Букварь здоровья для тех, кому за… Все лучшие мировые методики в одной книге - Елена Александровна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
А в 1956-м году мы получили из Московской прокуратуры письмо. Мама была очень напугана: как только с прокуратуры что-то приходило – у нее руки начинали трястись… Открываем, читаем: «Ввиду отсутствия состава преступления Ваш супруг Копанев Александр Николаевич невиновен и подлежит реабилитации». Реабилитировали его. Это была одна бумажечка. А вторая бумажечка гласила: «Вы можете прийти (это в Одессе, конечно же) в прокуратуру… в такую-то комнату», «компенсация 5000 рублей». Мама получила эти деньги и разделила между нами, детьми, на троих, себе ничего не оставила. Такая цена была моему отцу – 5 000 рублей. Но его уже не было в живых, его расстреляли, как врага народа. И таких расстрелянных было около 20 миллионов.
* * *
Детям репрессированных было в жизни нелегко. Я очень страдала. Помню, я пришла в школу после того, как отца арестовали. И села за свою парту. Моей соседкой по парте была подружка Ира. Хорошая девочка из хорошей семьи. Но вот звонок, а Иры моей нет. Заболела что ли? Сидела я одна, урок закончился, перемена началась. Смотрю: Ира в коридоре крутится. Я к ней:
– Ира, а ты что, опоздала на урок?
– Нет, я не опоздала.
– А где ты сидишь?
– А я сижу на последней парте.
– Почему? Что ты натворила?
– Я ничего не натворила, это вы натворили.
– Кто это «вы»?
– Я сидеть с ученицей, у которой отец – враг народа, не буду.
Я пришла домой и так плакала: «Мама, как же жить дальше? Какой ужас».
* * *
Везде нас преследовали, везде нам не доверяли, везде нас боялись. На нас было клеймо «семья врага народа», «жена врага народа», «дочь врага народа».
В школе я продолжала учиться также хорошо, как и раньше. Но вместо «пятерок» мне стали ставить «четверки». Учительница стала придираться по пустякам. И не только ко мне, там еще были девочки, у которых отцы были репрессированы. Я молчала, молчала, а потом спрашиваю у учительницы:
– Почему вы мне поставили четверку?
– А ты там неправильно поставила запятую.
– Где?!.
Она возвращает мне диктант: «Вот здесь».
Я посмотрела: «Здесь стоит запятая!».
И она мне наврала прямо в глаза: «А это уже я поставила».
Но потом у этой учительницы репрессировали мужа и все наладилось. Она изменила отношение к нам в корне.
* * *
Кстати, а с подругой Ирой мы потом еще очень долго дружили, потому что ее папу тоже репрессировали. Однажды произошла у нас забавная история с цыганами. Это было уже после войны, когда я училась в вузе пищевой промышленности в Одессе.
Я приехала домой на летние каникулы. И вот мы с Ирой поссорились, уже даже не помню из-за чего. Как-то подметала я двор, и рядом с калиткой остановилась цыганка.
«Эй, красавица, – кричит мне. – Давай я тебе погадаю. У тебя, по-моему, какие-то дела нехорошие, какая-то беда. Я тебе помогу, хочешь?»
А я так обрадовалась: ведь мне хотелось подружиться с Ирой. Я очень сильно переживала наш разрыв. Я открыла калитку и впустила ее. Она зашла и попросила: «Я знаю, что у тебя случилось, но ты хоть подскажи мне немножко, чтобы я знала, над чем мне надо работать, чтобы это исправить».
Я призналась: «Я поссорилась с подругой».
Она пообещала: «Ой, это такая ерунда! Завтра она придет и на коленях будет у тебя просить прощения». Я поверила. «Но только для этого ты должна мне что-то дать. Мама у тебя есть?»
Я говорю: «Конечно, мама на работе». Она спрашивает: «У мамы, наверное, есть хорошая одежда?»
Я ответила: «Не особенно хорошая, но есть у нее один-единственный английский костюм из ткани «бостон».
Была в то время такая тонкая чистая шерсть темно-синего цвета. Очень дорогая. У мамы были из нее сшиты юбка и жакет.
Цыганка мне говорит: «Ладно, весь костюм мне не надо, а юбка нужна».
– А зачем?
– Я в нее, в пояс, зашью кусочек хлеба. И заберу к себе домой на три дня, положу в такое место, где у нас идет общее гадание. Я же не одна гадалка. У нас все гадают. И через три дня твоя подруга к тебе придет, попросит прощение, и вы помиритесь.
И я отдаю цыганке эту юбку. Причем, искренно верю, что она мне ее вернет, а подруга придет. Но на этом цыганка не успокаивается и начинает жалостно скулить: «У меня ребенок, мальчик 12 лет, и муж еще есть. Мы не доедаем, голодновато нам».
Цыган тогда расплодилось множество! Мне их жалко было, и я думаю: «Что же ей еще дать?»
Она говорит: «Что у тебя еще есть?»
Я отвечаю: «У нас есть сало».
Она говорит: «Давай сало».
А мы недавно резали поросенка, и у нас было свое сало. Я вытащила большой кусок, килограмм, наверное, отдала ей.
Но пока мы с ней болтали, в открытую калиточку вошли другие цыгане. Но я их не видела, потому что меня эта первая цыганка заболтала. Я ведь ее еще и в дом привела, прямо на террасу, в столовую. И на столе мы разбирались. Она мне показала, куда якобы в юбку хлеб зашьет.
И за это время вошли во двор ее напарники, прошли прямо в сарай. Собрали все яйца, которые куры за день снесли. Все до единого! И еще несколько кур поймали.
Но это я позже заметила. А цыганка та ушла и пообещала: «Три дня жди и я тебе принесу юбку, но подруга придет раньше».
День прошел – Ирина не идет, второй – Ирина не идет, третий – Ирина не идет. Я заволновалась. И цыганка с юбкой не приходит – исчезла. Четвертый, пятый день проходят – нет цыганки. Я так заволновалась, что даже про Ирину забыла. Я сильно волновалась за мамину юбку: костюма-то нет, только жакет. Я не сплю, с ума схожу, какой-то ужас.
Позже мы помирились с Ириной. Совершенно случайно встретились в магазине. Она подошла ко мне и спокойно предложила: «Хватит уже дуться, давай помиримся». И потом мы так дружили – водой не разольешь!
И я ей тогда рассказала про цыган. Но что она могла сделать? Только посочувствовала, спросила: «А мама хватится, что будешь делать?» Я с ужасом в голосе ответила: «Не знаю».
* * *
И вот наступает август. Председатель вызывает мою маму и говорит: «Мы получили заявку из райкома, чтобы я кого-то послала в Москву на выставку. Я решил тебя послать. Что-то нам везти особо нечего. Орехи, груши – смешно.
