Все хотят - Анастасия Благодарова

перчатку. На семинаре не смогла двух слов связать, хотя зубрила. В толчее у гардероба оступилась, рухнула на колени.

— Осторожнее! — Её взяли под локоть, помогли подняться.

— Спаси… — не договорила. Столкнувшись лицом к лицу, отшатнулась, засеменила прочь — к центральному выходу.

— В следующий раз — обязательно! — крикнул ей вслед Остап.

За Мариной заехал её благоверный на белоснежном джипе. Чистый и глянцевый, автомобиль смотрелся чужеродно в городском пейзаже. Даже вульгарно. Как не хватило смелости клянчить покровительство у гоповатых одногруппников, так не хватило наглости попросить подвезти до общежития. Проводив взглядом дорогое чистое авто, Тася стряхнула грязь с джинс. В ярости швырнула единственную перчатку в урну, смело шагнула навстречу гололёду и холодному ветру. Незачем лишний раз тратиться на автобус, когда выпал шанс прогуляться.

Горький смог вытравил последние мысли. Медлительной и печальной сделалась поступь. Великие маленькие желания растворились в апатии. Курлыканья голубей стихали, стихал и шорох проезжающих мимо машин. С бесцветных многоквартирных коробок с годами и пылью стекали последние краски. Голые, изувеченные профилактической рубкой тополя, отныне больше походившие на облезлую малярную кисть, корчились, зябли от инея. Русская печаль провинциальных пейзажей крайне солидарна с духовной паршивостью некоторых своих детей. В её компании ты, ничтожный и плохой, органичен и любим. Как дома.

Пальцы быстро немели от холода. Руки нырнули в карманы, и тут же в унылых глазах вспыхнула искорка жизни. Тася как по команде выпрямилась, захлопала по бёдрам, пошарила в рюкзаке.

«Телефон!»

Проклятый гаджет, с недавнего времени наверняка. Он пропал, а, значит, и проклятие с ним. Ушибленные коленки стукнулись друг о друга. Внутри стало так хорошо и легко, верно с шеи одним махом сорвали кандалы. Стоя посреди улицы в позе, будто приспичило, Тася тихо рассмеялась. Щекотливый смех этот выпил последний глоток воздуха, немедленно сбросил с небес на землю. Да так резко и больно, что изо-рта вырвался столь странный звук, какой под дулом пистолета не повторить. Осознание простой истины напомнило о коварстве проклятия. Ведь кто-то может найти смартфон, открыть его, найти…

От дичайшей паники затряслось всё: и мир, и сама Тася. Не помня себя, побежала обратно в университет.

«Он должен, должен быть там. Господи, пожалуйста!»

Кандалы водрузились обратно и будто прибавили в весе. Сжимались, сжимались. Бок кололо невидимое шило. Метров через сто захотелось умереть, только больше не бежать. Гормоны стресса, напротив, ускоряли.

Подавляющее большинство студентов покинуло учебный корпус, остальные ушли на поздние занятия. Сладкая парочка миловались у информационного стенда, а больше в рекреации никого. Даже охранника на посту нет. Он здесь устроился курильщиком, а как освобождается — тогда и сторожит. Под его надзором — доска с ключами на гвоздях и два компьютерных монитора. На одном фиксировалось, кто входит и выходит. Камера для другого же присматривала за дверью кабинета ректора. На лучшее видеонаблюдение филиалу рассчитывать не приходилось. Главному самому в Турцию летать не на что.

Тасю сейчас не интересовал ни охранник, ни ректор — никто в принципе. Свекольного цвета, взмокшая, таки доползла до четвёртого этажа. Наградила себя передышкой — повисла на перилах лестничного пролёта. Мокрый лоб оставил невидимый жирный след на мятом рукаве. Время пораскинуть мозгами. Крайнее воспоминание о телефоне — чтение новости о собачьей расправе над мужиком. То было перед экономикой — последней парой. Надежда вселяла веру в человечество. Может, никто не успел свиснуть находку? Может, кто на кафедру отнёс или сторожу?

Хорошая новость — лекционные аудитории здесь не запирались. Плохая новость — лекционные аудитории здесь не запирались. Брать до сих пор там было нечего, окромя смартфона одной «вороны». Дверь нараспашку приглашала зайти и материться от ярости, не найдя главного. Очень удобно — пустой коридор как раз свободен от лишних ушей. Единственным шумом на безлюдном этаже должен остаться скрип шагов Таси. Но слуха её мягко коснулись звуки другие. Странные. Влажный поцелуй. Прерывистый… с прихлёбом. Иначе не характеризовать, как не распознать их источник. Адреналин настойчиво вёл вперёд. Нервы требовали разрядки, немедленного решения проблемы. Какого угодно результата — удачи или тотального провала, лишь бы принять относительно устойчивое положение. Принять свою судьбу. Тася, не мешкая, свернула в аудиторию, которую покинула меньше получаса назад.

Серый день за окнами покрывал тонким слоем пепла пол, парты, стулья. Делал всё однотонно блёклым. В эпицентре неприветливого, мёртвого мира сосредоточилась жизнь в апогее клинического безумия. В экстазе неоспоримого целомудрия. В одежде. Мужчина в роли хищника, не ближе, не дальше. Покорённая женщина в эффектной позе: на учительском столе, с запрокинутой головой. От блаженства приоткрыт рот, прикрыты веки. Ноги разведены, что впору дивиться — как юбка-карандаш позволила подобную вольность? Левая рука Груши заведена за спину — для опоры. Правая же впереди. Придерживая за кисть, студент приникал к тонкой коже женского запястья губами. Опущенные ресницы его подрагивали от простого, смиренного удовольствия. За какую-то секунду Тася подметила даже эту мелочь. Каждая, каждая деталь нафаршировала её сердце пулемётной очередью. На контрасте с серым миром ослепительно ярко сверкала кровь на лезвии складного ножа, зажатого в исполосованных шрамами пальцах.

Кровь на полу случайными каплями, струйками из порезанного запястья Груши. Красная-красная, верно ей сочилась ткань материи. Верно Тасе только что выкололи глаза. Она не почувствовала, как ахнула — впервые в жизни так женственно. Не почувствовала, как отступила назад в коридор, как врезалась в стену.

Секунды хватило, чтобы запечатлеть в памяти абсолютно всё. Неосторожная, свидетельница действа выдала своё присутствие. Остап сделал глоток и оторвался от жертвы, взглянул следующей прямо в глаза. И явили его… обычную досаду. Столь прозаичная, в чём-то даже комичная, она нисколько не вязалась с происходящим. Без голодного блеска, люминесценции радужки или тени сумасшествия. И всё сейчас было бы совершенно нормально, стройно и понятно, если бы не алый сок Груши на губах.

Куда драпанула, Тася не видела. Телу некогда отвлекаться на команды мозга — оно спасалось бегством. Остап не оказался сверхъестественно шустрым. Всего лишь закономерно быстрее и ловчее лентяйки с лишним весом. Настиг мгновенно, толкнул в первую попавшуюся аудиторию. Вошёл следом, загородил путь к свободе. Злился, что нельзя навалиться на дверь — открывается-то наружу. Злился напрасно — с караулом этот путь отступления для Таси неактуален. Если сигать из окна — далеко падать. Запасного выхода нет, вдобавок телефон утерян. На том альтернативы кончились.

Девушка замерла между рядами, вытянула перед собой руку в защитном жесте. Глаза по пять копеек. Ни слова не вымолвить, не промычать даже. Пыталась включить голову. Вспомнить, как думать.

Недовольный развернувшимся сценарием, Остап устало