Все хотят - Анастасия Благодарова

Пара началась десять минут назад. Из открытой аудитории доносились тихие непринуждённые разговоры, потому Марина вошла без стука. Тася следовала тенью, придерживая ворот худи повыше. Сегодня прямо сама не своя. Дурью мается.

Статная походка красавицы не сбилась даже с очевидным разочарованием. Пришла хвастаться обновками, а от группы — три с половиной калеки. Староста, Молчун, и вот сюрприз — Шпала с Торчем за последней партой. Преподавательница по вышмату, прозванная Грушей за широкие бёдра и оттого преступную любовь к узким кожаным юбкам, отсутствовала. Староста гипнотизировала наручные часы, считая обороты стрелки до момента, когда можно будет с чистой совестью «свалить». Молчун пялился в окно и, судя по характерному прищуру, верный себе, размышлял о большом и вечном. Два индивида маргинальной наружности «на галёрке» чесали языки, мешая маты и смешки.

Недовольная произведённым эффектом, а если точнее, его отсутствием, Марина уселась за парту, элегантно закинув ногу на ногу. Тася примостилась рядом. Не тратя время попусту, стала рисовать в лекционной тетради глаз. В несколько слоёв чернила стрелки и густые ресницы. Косметика… От неё лицо, до полной радости, можно сказать, гниёт. Избыточно жирнеет, розовеет и пухнет. От пудры множатся угри. От туш и подводок зудят нависшие веки. Да и зачем всякое-такое? Достаточно красивого вокруг, в мире. Те же зелёные деревья, бездомные кошки, симпатичные люди. На рисунках тех же.

Марина цокала ноготками по столешнице. От скуки пристала к старосте:

— Где все?

— Не готовы, — ответила она, не отрываясь от циферблата.

— И вы?

— И мы, — внезапно подал голос Молчун. Даже Тася оторвалась от своего занятия — лично убедиться, что не ослышалась.

Марина недовольно выпятила губы.

— А Пятикопытова чего? Обещала взять Грушу на себя, а сама…

— А ты не в курсе? Она в академ ушла. По беременности.

Воцарившееся многозначительное молчание нарушило мерзкое гы-гыканье откуда-то сзади.

— Ха, третья пошла! — блеснул математическими способностями Торч и дал «пять» Шпале.

Красавица эффектно развернулась на стуле. Многоуровневые металлические серьги-кольца мелодично брякнули в водопаде кудряшек.

— Чё ржёшь? Ты что ль постарался?

— Не ревнуй, любовь моя. Берегу себя для тебя единственной. Вот уже… часов шесть.

И снова гнусавый смех. Попытка унизить только что провалилась, и Марина наспех придумала другой остроумный комментарий, уже про онанизм. Но вдруг скривилась, отказавшись от затеи. В каждой шутке — доля правды. В теории, ничто не мешает Торчу использовать её селфи, так сказать, не по назначению. К счастью, она об этом никогда не узнает. Надеялась не узнать, по крайней мере.

Тася же сочинила про себя несмешной панч про эпидемию беременности в их группе. Иссиня-чёрный глаз укоризненно смотрел на неё с тетрадной страницы, а она — на него. Вот же — красота. За что художнице от рождения жёлтое пятнышко с кунжутное семечко на белке глаза? И капилляры яркие. Окулисты, всё одно, что на кофейной гуще гадали. Про потребление марихуаны спрашивали, про болезни мозга. Даже на зеркале души — косметический дефект. Или это оттого, что постоянно плакать хочется? В последнее время особенно.

«Прокля́тая весна. Прокля́тое обострение».

Девушка закрыла тетрадь и легла в колыбель своих рук. Спрятаться не получилось. Секунды спустя Тасю растормошили. Выпрямилась с намерением высказаться, да вовремя осеклась. По-прежнему сжимая плечо подруги, Марина таращилась на входную дверь. Тася проследила за её взглядом и вздрогнула. Объективных причин не было, но ей будто колючую проволоку через позвоночник пропустили.

Парень вошёл в аудиторию несмело, крадучись. Вместо того чтобы, как бывает, уточнить какую-нибудь ерунду и ретироваться, задержался на пороге. Внимательно оглядел присутствующих. Остановился на Тасе, и на лице его застыло выражение глубокого потрясения. Лицо… Юноша будто сошёл с глянцевой обложки. Хотя, модные журналы нынче — рудимент со странными людьми в вызывающих одеждах с претензией на искусство. Главная же ярмарка красоты нынче — социальные сети, и этот, как по образцу — её лучший экспонат.

Абсолютно всё в нём хорошо и складно. Если сказка про влюбившегося в своё творение скульптора — реальность, то к ним в их скромную обитель снизошло настоящее чудо, высеченное из светлого камня. Ключицы, шея, скулы. Губы, нос, прокол хеликс на правом ухе. Светлые волосы, сравнимые в литературе и с пшеничным, и с льняным, уложены в аккуратной стрижке а-ля вояж. Светлая футболка, тёртые джинсы. Осанка, стать… Провокационная живая безупречность.

Марина, сама по себе не маленькая, предпочитает тот редкий тип мужчин, кому и в туфлях на платформе затылком не достаёт до подбородка. Путь парень был ниже её стандарта на голову, у девушки едва не отвисла челюсть. Красавец компенсировал несоответствие вкусам всем остальным. Озадаченные одногруппники также хранили молчание. Только, кажется, в аудитории были лишь двое. Они сцепились взглядами. Тася не могла отвести свой, как припаянный. Происходящее, это пронзительное внимание незнакомого типа́, ей было непонятно и до смешного унизительно. Ещё секунда, и сползла бы под парту.

Видимо, почуяв, сколь губителен для дурнушки его интерес, юноша насилу сфокусировался на чём-то постороннем. Тяжело выдохнул. По-хозяйски запрыгнул на учительский стол, сцепил пальцы в замок. Грозно наклонившись, продолжил пристально разглядывать малочисленную группу, точно тюремная собака. Не казал ни стеснения, ни бравады.

— Ты кто? — вывел всех из оцепенения Шпала.

Губы незнакомца тронула ухмылка. У Марины под атласной блузочкой затрепыхалось сердце. А когда тот подал голос — приятно сжалось.

— Остап, — сделал паузу. — Новенький. Из… Новосиба, — снова пауза, длиннее предыдущей. — Кто тут староста?

Названная неуверенно поиграла пальчиками.

— Так, а заместитель?

Марина вскинула руку. Тася бы усмехнулась, если бы по рукам и ногам не сковала ледяная дрожь. Ведь не было и нет у старосты никакого заместителя.

Остап демонстративно закатил глаза. Ловко спрыгнул, решительно двинул к подружкам. Свидетели «впитывали» каждую секунду происходящего, верно на их глазах снимали интересный фильм. Взгляд Марины становился всё глупее, губки соблазнительно приоткрылись. Парень охотно принял эстафету: раскрутил обаяние на максимум, словно до того была нехватка. Прямой рукой облокотился о край парты, навис. Мистической мелодией послышались древесные нотки одеколона, перебиваемые ментоловым ароматом шампуня. У Марины в животе с пирсингом на пупке против воли натянулась струна желания.

— Поможешь мне, заместительница? — Новенький понизил голос, умело играя на этом изящном музыкальном инструменте. — Расскажешь, что и как? Мы могли бы поболтать. Вон там.

Лёгким кивком головы Остап указал куда-то на «камчатку». Тася чувствовала себя загнанной в угол мышью. Справа — представление. Слева — оконная галерея в серое небо. Четвёртый этаж учебного корпуса. Хорош выход.

— Не откажешь..?

— Марина, —