ЯЗЫК МОЙ — ВРАГ МОЙ - Артур Прокопчук

Работа над проектом реформы была продолжена с участием других, лояльных Москве специалистов, например, писателя Андрея Александровича. Он же позднее руководил и изданием нового свода правил, и работами по созданию нового, "не-вредительского", "Русско-белорусского словаря" издания 1937 года" ("Википедия").

Мировая война прервала титанические усилия Москвы по русификации восточной части Беларуси. Правда, была присоединена к ней историческая, западная часть республики, с преобладающим трехмиллионным беларуским населением (1939 год), "проданная" когда-то большевиками по условиям Рижского соглашения Польше. Однако на оккупированных немцами с 1941 года территориях беларусы были все-таки признаны отдельным народом, а беларуский язык был "в свободном обращении", было разрешено книгопечатание и издательство газет на родном языке.

 После войны стране, победившей фашизм, было уже не до тонкостей в беларуской истории и специфических особенностей беларуского языка. Надо было осваивать новые, присоединенные к СССР западные области, восстанавливать промышленность, да и жизнь целого народа, который потерял в войне, в плену, в ссылках и расстрелах, в сталинских и гитлеровских лагерях, от одной трети до четверти населения, то есть около трех миллионов жителей. Так как рабочих рук, особенно мужских, не хватало, Беларусь заполонили представители всех братских республик, которым беларуский язык попросту не был нужен, для общения внутри этого многонационального нашествия нужен был русский язык.

 Через полвека после второй мировой войны историческая ситуация для народа Беларуси еще раз круто переменилась, наступило время, требующее нового осмысления, выработки какой-то другой стратегии развития страны, ставшей по случаю независимым государством. Оказалось, что беларуский язык может быть не только инструментом общения, но и политическим фактором для оппозиции и отстаивания суверенности новой державы — республики Беларусь. Русификация Беларуси приняла новые формы.

Бессменный, чуть не сказал бессмертный, Президент Беларуси сформулировал для всей нации свою позицию по поводу беларуского языка так: "по-белорусски нельзя выразить что-либо важное или возвышенное". Знает ли он сам литературный язык своей родины мне не известно, никогда не слышал "роднай мовы" в его выступлениях по радио или телевидению, за которыми я пристально слежу, но такие его перлы, как "нажал на яйцы, молоко пропало" и "ператрахивание парламента", вошли в фольклор двух народов. Язык, который он иногда использует в своих выступлениях, является произвольной смесью беларуского и русского, этот язык называют "трасянкой", что в переводе на русский означает — "мешанина".

И все же, чтобы понять почему это происходит сейчас, надо вернуться к самим истокам, к началам многовекового уничтожения, унижения и устранения беларуского языка ("руськаго", как иногда его называли в средневековых документах), сначала его старобеларускую форму, позже, в своем отвечающем данному времени виде.

 Не знаю других примеров, когда язык целого народа подвергался бы регулярному уничтожению в течение нескольких веков. Может быть, нужен и новый термин для этого издевательства, вроде "геноцида языка". Но, по порядку, придется немного коснуться истории нации, точнее тех переломных моментов, когда решалась и судьба языка. Их было несколько, я отмечу только самые важные, с моей точки зрения.

Корни беларуского языка, письменность на старобеларуском языке уходят в глубокую древность. На протяжении пяти столетий, с начала ХIII века, это был язык всего Великого княжества Литовского (ВКЛ), основное население которого составляли этнические "беларусы-литвины". ВКЛ сформировалось на землях, заселенных с Х века славянскими племенами, с центром в древнем Новогрудке, первой его столице, где уже в 1246 году крестился, а в 1253 короновался Миндовг. Среди городов, составивших основу ВКЛ, согласно Ипатьевской летописи, были Браслав, Воложин, Заславль, Логойск (до 1180 года) Новгородок (1044), Гродно (1132), Полоцк, Витебск, Друцк и Пинск (до 1210 года), (Минск, Мстиславец и Могилев вошли в ВКЛ немного позже), то есть города и области практически всей территории нынешней Беларуси. Или Литвы, как было в средневековых документах. Полоцкие князья в летописях именовались литовскими князьями (Всеслав Микулич, Андрей Володшич, Изяслав и Василько).

Как и все другие славяне, литвины-беларусы воевали с соседями, мирились, братались и снова воевали, и постепенно, с ростом населения, расширяли свои территории, распространяя свой язык. Старобеларуский язык проникал туда, где было, в силу разных причин, наименьшее сопротивление среды, в наименее заселенные места, в угро-финские земли.

 Первая волна распространения старобеларуского языка уходит в глубину веков и связана с продвижением племенных образований кривичей на север и северо-запад, где они позже создали самые ранние княжества восточных славян — Полоцкое княжество и Новгородское. Более многочисленные и организованные кривичи вытесняли с мест обитания и, видимо, смешивались с "чудью". Такое было обобщающее название многочисленных мелких угро-финских племенных образований. Как было написано в моем старом школьном учебнике четвертого класса, "с давнего времени между Волгой и Окой жили — "мурома", "мордва", "меря", "весь" и другие племена".

Столкновение племен, в том числе и столкновение языков, породило еще одну форму старобеларуского языка (старорусского, староукраинского и т.д), которое через несколько столетий отлилось в новый для того времени, русский язык. Новый язык получил распространение в быстро складывающемся Московском княжестве, а позже в Московском государстве — Московии, как было принято называть соседа в хрониках Великого Княжества Литовского.

Старобеларуский язык постепенно менялся, трансформировался в московский русский язык, в "высокий московский говор", как его классифицировал великий русский лингвист Владимир Даль по характерному "аканию". В.Даль отмечал, что этот московский говор "слышится и в Москве", что он (говор) "сделавшись общим, конечно, произошел от смеси новгородского и смоленского" (В.Даль, Толковый Словарь Живаго Великорусского языка, том первый, С.-Петербург, Москва, 1880, стр. ХL1Х).

Об отдельных словах новгородской, смоленской, псковской и тверской земель, как например, "трохи", "досыть", "шкода", "зрабить", "торба", "хата", "упершыню", "сапсавать" и многих других, Даль сообщал, что "слова эти зашли на север не из Малой, а из Белой Руси через Тверь и Псков". Отдельно Далем было исследовано, так называемое, "смоленское наречие", так тогда называли русские филологи и лингвисты беларуский язык. В.Даль описал этот длительный процесс становления русского языка: "это четвертое из 4-х главных наречий, или по-нашему счету, седьмое, западное, белорусское, или смоленское,- идет от Москвы на запад и незаметно переходит в чисто белоруское, на которое уже значительно намекает даже говор в Волоколамске, Рузе, Можайске...". А Опочка и Великие Луки "принадлежат Беларуси, хотя и не столько, как Тверское Заволжье" (там же, стр.L, LХХIV).

Если бы Даль еще и сообразил, что не все "идет от Москвы", а что, с точностью наоборот, "чисто белорусское", по мере приближения к Москве, растворяется в новой языковой форме... Но, видимо, "корпоративная солидарность" со славянофилами не давала ему сделать этот единственно правильный, логический вывод.

Чуткое ухо Даля распознало особенности речи литвин-беларусов, выявило "маркеры" (например, "дзекание"), по которым можно было картировать границы этого довольно многочисленного для того времени народа, позволило ему определить ареал распространения беларуского языка.

Ко времени исследования Далем "наречий" от литвин-беларусов еще оставались в двух родственных языках тысячи слов и несколько пословиц, вроде, "хiба лiха озьме лiтвiна, щоб вiн не дзекнув" (укр.яз), что он перевел не совсем точно на русский язык: "только мертвый литвин не "дзекнет".

Именно с его легкой руки язык литвин-беларусов стали называть "белоруским" или "смоленским" наречием, распространяя этот язык на Тверскую и Псковскую области.

В наше время все эти сильно русифицированные области уже не помнят ни своих корней, ни истории, ни языка своих предков. Только где-нибудь в деревне под Ржевом или Смоленском, кто-нибудь в минуту смертельной опасности, вскрикнет — "ратуйте" ("спасите" на бел.яз.), беларуское слово вынырнувшее из глубин подсознания ставшего русским человека...

Владимир Даль не занимался историей, уже и в его время это было "чревато". Хотя скудный чиновничий российский ум тогда еще не изобрел "комиссии по фальсифицированию истории". Но, как честный ученый, он констатировал, что "сильное участие белорусского слышится в Черниговской, Орловской, Калужской, Тверской и особенно Псковской областях". Полемизировать с теми, кто уже выдвигал новые идеи "откуда есть пошла русская земля" ему не хотелось. Даль занимался языком, не вводя в эти исследования исторических параллелей. И все же, по принципу,- "все таки она вертится",- Владимир Даль отметил, что "белорусское наречие, можно сказать, что оно слышится и в Москве, потому что "акание" или "высокий говор" наш, сделавшись общим, конечно, произошел от смеси новгородского со смоленскими" (там же, стр.LXXVI).