Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика (сборник) - Джон Карр

Некоторое время она стояла в нерешительности. Затем сквозь смех сказала:

– Вы, по-видимому, богаты… Не хотите ли отпустить мои руки?

Он сообразил, что вокруг разбросаны его деньги, и быстро отступил на шаг.

– Боже мой! Мне так жаль! Я такой неуклюжий. Я… Вы ничего не уронили?

– Кажется, кошелек и книгу.

Он нагнулся, чтобы подобрать упавшие вещи.

Даже позже, когда поезд уже уносил его сквозь тьму прохладной ночи, он не мог припомнить, с чего начался этот разговор. Едва различимый силуэт поезда, пропахшего сажей, грохот багажных тележек, казалось, не создавали идеальной атмосферы для беседы, но, похоже, все сложилось хорошо. Ничего запоминающегося вроде бы не было сказано. Пожалуй, даже наоборот. Они просто стояли и обменивались фразами, но в голове у Рэмпола все пело. Тед даже сделал открытие, что книга, купленная им только что, и книга, которую он выбил из рук девушки, написаны одним автором. Так как им был Эдгар Уоллес[1], подобное совпадение не могло ошеломить обывателя, но наш герой придал этому большое значение. Он отчаянно пытался сосредоточиться на теме разговора, но каждый раз ему казалось, что девушка вот-вот может уйти. Он слыхал, какими высокомерными и неприступными могут выглядеть англичанки, и решил, что она общается с ним, по-видимому, лишь из вежливости. Но в ней, а вернее в ее темно-синих глазах было что-то такое, что характеризовало ее с лучшей стороны. Она стояла, по-мужски опершись на стену вагона, сунув руки в карманы серого пальто, и эта мужская поза контрастировала с ее маленькой фигуркой и милой улыбкой. У него вдруг сложилось впечатление, что она тоже, как и он, одинока…

Тед сказал, что едет в Четтерхэм, и поинтересовался, где ее багаж. Девушка выпрямилась. Откуда-то возникла тень. Неуверенным гортанным голосом она ответила:

– Все вещи у брата. – Вновь колебание. – Он, скорее всего, не успеет на поезд. Вот и гудок. Вам лучше поскорее сесть в вагон.

Гудок и вправду отчаянно надрывался, и кроме него ничего нельзя было услышать. У Теда возникло ощущение, будто что-то с силой вырывают у него из рук. Двигатель, словно игрушечный, начал пыхтеть и возмущаться, вокзал стал исчезать вместе с огнями.

– Послушайте! – громко обратился он к ней. – Если вы поедете на следующем поезде…

– Вам лучше поторопиться!

Рэмпол словно сошел с ума, как тот гудок. Он ринулся к ней, крича:

– К черту поезд! Я могу уехать на следующем. И вообще, мне толком некуда ехать. Я…

Она повысила голос. Он даже разглядел на ее лице светлую, но ироничную улыбку.

– Глупый! Я тоже еду в Четтерхэм. Я думаю, что там мы сможем увидеться. Езжайте!

– Вы уверены?

– Конечно.

– Эм… Ну тогда ладно. Понимаете…

Но она жестом указала ему на поезд, и он успел вскочить в него, когда тот уже тронулся. Тед высунулся из окна в проходе, пытаясь вновь увидеть ее силуэт или расслышать голос. И этот же голос он уловил совершенно явственно. Голос сказал: «Если увидите призраков, оставьте их для меня».

Что за черт! Рэмпол рассматривал стоящие вагоны, наблюдал за огнями вокзала, которые вздрагивали в такт поезду, и думал над этой последней фразой. Не то чтобы слова его встревожили, но казались какими-то бессмысленными. По-другому и не скажешь. Можно ли их расценить как шутку? Или это какой-то фразеологизм и под «призраком» нужно понимать, к примеру, малину или нечто столь же тривиальное? В один момент его шея покрылась испариной. Нет, к черту! Это необъяснимо.

Проводник, который в этот момент проходил по коридору, обратил внимание на юнца, по всей видимости, американского происхождения, который, высунув голову в окно, жадно вдыхал едкую гарь железной дороги, словно это был горный воздух.

Постепенно нехорошее предчувствие исчезло. В этом маленьком, почти пустом пошатывающемся поезде он чувствовал себя так, словно плыл в скоростной лодке. И Лондон перестал казаться таким большим и могущественным, и сельская местность уже не ассоциировалась с одиночеством. Он успел выпить крепкого ликера и обрести близкого человека на этой странной земле.

Багаж? Он замер на минуту, однако припомнил, что носильщик внес его багаж в поезд, неизвестно, правда, в какой вагон. Ну, все равно хорошо. Под его ногами пол словно вибрировал – поезд несся вперед и трясся, оставляя за собой шлейф звука паровозного свистка. Приключения как будто бы уже начались. «Если увидите призраков, оставьте их для меня». Хриплый голос, который может принадлежать человеку, стоящему на цыпочках и проплывающему вдоль платформы…

Если бы она была американкой, он мог бы спросить, как ее зовут. Если бы она была американкой… Вдруг он осознал, что не хочет видеть в ней американку. Широко посаженные синие глаза, лицо чуть шире, чем принято считать красивым, улыбающийся красный рот – все в ней было несколько экзотичным и при этом абсолютно англо-саксонским, как надежные кирпичные стены Уайтхолла. Ему нравилось, как она произносила слова, как бы с издевкой. Она выглядела свежей и чистой, словно жители сельской местности. Рэмпол отвернулся от окна, ему захотелось подтянуться в дверном проеме. Он уже было собрался так и поступить, но вдруг взгляд его упал на мрачного джентльмена с большой курительной трубкой, в спортивной шапке, натянутой на одно ухо наподобие берета. Сидя у окна, тот задумчиво и отрешенно уставился вдаль. Мужчина выглядел в точности как комический персонаж – типичный англичанин. Рэмпол даже представил, как тот запричитал бы: «Что случилось? Что случилось? Что случилось?» – если бы Тед все-таки подтянулся.

Американец прекрасно запомнил этого человека. Уже через мгновение Тед понял, что очень хочет есть и был бы не прочь выпить. Впереди, как он помнил, должен находиться вагон-ресторан. Его багаж был где-то в вагоне для курящих, и Тед стал прокладывать себе дорогу по узкому коридору. Сейчас поезд, издавая гудки, двигался вдоль окраин города в расщелине между двумя подсвеченными стенами. Для Рэмпола стало сюрпризом, что ресторан оказался забит под завязку. В воздухе висел тяжелый запах пива и масла. Сев за столик напротив другого посетителя, он обратил внимание на крошки и пятна на скатерти, но потом вновь упрекнул себя в провинциальности. Столик трясло вместе с поездом, никель и полированное дерево отражали свет, а Тед искоса наблюдал за тем, как его сосед потягивает «Гиннесс» из большого бокала, погружая в него усы. Глотнув из стакана пиво и поставив его на место, сосед заговорил.

– Добрый вечер, – сказал он приветливо. – Вы, по-видимому, Рэмпол?

Если бы он сказал: «Вы приехали из Афганистана, не правда ли» – Тед не так удивился бы.

Теперь Рэмпол выглядел напуганным. Собеседник неистово засмеялся, а несколько его подбородков затряслись в такт. «Хе-хе-хе» – у него был заразительный смех злодея из спектакля. Его маленькие глазки сияли поверх очков, висевших на широкой черной ленте. Крупное лицо уже стало румяным, шевелюра периодически содрогалась – то ли от его же смеха, то ли от тряски поезда, то ли от всего вместе. Наконец он протянул руку.

– Я, собственно, Гидеон Фелл. Боб Мелсон написал мне о вас, и, как только вы вошли, я тотчас же вас узнал. Да и почему бы нам не выпить бутылочку вина по этому случаю? Даже две бутылки. Одну – для вас, а другую – для меня, вы ведь не станете возражать? Ха-ха-ха! Официант!

У него был властный вид, и покачивался он в кресле, как барон.

– Моя жена, – продолжал доктор Фелл после того, как сделал заказ, которому мог бы позавидовать Гаргантюа, – никогда мне не простила бы, если бы мы разминулись. У нее и так хлопот полон рот: в спальне штукатурка осыпается с потолка, плюс к тому же проблемы с поливалкой для газона, пастор, зашедший к нам, вместо того чтобы ее починить, просто окатил водой мою жену. Ха-хах! Давайте выпьем. Я, правда, не знаю, что это за вино, и, признаться, никогда даже не спрашиваю об этом. С меня достаточно уже того, что это вино.

– Ваше здоровье, сэр.

– Спасибо, мой мальчик. Позвольте мне, – возразил доктор. Он, видимо, собрался сказать что-то важное, озвучить что-нибудь из своих воспоминаний о пребывании в Америке. – Впрочем, ладно. Хах. Значит, вы любимый ассистент Боба Мелсона, не так ли? Припоминаю, вы занимаетесь историей Англии. Планируете стать доктором философии, а затем преподавать?

Рэмпол вдруг почувствовал себя молодым и глупым, хотя взгляд у доктора был добрый. Тед пролепетал что-то нечленораздельное.

– Отлично, – продолжал доктор. – Боб хвалил вас, но сказал, что вы очень впечатлительны. Именно так. Эмм, а я вот возразил, что вам нужно испытать славу. Когда я преподавал в Хаверфорте, мои подопечные, может, и не отличались величайшими познаниями по истории Англии, зато они были в восторге от лекций, в особенности от тех моментов, когда описывались сражения. Я помню, – доктор говорил, а его огромное лицо сияло, словно подсвеченное вечерним солнцем, – как учил их петь застольную песню армии Годфрида Бульонского времен первого крестового похода 1187 года, я сам им подпевал. Они же пели со мной и притоптывали в такт ногами. Но тут вошел странноватый профессор математики, запустив руку в свои волосы. Войдя, он сказал нам (на редкость сдержанный парень), чтобы мы, по возможности, не топали так уж сильно по полу, а то у него, видите ли, там, этажом ниже, доска упала. «Это неприлично, – сказал он. И закряхтел: – Пфф, пффф, кхм». – «Не совсем так, – ответил я, – это “Laus Vini Exercitus Crucis”». – «Черта с два, – сказал он, – вы думаете, я не знаю? “Мы не придем домой до утра”». И мне пришлось разложить ему все по полочкам… Привет, Пейн! – прогремел доктор, махая кому-то салфеткой.