Король Давид - Давид Малкин

Тишина разбудила Давида. Перепрыгнув через камни, защищавшие вход шатра от потоков воды, он остановился. Мир отсюда казался океаном, из которого ковчегом всплывал Хеврон. Солнца видно не было, но на горизонте приоткрылась неровная синяя полоса, излучавшая свет.

Свет! – думал Давид.– Господь возвращает нам свет!

Сутулые цапли задумчиво стояли по краям больших луж, разглядывая своё отражение на сером фоне неба. Иногда они взлетали и, сделав круг, опускались уже возле других луж. Вдруг Давиду почудилось, что его тело теряет вес, и он едва удержался, чтобы не воспарить над Хевроном. Слова, которые он шептал, сами выстроились в благодарную песнь Творцу:

Умирал я, а вот танцую.Ты снял с меня саван,нарядил в веселье.Душа будет петь Тебе славуи не смолкнет,Господь, Бог мой!

– Давид! – окликнул его командир отряда Героев Авишай бен-Цруя. – Старейшины прислали за мной. Я думаю, сегодня их совет решит, как быть с нами. Молись!

Давид кивнул и проводил взглядом шлёпавшего по лужам Авишая. Он ещё не успел осмыслить новость, как из-за шатра выскочил Асаэль, младший из Бен-Цруев. – Давид! – закричал он, – старейшины Хеврона пригласили Героев на вечер к большому костру праздновать начало нового месяца. Если ты будешь петь, люди придут с семьями.

– Буду, – пообещал Давид.

Асаэль побежал к Южным крепостным воротам.

– Но нам не нужен король! – повторил старец Бецалель. – Мы не боимся врагов и никому не платим дани. В случае нашествия с побережья или набега амалекитян, ополчение иудеев защитит свой надел. Вы говорите, этот юнец… Как же его зовут?

– Давид, – подсказал Ахитофель Мудрейший. – Он не юнец.

– Странное имя, – поморщился старец,– никогда такого не слышал. Если случится война, пусть этот ваш Давид, о котором все твердят, будто он храбрый и разумный воин, встанет во главе сотни и сражается рядом со всеми мужчинами Бейт-Лехема. А без короля иудеи обходятся совсем неплохо. Мы не хотели и Шауля, но послали в его армию наших воинов, и они достойно сражались и с амалекитянами, и с войском басилевса Филистии. Теперь король Шауль мёртв, его армия разбита, и больше некуда посылать ни наших солдат, ни зерно, ни мулов. Так зачем же нам новый король!

– Эвьятар бен-Ахимелех просит его выслушать, – сказал Ахитофель Мудрейший, дождавшись, пока Бецалель закончит речь.– Старейшины разрешают?

Вопрос был праздным: коэн, то есть священнослужитель из рода Аарона, помазанного самим Господом, имел право выступить на совете любого племени.

Эвьятар поднялся и пригладил волосы, схваченные чуть ниже затылка красным шнурком.

– Посмотрите на наши головы, – начал он, – мою и Бецалеля. Они совсем белые. У Бецалеля потому, что ему восемьдесят лет. Мне только сорок, но я видел, как солдаты из Эдома вспарывали животы коэнам из Нова. И я не желаю вам, чтобы слуги чужого короля хозяйничали в Хевроне. Если уж иметь кого-то над собой, то пусть это будет король из нашего племени, Йеѓуды. И лучше всего, чтобы этим королём стал Давид бен-Ишай.

Эвьятар принялся рассказывать о жизни вместе с Давидом и его людьми в пещерах Иудейской пустыни – долго, подробно, не замечая, что перешёптывание старейшин становится всё откровеннее, всё громче. Коэн вспоминал, как Давид под носом у преследующей его армии короля Шауля прятал своих людей, устраивал их семьям сносные условия жизни и даже объяснял детям Учение.

– К чему ты это всё рассказываешь? – закричал кто-то из старейшин, сидевших на корточках в тени под скалой, нависшей над плато. – Хеврон – это не пещера.

Эвьятар растерялся.

– Главное, чтобы наш король находился в Хевроне! – выкрикнул Ахитофель Мудрейший.– Ты хочешь говорить Иоав бен-Цруя?

Рыжий Иоав, сопя и презрительно щурясь, поднялся, задевая стоящих рядом. Оказывается, он решил напомнить собранию, как Давид, по древнему обычаю иврим, присылал подарки из отнятой у кочевников добычи старейшинам Хеврона, и как они тогда любили «предводителя шайки беглецов от закона».

Теперь раскричались все. Иоав ещё что-то прохрипел, потом махнул рукой, отошёл за акацию, стал там в тени, прислонясь плечом к стволу, и только кивал головой, мол, давай, давай!

– Не нужен нам король! – шипели старцы вокруг Бецалеля.

Они сидели отдельно от остальных, злились и гадали, почему так спокоен Ахитофель Мудрейший, зачем он так внимательно вглядывается в их лица, хорошо ему знакомые уже много лет. А Мудрейший был занят тем, что считал у старейшин зубы – сколько чёрных пеньков торчит у них во ртах. Немного. На всех сорок восемь штук, от трёх до шести на каждого. Поэтому они и шепелявили, а, зная, что понять их речи невозможно, помогали себе руками и делали страшные глаза.

Закончив подсчёт зубов, Ахитофель Мудрейший заговорил. Он сказал, что Давид был помазан ещё покойным пророком Шмуэлем, так что речь не о Давиде, а о племени Йеѓуды – примет ли оно бремя подчинения новому королю. Он расписывал жизнь народа после того, как Давид получит власть. Иврим прогонят филистимлян, овладеют побережьем, станут принимать корабли с купцами из далёких стран. А иудеи будут первыми при короле… Или так и будем пасти овец?! Кроме того, кто знает, что замышляет Авнер бен-Нер, командующий покойного короля Шауля? Говорят, он грозился прийти в Хеврон и наказать, как предателей, тех, кто не участвовал в сражении с Филистией у горы Гильбоа.

– Пусть только сунется! – закричали все сразу.

– Король нам не нужен, – стояли на своём старейшины.

Единственное, чего добились друзья Давида, – это чтобы решение отложили до завтра, дав собранию время поразмыслить.

К вечеру у сложенного в центре города костра хевронцы собрались отметить наступление Одиннадцатого месяца, или, как его называли в Кнаане, Месяца последнего дождя. Всем было любопытно посмотреть на Давида и его Героев, слава о которых распространилась по селениям иврим. Люди слышали о необыкновенном пении Давида, послушать которого слетаются птицы и приходят из пустыни лани. Хевронцы подтаскивали к костру плоские камни, приносили угощения и воду, тихо говорили друг другу: «Будет петь».

И вот Давид пришёл, поздравил всех с наступлением нового месяца, рассказал о своих предках, о Бейт-Лехеме, где родился. Он ещё говорил, глядя на костёр, когда приблизились двое мальчиков и положили ему на колени большой трёхструнный невель[2].

Давид прикрыл глаза, положил пальцы на струны.

Когда взываю, услышь меня,Боже правды моей.Боже правды моей!…

Он пел в полной тишине. Люди, прикрыв так же, как Давид, глаза, повторяли за ним стихи и мелодию.

Потом он завёл боевые песни, Герои подпевали. Это были старинные предания о войнах Господа, почти уже забытые. Пение перемежалось обращениями к Богу. Давид оплакивал короля Шауля и его воинов, павших в бою у горы Гильбоа, благословлял их память и проклинал врагов:

Разбей, о, Господи,челюсти львам!…

Сидевшие у костра знали, что Давид просит и за них, когда поёт:

Боже, освети нас ликом твоим!Будь к нам милостив, благослови!…

Нехитрая мелодия поднималась к небу, и слушателям виделись ангелы, уносящие звуки к престолу Господа.

Руки Давида перелетали на барабан – он находил его, не открывая глаза, – потом пальцы летели обратно к струнам невеля. Иногда он ладонью останавливал звук, отмерял паузу, а потом некоторое время выводил мелодию только голосом. Временами приближался мальчик и осторожно обтирал пот со лба и щёк певца – сам он ничего не чувствовал: то шептал благодарность Творцу, то просил за весь народ о помощи и защите. Люди вокруг ощущали счастливое волнение оттого, что сподобились услышать беседу человека с Небом.

Давида попросили спеть о Героях. Он начал, воины сидели тихо, только благодарно взглядывали на певца.

– Кто этот юноша? Кто он? – схватил за руку слугу старец Бецалель.

– Это – Давид! – удивился слуга.– Вы же о нём спорили сегодня утром.

– Не помню. Но это пение – от Бога! Как он начал: «Когда взываю, услышь меня…» А дальше?

– Забыл, – наморщив лоб, признался слуга.

Отныне Бецалель не сомневался, что за гостем из Бейт-Лехема стоит Господь.

На следующее утро Давида пригласили на собрание старейшин.

– Давид бен-Ишай, – дрожащим голосом обратился к нему старец Бецалель. – Племя Йеѓуды хочет, чтобы ты был королём. Да сбудется пророчество праотца нашего Яакова: Придёт щенок, чтобы стать львом Йеѓуды.

Однажды я допоздна задержался в храмовой библиотеке, читая записи о том времени жизни Давида, когда мы с ним ещё не были знакомы. Я вникал в рассказы стариков, знавших его по Хеврону, помнивших те семь с половиной лет, когда у иврим было сразу два короля: сын Шауля Эшбаал, прозванный в народе Срамником, – он сидел за Иорданом в селении Маханаим – и Давид бен-Ишай, ставший королём сперва только одного племени, Йеѓуды.