Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский

– Не знаю, что вы имеете в виду, но то, что имею в виду я, произошло не далее, как вчера.

– О чем вы, Пьер, Шарль или как вас там?

– Симон, – вежливо напомнил слуга. В конце концов, он давно смирился с тем, что господа не обязаны помнить его имени. – …О том, что графиня осматривала этот «Замок Гномика» не далее, как вчера.

– Я давно подозревал, что вы – закоренелый безбожник, Симон, и, тем не менее, побойтесь бога.

– Мне почему-то казалось, что, услышав о появлении в нашем городе графини де Ляфер, вы безбожно возрадуетесь, как обычно радуются всякому плотскому греху.

Князь вновь хотел благодушно ухмыльнуться, но с трудом дошедший до него смысл сказанного слугой заставил погасить ухмылку в самом ее зародыше.

– Так она что… действительно здесь, в городе?!

– Причем объяснила свое появление тем, что ее пригнала сюда грусть. Она-то ведь считала вас погибшим. До нее дошел слух, что, захватив корабль, на котором вас содержали как пленника, командор дон Морано казнил всех, кто попался ему в руки.

– Да к черту все эти подробности, Симон! Графиня не может считать меня погибшим. Ей просто в голову такое не придет. Где она сейчас?

– Остановилась у доктора де Жерона. У того самого, у которого в свое время останавливался ваш казачий генерал де Сирко.

– Как, он уже произведен в генералы?!

– Во всяком случае, так его называют наши военные. Как, впрочем, и вас.

– Да к черту ваших военных и наших генералов, высокочтимый вы наш Симон! Графиня что, действительно остановилась у доктора де Жерона?

– Нужны мои клятвы на Библии?

– Да к черту ваши клятвы, Пьер, Шарль или как вас там! Графиня прибыла в город одна или с кем-то, кто решается считать ее своей супругой?

– В зависимости от того, кого теперь в действительности следует считать ее супругом, – с мстительной вежливостью склонил голову Симон. – Поскольку она путешествует с еще довольно молодым польским принцем Яном-Казимиром [1] , братом польского короля Владислава IV.

– А вот о том, чьим братом является этот несостоявшийся принц, мне известно не хуже, чем вам, Пьер, Шарль, Симон или как вас там… – резко отреагировал князь. – Разве что вы хотите расщедриться еще на какие-то подробности?

Слуга отошел к двери, повернулся лицом к Гяуру и выдержал небольшую паузу, дабы дать ему возможность поостыть.

– Хотя я и дворянин, поскольку ношу титул шевалье, однако никогда не раскрывал этой тайны заезжим дворянам, чтобы не давать повода для дуэлей. Кстати, вам я тоже не доставлю такого удовольствия, князь.

Произнеся это, Симон чопорно поклонился и вышел.

– Но если вам все же нужны хоть какие-то подробности, граф, – проговорил он, попридержав дверь, – могу уведомить, что дом доктора де Жерона находится в трех кварталах отсюда, неподалеку от монастыря иезуитов.

– Наконец-то вы снизошли хоть до какого-то более или менее полезного известия, Симон.

– Прикажете седлать?

– Седлать, конечно же, седлать! Вы говорили о принце Яне-Казимире. Я должен понимать это так, что графиня остановилась в доме де Жерона вместе с ним?

– Помиловав слугу графа де Ворнасьена, вы собираетесь вызвать на дуэль наследника польского престола? – почти открыто рассмеялся Симон, лукаво разжевывая свою улыбку беззубым, с запавшими бескровными губами, ртом.

– А что, это кажется вам совершенно невероятным? Невозможным? У меня задрожат колени, как только увижу оголенную шпагу его королевского высочества?

– Бог с вами, господин князь. Во-первых, вы тоже в своем роде принц, претендующий на трон своих предков. Во всяком случае, так следует из всего того, что мне пришлось слышать о вас. А во-вторых, я думаю совсем о другом.

– О чем же, например? – поинтересовался Гяур, приближаясь к двери.

– О том, что наследники престола существуют не для того, чтобы упражняться на них в умении фехтовать, а чтобы, знакомясь с ними, делать придворную или государственную карьеру. Насколько мне известно, все благоразумные люди до сих пор поступали именно так. И, судя по всему, графиня де Ляфер – не исключение. Возможно, вам и не понравится то, что вы только что услышали, но все же подумайте над моими словами, в них – частица житейской мудрости.

– Хватит поучать меня! – почти взревел князь. – Вы, шевалье!.. Впрочем, простите. Потрудитесь ответить еще на один мой вопрос, – произнес он уже более сдержанно. – Его королевское высочество принц Ян-Казимир находится сейчас в доме де Жерона?

– Вы правы, – опустил голову Симон. – Очевидно, он все еще там. Графиня Диана – не из тех женщин, от общества которых хочется как можно скорее избавиться.

Гяур замер, не зная, как вести себя дальше. Слуга взглянул на него с явным сочувствием, немного помолчал и, поднеся правую руку на уровень княжеского чела, словно кюре, собравшийся благословить молодого воина перед походом, спасительным тоном добавил:

– Только сейчас им занимается не графиня Диана, а чертовски смазливая фламандка по имени Камелия.

– Значит, все-таки не графиня де Ляфер, а некая фламандка Камелия? Это что, правда?! – со слабой надеждой в голосе допрашивал его Гяур.

Слуга горделиво вскинул голову, давая князю понять, что и его, бедного шевалье, слово иногда чего-нибудь да значит, а затем высокомерно кивнул.

– Постойте, не та ли это Камелия, – уже с более уверенной надеждой улыбнулся Гяур, – …которая в свое время долго морочила голову генералу Сирко?

– Но генералу не стоит огорчаться. Это не женщина, а грубая, безжалостная искусительница в облике очаровательной сатаны. При случае, можете так и передать ему.

– С вашего позволения, – столь же великодушно процедил князь.

– А сейчас извините, прикажу седлать.

Гяур проследил, как Симон медленно, с достоинством, спускается по узкой мраморной лестнице, и напомнил себе, что «шевалье» тоже дворянский титул, хотя и самый низкий во французской аристократической иерархии. К чести Симона, он действительно позволяет себе время от времени заявлять о своем происхождении. Причем делает это с надлежащим достоинством.

– Эй, постойте, Симон… Что-то не все в ваших словах сходится. Если принцем занимается некая фламандка, тогда почему вы сказали, что Диана де Ляфер остановилась в доме доктора вместе с Яном-Казимиром?! – вдруг спохватился полковник, вновь задержав слугу, теперь уже у входной двери.

– Вовсе не для того, чтобы сразиться на дуэли с Камелией. А потому, что, в отличие от вас, вы уж извините, полковник, она видит на его королевском высочестве не шпагу и даже не то, из-за чего вы ревнуете к нему графиню, а именно его… королевскую корону. Пусть пока еще будущую, но уже вполне осязаемую. Так что, тысяча извинений, князь, тысяча извинений. Впрочем, позвольте не извиняться, поскольку для откровенности извинения оскорбительны.

3

Ни с графиней де Ляфер, ни с принцем Яном-Казимиром встретиться в тот день Гяуру так и не пришлось. Под вечер неподалеку от Дюнкерка был обнаружен полк испанцев, усиленный несколькими ротами норманнских наемников, и князю срочно пришлось выступить против них, приняв на себя командование отрядом ротмистра Хозара.

Почти двое суток французские пехотинцы и казачья конница провели в стычках с противником. Силы были приблизительно равными. К тому же оба отряда расположились на небольших холмах, в укрепленных лагерях, штурмовать которые ни те ни другие до поры до времени не решались.

Выход из ситуации нашел Гяур. Он сформировал роту добровольцев, благодаря которой, на третью ночь сумел снять часовых и ворваться в лагерь противника. Пользуясь темнотой, внезапностью и паникой, казаки нанесли испанцам такой урон, что когда вылазка была закончена, поверженные идальго, прикрывшись тремя ротами наемной пехоты карабинеров, поспешно отошли к деревушке Корнхерс, которую давно превратили в настоящую крепость.

Но если отход испанцев можно было расценивать как вынужденное перебазирование в заранее подготовленный лагерь, то решение генерал де Мовеля, лично командовавшего небольшим французским экспедиционным корпусом, никакому логическому рассуждению не подлежало.

Как только испанцы ушли, он тоже демонстративно, под барабанную дробь и с гордо развернутым знаменем, вывел своих солдат из лагеря. Однако повел их не вслед за отступившими подразделениями противника, а… в тыл. Что тут же с удивлением было засвидетельствовано конной испанской разведкой. Все прояснилось для испанского командования только после того, как во французском трактире, под видом монаха-иезуита, побывал испанский лазутчик. Он-то и сумел внести ясность в странное поведение генерала.

Оказывается, по слухам, в лагере противника возник острый конфликт между его комендантом генералом де Мовелем и казачьим полковником, князем Гяуром. Генерал, видите ли, отказывался полностью доверять чужеземному полковнику, да к тому же только что побывавшему в испанском плену. Узнав об этом, оскорбленный полковник отказался подчиняться ему и даже направил своего гонца к главнокомандующему французскими войсками принцу де Конде с требованием вернуть французов в лагерь, который самостоятельно защищать он был не в силах, под командование любого другого генерала.