Скитальцы - Владимир Набоков

Стук в наружную дверь.

Слыхали?.. Этот стук…Он, может быть…

КОЛВИЛ:

О нет; наш вольный другстучит совсем иначе.

Стук повторный.

ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ:

Отопрешь ли,телохранитель Вакха?

КОЛВИЛ:

Это он, —хоть стук и необычен. Стречер, милый,куда же ты?

СТРЕТЧЕР:

Я очень утомлен,пойду я спать…

ГОЛОС:

Открой! Промокли силы…Ох, жизнь мою слезами гасит ночь.

СТРЕТЧЕР:

Я, право, утомлен…

КОЛВИЛ:

Ступай же, дочь,впусти его; а нашему героютем временем я норку покажу.Колвил и Стречер уходят.

ГОЛОС:

Да это гроб, а не кабак!..

СИЛЬВИЯ:

(идет к двери)

Открою,открою…

Входит Проезжий.

Ах!..

ПРОЕЗЖИЙ:

Однако, — не скажу,красавица, чтоб ты спешить любила,хоть ты любить, пожалуй, и спешишь…Да что с тобой? Ты на меня глядишьрастерянно… Ведь я же не грабила…

СИЛЬВИЯ:

Простите, путник строгий…

ПРОЕЗЖИЙ:

Позовихозяина. Прости и мне; брюзгливоя пошутил; усталость неучтива.Мне нравятся печальные твоиресницы.

СИЛЬВИЯ:

Плащ снимите да садитесьсюда, к огню.

Сильвия выходит в боковую дверь. Меж тем кучер и трактирный слуга вносят вещи Проезжего и выходят опять. Он же располагается у камина.

ПРОЕЗЖИЙ:

Ладони, насладитесьживым теплом алеющих углей!Подошвы, задымитесь, пропускаяблаженный жар! И ты будь веселей,моя душа! Смотрю в огонь: какаяпричудливая красочность! Смотрю —и город мне мерещится горящий,и вижу я сквозь траурные чащипунцовую, прозрачную зарю,и голубые ангелы на глыбахоранжевых трепещут предо мной!А то в подвижных пламенных изгибахкак будто лик мне чудится родной:улыбка мимолетная блистает,струятся пряди призрачных волос, —но паутина радужная слезперед глазами нежно расцветаети ширится, скрывая от меняволшебный лик — мой вымысел минутный, —и вновь сижу я в полумгле уютной,обрызганной рубинами огня…

Входит Колвил.

КОЛВИЛ:

(про себя)

Дочь не шутила… Впрямь он незнаком мне…но голос…

ПРОЕЗЖИЙ:

Здравствуй, друг бездомных! Помнипословицу: кто всем приют дает,себе приют в любой звезде найдет…

КОЛВИЛ:

Мне голос ваш напомнил, ваша милость,ночь в глушнике…

ПРОЕЗЖИЙ:

…И, верно, вой зверейголодных. Да, — душа моя затмиласьот голода… Но прежде — лошадейи моего возницу (мы изрядносегодня потрепались) накорми.

КОЛВИЛ:

Слуга мой Джим займется лошадьмии остальным… Но вам, о гость отрадный,чем услужу? Тут, в погребе сыром,есть пенистое пиво, рьяный ром,степенный порт, малага-чародейка…

ПРОЕЗЖИЙ:

Я голоден!

КОЛВИЛ:

Есть жирная индейкас каштанами, телятина, пирог,набитый сладкой дичью…

ПРОЕЗЖИЙ:

Это вкусно.Тащи скорей.

Хозяин и дочь его хлопочут у стола.

(Про себя.)

Узнать, спросить бы… да,спрошу… нет, страшно…

КОЛВИЛ:

(суетится)

Хлеб-то где ж? Бедас тобою, дочь!

ПРОЕЗЖИЙ:

(про себя)

Спрошу…

КОЛВИЛ:

Червяк капустный —ох, Сильвия, — в салат попал опять!

ПРОЕЗЖИЙ:

(про себя)

Нет…

КОЛВИЛ:

Кружку! Да не эту! Вот разиня…Да двигайся! Подумаешь, — богиняленивая… Ну вот. Ты можешь спатьтеперь идти.

Сильвия уходит.

ПРОЕЗЖИЙ:

(садится за стол)

Отселе — далеко лидо Старфильда?

КОЛВИЛ:

Миль сорок пять, не боле.

ПРОЕЗЖИЙ:

Там… в Старфильде… семья есть… Фаэрнэт, —не знаешь ли? Быть может, вспомнишь?

КОЛВИЛ:

Нет,не знаю я; бываю редко в этомплющом увитом, красном городке.В последний раз, в июне этим летом,на ярмарке…

(Смолкает, видя, что Проезжий задумался.)

ПРОЕЗЖИЙ:

(про себя)

Там, в милом липнике,я первую прогрезил половинунескучной жизни. Завтра, чуть рассвет,вернусь туда; на циферблате летназад, назад я стрелку передвину,и снова заиграют надо мнойначальных дней куранты золотые…Но если я — лишь просеки пустыекругом найду, но если дом роднойдавно уж продан, — господи, — но есливсе умерли, все умерли, и в креслеотцовском человек чужой сидит,и заново обито это кресло,и я пойму, что детство не воскресло,что мне в глаза с усмешкой смерть глядит!

(Вздыхает и принимается есть.)

КОЛВИЛ:

Осмелюсь понаведаться: отколеизволите вы ехать?

ПРОЕЗЖИЙ:

Да не все литебе равно? И много ль проку в том,что еду я, положим, из Китая, —где в ноябре белеют, расцветая,вишневые сады, пока в твоемкосом дворце огонь, со стужей споря,лобзает очарованный очаг?..

КОЛВИЛ:

Вы правы, да, вы правы… Я — червякв чехольчике… Не видел я ни моря,ни синих стран, сияющих за ним, —но любопытством детским я дразним…Тяжелый желтый фолиант на рынкедля Сильвии задумчивой моейя раз купил; в нем странные картинки,изображенья сказочных зверей,гигантских птиц, волов золоторогих,людей цветных иль черных, одноногихиль с головой, растущей из пупа…Отец не слеп, а дочка не глупа:как часто с ней, склонившись напряженно,мы с книгою садимся в уголке,и, пальчиком ее сопровожденный,по лестницам и галереям строк,дивясь, бредет морщинистый мой палец,как волосатый сгорбленный скиталец,вводимый бледным, маленьким пажомв прохлады короля страны чудесной!..Но я не чувствую, что здесь мне тесно,когда в тиши читаю о чужомчарующем причудливом пределе;довольствуюсь отчизною. Тепло,легко мне здесь, где угли эти рделиуж столько зим, метелицам назло…

ПРОЕЗЖИЙ:

(набивая трубку)

Ты прав, ты прав… В бесхитростном покоеты жизнь цедишь… Все счастие мирскоелишь в двух словах: "я дома"…

Троекратный стук в дверь.

КОЛВИЛ:

(идет к двери)

Вот напасть…

Осторожно входит Разбойник.

РАЗБОЙНИК:

Пурпурный пес, виляй хвостом! Я сновапришел к тебе из царствия лесного,где ночь темна, как дьяволова пасть!

Он и Колвил подходят к камину. Проезжий сидит и курит в другом конце комнаты и не слышит их речей.

Мне надоела сумрачная пышностьдубового чертога моего…Ба! Тут ведь пир! Кто это существо

дымящее?