Без утайки. Повести и рассказы - Сергей Чевгун

Я представляю, как накручу телефонный диск и скажу… Или даже прокричу… Нет, просто выложу все, что я думаю.

А думаю я примерно следующее:

«Когда-нибудь мне это все надоест, и я уйду в сумасшедшие.

Мне надоест мир богатых и бедных, грязных и чистых, мрачных и беззаботных. Мир умных и тех, кто умен лишь при должности. Мир оплаченной правды и бесплатного вымысла…»

Ну, и так далее.

Я много чего скажу. Если только дозвонюсь.

Но для этого и в самом деле надо быть сумасшедшим.

Запомнить, забыть…

Товарищ ясно сказал:

– И чтоб в Сети никаких портретов! Категорически воспрещается.

– И даже со спины нельзя? – спросил пока еще безымянный герой, на что товарищ из органов лишь усмехнулся:

– Со спины можно. Только без особых примет. Вот как у меня.

И показал герою свою неброскую спину.

Нужна была биография. Товарищ придумал ее в пять минут. Все как у людей: родился, крестился, женился… Потом куда-то привлекался и даже в чем-то участвовал. А еще потом произошло непоправимое. Жизнь дала трещину, а затем и вовсе развалилась на куски. И захочешь, а не склеишь. Словом, нечто туманное, расплывчатое. Неопределенное. Легенда из тех, что не подтвердить, не опровергнуть, а можно лишь в нее поверить. Или – не поверить вовсе.

А вот над псевдонимом пришлось таки поломать голову. «Лютик» и «Агент 707» товарищ отмел, не задумываясь.

– У нас таких «лютиков» – каждый второй, – сказал он. – А уж агентов, тех вообще… Не успеваем номера записывать.

– А «Железный» не подойдет?

– Не подойдет, – отрезал товарищ. – Был уже один такой «Железный». До сих пор грехи замолить не можем! – и покосился в сторону Лубянской площади.

– Может, «Семенов»? – робко предложил герой. – А что? Скромно, интеллигентно…

– Это я Семенов, понял? Других не требуется, – буркнул товарищ и крепко задумался. Слышно стало, как точит стену жучок-древоточец. – Значит, так. Есть отличный псевдоним. Слушай и запоминай. Отныне звать тебя будут…

Жучок замер и зашевелил усиками, настраиваясь на нужную волну.

– Звать тебя будут…

Стоп!

На этом месте редактор отложил рукопись в сторону и стал задумчиво стягивать с носа очки. Стянул и принялся старательно их протирать, давая мне возможность приготовиться к самому худшему. Я приготовился. А он протер до последней диоптрии, решительно водрузил очки на место и сказал:

– Не… пой… дет!

Именно так, с разбивкой на три такта.

– Но почему же? Хороший сюжет…

– Лично я ничего хорошего в нем не вижу, – сухо сказал редактор. – И эта странная фраза: «Звать тебя будут…» Что это еще за намеки на… – здесь он понизил голос, и окончание я не разобрал. – Откуда это у вас? Суворова-перебежчика начитались?

– Но ведь это пародия, – пытался я объясниться. – Вполне безобидная пародия!

– Пародии безобидными не бывают, уж вы мне поверьте, – редактор держал рукопись с таким видом, будто собрался топить ее на моих глазах. Если бы рукопись замяукала, я бы не удивился. – Все эти «лютики», агенты… Лубянка, наконец. По-вашему, это – безобидно?

– Но, может быть…

– Нет, не может! Это я вам как редактор говорю, – здесь рука у него задрожала, и страницы посыпались на столешницу. – Вы про собак писать не пробовали? – неожиданно мягко спросил он.

– В каком смысле?

– В прямом. Например: жил старик, и была у него любимая собака. Однажды она околела. Завернул старик собаку в одеяло и отправился хоронить…

Пересказал что-то очень знакомое и добавил: «Вот о чем надо писать! Между прочим, за прошлый год автору премию дали».

Таким как я премии не дают: хоронить литературных собак я не умею. Смущенно пробормотав что-то вроде: «Да-да, конечно… и фраза», я попрощался и покинул кабинет, пообещав на досуге подумать насчет сюжета.

В коридоре меня охватил запах старых подшивок, недолговечной славы и ношеной обуви. Свернув рукопись трубочкой, я продудел в нее: «Облом!» И подался к выходу.

Внезапно я остановился. Нет, это меня остановили! Энергия чьей-то злой воли заставила на секунду задержаться у двери с алюминиевой цифрой 6, косо прибитой к рыжей филенке. Меня охватило предчувствие назревающего скандала. И я не ошибся. Вдруг громыхнуло за дверью сердитое: «Только через мой труп!» Стеклянными осколками осыпался женский смех, тотчас же раздавленный грубыми мужскими голосами:

«Хорошо ему там, в Швейцарии, о русской душе рассуждать!»

«Это ты верно подметил: та еще штучка!»

«Да что вы к нему прицепились? Хороший роман…»

И снова что-то про штучку, про душу и про Швейцарию.

Неожиданно дверь распахнулась, больно ударив меня в плечо.

– Я извиняюсь, – Парень лет тридцати в несвежем костюме сделал вид, что смущен дальше некуда. Стрельнул глазами на рукопись, спросил. – Вы сюда? – И тут же крикнул в глубину комнаты: – Эй, Фиолов!

Человек, сидевший за столом, поднял голову, и я увидел помятое лицо гения. Из-под курчавой седины проглядывал лоб Заратустры. Блеснули очки, поймали меня в фокус и тотчас же угасли. Очевидно, никакого интереса я для гения сейчас не представлял.

– Да вы проходите, не стесняйтесь. У нас здесь запросто, – засуетился в костюме. Я смущенно забормотал что-то насчет редактора и Лубянки, но меня уже не слушали.

Открыли дверь шире. Пришлось войти.

Итак, я вошел в кабинет. Поздоровался («Здррррр», прозвучало в ответ). И протянул рукопись гению по фамилии Фиолов.

– Ага! – сказал гений, и уткнулся в рассказ. За спиной мелко прыснули.

Я оглянулся. За соседним столом сидела девушка. Такое небесное создание, сущее облачко в майский день. Я улыбнулся. Впрочем, без особого успеха. Небесные создания меня вниманием не жалуют. Наверное, я кажусь им слишком уж земным.

– Мы не познакомились, – ревниво заметил в костюме, и одарил меня щедрым рукопожатием. – Штопоров. Володя. Поэт.

Я назвался. Поэт сделал вид, будто бы раньше где-то уже слышал мое имя. Не скрою: стало приятно.

– Что? Епихин? Ну, как же!.. – ввернул и гений, на секунду выглядывая из-за рукописи. Стало приятней вдвойне.

– А не освежиться ли нам? – тут же предложил Штопоров. – Время, знаете ли, к обеду…

– Категорически поддерживаю, – отозвался Фиолов, и покосился на соседний стол.

Тотчас же облачко пришло в движение, начало густеть и наливаться небесным электричеством. В считанные секунды оно приняло вид шаровой молнии. Фиолов заторопился. Подхватил рукопись и устремился к двери.

– С концами, Борь, или как? – сверкнула из-за стола странная фраза.

– Как получится! – туманно отвечал Фиолов, выскакивая за дверь.

Вскоре мы уже сидели в кафе и обсуждали достоинства моего рассказа.

– Лютик – это находка! И Железный – тоже находка, – восторгался Фиолов, то и дело отрываясь от рукописи, чтобы выпить вина. – А про Лубянку, так вообще… Классный сюжет!

– А вашему редактору не понравился, – сказал я грустно.

– И не удивительно, он сам из бывших, – ввернул Штопоров и оглянулся по сторонам. – Про Бродского, надеюсь, слышал? Его работа.

– Но как же?..

– Элементарно. Правду в мешке не утаишь! – В глазах у Штопорова плясали мелкие бесы. – Он про Суворова что-нибудь спрашивал?

– Спрашивал.

– На испуг тебя брал. А написать про собаку советовал?

– Ну.

– В друзья набивался!

Стало душно. Две пуговицы на рубашке расстегнулись как бы сами собой. Из шести занятых столиков как минимум пять прислушивались к нашему разговору. Бравый молодец за стойкой покосился на нас и сделал вид, что старательно готовит коктейль. Тихо жужжал диктофон, замаскированный под миксер.

– Ты с редактором поосторожней, – гнул свое Штопоров. – Тот еще гусь! Между прочим, майор.

– То есть как?

– Да вот так, – в свою очередь вставил Фиолов. – Небось, уже доложил, кому следует… А рассказ у тебя замечательный. Сильный рассказ, – добавил он, торопливо прожевав бутерброд. – Что, еще по одной?

Приняли еще по одной. Что было дальше – не помню.

– Короче, звать тебя будут так, – товарищ черкнул на бумажке короткое слово. – Смотри сюда, второй раз писать не буду. Запомни – и забудь!

Герой зашевелил губами. Запомнил. Забыл. Товарищ бросил бумажку в пепельницу и поднес спичку. Жучок-древоточец в стене растерянно пискнул и отключился.

– Задание у тебя простое. Думаю, справишься, – ободрил товарищ. – Значит, так. Ищешь. Находишь. Хвалишь. И тут же дискредитируешь. Все понятно?

– Ищу. Нахожу. Хвалю. И тут же дискредитирую, – старательно повторил герой. – А с матом хвалить можно? Или только дискредитировать?

– Смотри по обстоятельствам. И не забудь про отчет о проделанной работе. Иначе без довольствия останешься, – посоветовал товарищ уже в прихожей. Невнятно попрощался и ушел, надвинув кепку на глаза. Прошелестели и стихли шаги на черной лестнице.