Великая печать - Вадим Демчог

Сегодня, например, специалисты по кинезике с изумлением обнаруживают, что «слушатель отвечает на выслушанное точно такими же микродвижениями, какие бессознательно производит говорящий, и точно так же – с головы до ног, но с минимальным запаздыванием в 40–50 миллисекунд. Открыватель этого явления Уильям Кондон описывает поразительную синхронность движений говорящего и слушающего следующими словами: „Выглядит это так, будто все тело слушающего точно и пластично сопровождает речь говорящего плясом“»[15].

И как возможно использовать это практически?

Конечно же, работая с методами Игры, нам не удастся подойти к слову, минуя отождествление с Повелителем Игр. Как мы уже знаем, в Игре все начинается с этой идентификации. То есть слово изначально является фокусом трех измерений Повелителя Игр. И этот подход очень важен, так как слово обладает силой только тогда, когда оно мифологично, то есть целостно, как звук тибетской ритуальной чаши, когда водят по ее кромке специальным жезлом. В этом случае, «выстреливая» необходимые слова в пространство, Повелитель способен создавать бифуркационные очаги, через которые внутренняя реальность как бы проецируется вовне, ее словесные пассы как бы оплетают внешнее пространство, создавая мощную конструкцию зеркального отражения внутреннего мира Мастера. Это и есть тотальное слово (львиный рык), обладающее невероятной мощью! И с ним надо учиться работать сознательно! Фактически слово – это тот резец, которым мы вырезаем необходимую форму из фактуры пространства, делая ее зримой, проявленной, тем самым как бы разделяя ее совершенство с другими!

Итак, помним: в слове скрыта невероятная мощь! Оно способно заклинать (уплотнять) и концентрировать реальность! Оно архетипично! И здесь, конечно же, не обойтись без цитаты из самого Юнга: «Тот, кто говорит архетипами, глаголет как бы тысячей голосов… он подымает изображаемое им из мира единократного и преходящего в сферу вечного; притом и свою личную судьбу он возвышает до всечеловеческой судьбы…»[16] Возможно, все это будет более понятным, если мы идентифицируем термин тотальное слово с термином транс или экстаз.

Игровой транс

Вообще это понятие, которым мы пользуемся, когда хотим указать на какой-то опыт, переживание или состояние Ума, трансцендентное по масштабу. На своеобразное священное опьянение![17]

История знает немало мастеров, уникальных артистических феноменов, которые обладали необъяснимой способностью вводить зрителей в своеобразное трансовое состояние. Среди них, судя по легендам, такие мастера, как Никколо Паганини, Эдмунд Кин, Федор Шаляпин, Энрико Карузо, Михаил Чехов, Рышард Чешляк, Джимми Хендрикс, Дженис Джоплин и многие другие. Уже в ХХ веке этот феномен получил название эриксоновский гипноз (по имени американского психиатра Милтона Эриксона). Это гипноз без гипноза, демонстрирующий способность человека, сохраняя полную ориентацию, самозабвенно отдаваться чему-либо.

Известно, что «экстатическое переживание преодолевает, трансцендирует двойственность; оно в одно и то же время ужасающее, буйно-веселое, вызывающее благоговейный трепет и эксцентричное. <…> Сам по себе экстаз ни приятен, ни неприятен, как сон. Блаженство или паника, в которые он ввергает, для экстаза несущественны. Когда вы в состоянии экстаза, сама душа ваша как бы вырывается из тела и уходит. Кто направляет полет ее: вы, ваше подсознание или какая-то высшая сила? Может, это тьма кромешная, но вы видите и слышите яснее, чем когда-либо прежде. Вы, наконец, лицом к лицу с Конечной Истиной: таково неодолимое впечатление (или иллюзия), что охватывает вас»[18]. И все это означает, что, когда мы играем, время останавливается. Недаром друиды называли транс магическим сном!

Говоря об этом опыте, я всегда вспоминаю, как рассказывал на ночь сказки своей маленькой дочери. Мы оба очень любили эти пламенные мгновения единения, в которые я как рассказчик и она как слушатель сливались в гипнотическом, несомненно – трансовом переживании, призывая то, что Кларисса Пинкола Эстес называет El duende[19]. В эти уникальные мгновения сказочная фантазия естественным образом текла через меня как бы сама собой. Возникало ощущение, что не я рассказываю сказку, но кто-то, кто знает гораздо больше меня; кто-то, кто знает, чем она закончится и для чего все это делается… Но в процессе самого рассказа ни я, ни моя дочь еще не знали этого, мы просто наслаждались самим состоянием, в котором как бы делили один мозг на двоих. И, следуя безупречному Калидасе, можно сказать, что здесь:

Все тело словно говорило,Был живописен смысл игры,Размерность соблюдали ноги,Был чувству найден верный путь.Изящно было рук движенье,Для пауз должный был черед,Вслед чувству выявлялось чувство,Вся страсть до крайнего звена.[20]

В октябре 1997 года взаимный интерес к самосовершенствованию столкнул меня с врачами Психоаналитической академии в Санкт-Петербурге. Им были интересны мои исследования в области артистических технологий, в частности исполь зование в работе измененных состояний сознания, а также их крайне интересовали явления, происходящие в мозге адепта Игры во время публичного выступления. Так, по их на стоятельной просьбе в оснащенном специальным оборудованием кабинете, перед командой из 20–25 врачей, их жен и друзей, я извергал из себя обожаемых мною Пушкина и Цветаеву с подсоединенными к голове электродами, что чудовищно мешало моему телу соответствовать динамике, заложенной в поэзии этих великих невротиков. Таким необычным образом с помощью обычной электроэнцефалограммы врачи-психотерапевты стремились получить сигналы, которые проходили через мой мозг, говоря их словами: «в состоянии погружения в ритм и образную структуру стиха в публичном творческом акте».

Признаюсь, это был очень волнительный опыт, крайне невнятный и довольно напряженный поначалу. Все понимали искусственность ситуации, и выход из нее был возможен только через одну дверь – через состояние глубокого расслабления и обнаружения непосредственного, открытого во всех направлениях места для Игры, или, как уже говорилось ранее, через театр сна[21], в котором как внешнее, так и внутреннее могло бы выйти за пределы себя.

Оказавшись, таким образом, на сцене Театра Реальности, артист «вещим нюхом» узнает, что зритель смотрит на него не извне и не двумя глазами, а изнутри и «многоглазой, всепроникающей интуицией»! Внимание! В этой позиции Энергия Глаз превращается из внешней, ограничивающей силы, во внутреннюю, питательную среду.

Еще раз, так как это крайне важный момент: входя в Мандалу Образа, человек оказывается во внутренней питательной среде! В своем собственном Центре Циклона! В той маленькой точке, из которой раскручивается и на которую опирается все здание его силы! Эта сила пронизывает его всего, и нет ни одной поры кожи на его теле, через которую не струилась бы всепроникающая Энергия Глаз внутреннего зрителя… И еще раз – внимание!

В этом положении в силу вступают законы, которые ничто извне не может ограничить! То есть не существует того, что могло бы противостоять им. Это законы, по которым проявляет свою силу Образ! Помните: его мощь неописуема! Его потенциал невообразим! Это он поднимает вес, который кажется всем таким неподъемным!

И что же зафиксировали приборы? Они зафиксировали обычное измененное состояние сознания, состояние экстаза, или гипнотического транса. То есть мой мозг, если верить показаниям приборов (а я им верю), пребывал в состоянии, в котором транслировал вовне внутренний Образ, или, лучше сказать, смотрел вовне через внутренний Образ, или, еще лучше, – присутствовал в состоянии отождествления с Внутренним Образом, который как бы заглотил в себя внешнее! Эту парадоксальную формулу есть смысл повторить еще раз: присутствие в состоянии отождествления с внутренним образом, который как бы заглатывает в себя внешнее! Скорее всего, так оно и было, потому что я испытывал мощное ощущение власти над смотрящим пространством, над зрителем, который также, несомненно, был введен посредством пробуждения Образа в измененное, или трансовое, состояние сознания. Но здесь крайне важно ясно осознавать, что хозяин транса не мы, а Образ, естественным следствием проявления которого транс оказывается. Мы же можем только превратить себя в то недостающее звено, которого не хватает в электрической цепи, чтобы грандиозная машина Образа засияла светом своих уникальных, самоосвобождающихся качеств!