Ярость стихий – Искра - Олег Шевчук

как обычная простуда. Это и было самым опасным в ней. Никто не ожидал, что люди начнут умирать от такого. У человека начинался жар, он некоторое время не мог встать с постели, потом вдруг жар спадал, и на теле выступали небольшие красные пятна, но человек уже мог, как раньше свободно двигаться и даже работать. Больные после этого почти не напоминали больных, говорили, что чувствуют лишь небольшую слабость, а ещё спустя пару-тройку дней они просто умирали и всё. Иногда это даже случалось прямо на улице.

Вскоре отец с матерью вновь вышли поговорить. В тот день они уже больше не спорили, быстро обсудили что-то и уже буквально через полчаса зашли ко мне в комнату. Вместе с ними был какой-то незнакомец. Я совсем не успел заметить, когда он вошёл к нам в дом: он передвигался как-то слишком бесшумно.

Этот мужчина выглядел очень странно. Всё его тело было под плотной одеждой, даже кисти рук. На лице у него была какая-то повязка, которая скрывала нос и рот. Едва он зашёл, как протянул мне такую же. Я её взял просто от растерянности. «Альтаир, надень», – сказал мне отец. Впервые за мою жизнь он назвал меня полным именем, а не как обычно и как все, «Альтом», поэтому я растерялся уже окончательно и торопливо, просто механически, выполнил его приказ.

От повязки сильно пахло какими-то травами. На ощупь она была липкой и влажной, словно внутри неё был мёд. Я завязал её на два узла, накрепко, и мельком, искоса, взглянул на отца, тот одобрительно, но слегка невпопад, как-то странно, мне кивнул. В тот миг я всё ещё ничего не мог понять.

За всё это время странный незнакомец не произнёс ни слова, поэтому для себя я решил, что он возможно немой. Я чувствовал, что обижать такого человека будет как-то нечестно, потому решил сделать вид, что всё в порядке и разобраться во всём этом потом.

Некоторое время родители стояли и просто смотрели на меня. В их взглядах я видел неприкрытые боль и тревогу. Незнакомец вдруг развернулся и направился к выходу. Не знаю почему, но у меня вдруг сложилось впечатление, что его это всё раздражает. Отец попросил его задержаться ещё на чуть-чуть, потом вдруг почему-то добавил, что мы успеем к сроку. Незнакомец медленно кивнул, окинул меня быстрым взглядом и вышел за дверь. Таким образом он видимо дал понять, что подождёт снаружи. Отец вдруг сказал, что гордится мной и чтобы я и в дальнейшей жизни не забывал их уроки, то как нужно себя вести, в остальном он наказал мне слушаться этого человека. «Мы с тобой уехать не можем, может позже…», – сказала мне мать. Я же просто стоял и не мог выдавить из себя ни слова. С собой мне не дали взять ничего, даже складной деревянный стульчик для рыбалки, подарок друга. Одежду тоже заставили сменить на ту, что была у этого человека, мою старую при этом просто оставили на полу.

Мы с незнакомцем вышли из деревни к реке, сели на какой-то огромный плот, который нас уже там ждал, и начали сплавляться вниз по течению. Плыли мы так с неделю, может даже больше, причём даже по ночам к берегу незнакомец не приставал. Всё это время я чувствовал, что он словно за мной наблюдает. Со мной он не говорил и вообще старался держаться подальше, просто изредка подходил, оставлял неподалёку еду и воду с какими-то травами и также жестами указывал мне, чтобы я это ел и пил. Вода была горькой, но больше он ничего не давал и мне приходилось пить то что было. Иногда у меня довольно сильно кружилась голова, и меня тошнило. Возможно несколько раз я даже терял сознание, потому что иногда я просыпался прямо посреди дня, всё тело было затёкшим, но я совсем не помнил, как и когда заснул.

Наконец мы причалили и сошли на берег. Незнакомец зачем-то облил плот земляным маслом, поджёг и сильно оттолкнул. Шест-весло, которым он управлял, он забросил туда же. Затем он знаками показал мне снять одежду, а сам принялся разводить костёр. Я послушно подчинился, ведь это было по воле отца, я знал, что сейчас слово этого человека всё равно, что его слово.

Незнакомец швырнул мою одежду в огонь, затем туда же кружку, из которой я пил, чашку и ложку. Сам он тоже разделся и тоже сжёг свою одежду и всё с чего ел и пил, все пустые мешки и сумки, так что из вещей у нас теперь вообще ничего не осталось.

Он положил на землю у моих ног лист бумаги, перо и чернильницу. Я растерянно прочитал, что там было написано. Всего несколько слов. «Сегодня я умер», моё имя, дата и место для подписи. Незнакомец поморщился и нехотя указал мне пальцем прямо на него. По нему было заметно, что он по-прежнему не хочет ко мне слишком приближаться.

Я обмакнул перо в чернила, почему-то бордово-красные и подписал документ. Мне было страшно и я всё меньше доверял этому человеку, очень хотел домой. Он взял у меня бумагу, закрыл глаза, поднял лицо к небу и произнёс беззвучно, одними лишь губами, несколько каких-то долгих фраз. Со стороны это выглядело так, будто он молится. Затем он бросил бумагу в огонь и туда же перо с чернилами.

Когда бумага вспыхнула, я был готов поклясться, что услышал прямо оттуда, из костра, какой-то жуткий тихий стон, словно стон человека при смерти и этот голос напоминал мой собственный. Причём напоминал настолько, что был едва ли от него отличим.

Незнакомец подошёл к какому-то валуну, отвернул его и достал двое чистых штанов и маек, протянул мне кусок мыла с какими-то травами и знаками указал вымыть всё тело, сам он в этот миг принялся делать то же.

Мы оделись в новую одежду и продолжили путь. Дороги не было, мы просто шли прямо через поля, перелески и почти не останавливались. Так прошло около двух дней. Мне жутко хотелось пить, но я молчал, не хотел к нему обращаться.

Спустя ещё какое-то время мы наконец пришли в другую деревню. Она была в несколько раз меньше нашей: всего несколько дворов, магазин, кузница и прочее. Незнакомец завёл меня в какой-то дом, усадил в сенях и вдруг произнёс: «Жди здесь». От удивления, что он может говорить, я сам едва ли не потерял дар речи.

Чуть позже он вернулся с какими-то