У входа нет выхода - Дмитрий Емец

– Ча, смелый? – дошло, наконец, до Макара.

– Угадал.

– А-а! Ну я так и понял! Давай: береги себя, брат! – Макар снова зачем-то сунул Сашке руку, к которой тот, помня прошлый опыт, просто прикоснулся двумя пальцами, и отвернулся. Сашка понял, что «береги себя!» было не угрозой, а просто последней попыткой испортить настроение.

Белый микроавтобус вынырнул неизвестно откуда. В левом нижнем углу водительского стекла белел листок с такой же буквой «Н», как на столбе.

Сашка был опытный маршруточник и сразу за водителем садиться не стал. Слишком много беспокойства: вечно кто-то выходит, пересаживается. Ему хотелось забиться в угол и смотреть в окно, наблюдая, как на колеса маршрутки медленно наматывается распаренная солнцем Москва. Плюхнувшись на второе одиночное сиденье, Сашка пристроил рюкзак на колени. В плече отдалась дрожь: дверь захлопнули. Микроавтобус заканючил поворотником, втиснулся в поток машин.

Никто не заметил, как в последнем ряду кресел улыбчивая девушка с веснушками точно невзначай потянула вверх рукав и, чего-то коснувшись, едва слышно шепнула: «Полная загрузка!» Вернула рукав на место и откинулась на спинку сиденья.

Глядя из высокой маршрутки на обгонявшие их легковые автомобильчики, Сашка всматривался в тех, кто сидел внутри, и удивленно думал: столько людей, а все разные. Хоть бы один повторился. У каждого своя внешность, в каждой судьбе – уникальная череда мельчайших событий. Все это неповторимо оттискивается в мыслях и чувствах.

На несколько секунд у Сашки закружилась голова. «Опять!» – подумал он. Память старательно раскручивала клубок.

Желтая майка, зеленые трусы, черный шлем, красный нос, синие перчатки. Сашка насмешливо наблюдал, как его соперник несется к рингу, торопливо вбивая большим пальцем капу в рот.

– Дудник – Бычков! Два по две! Живее! Дудник, особое приглашение?

Тренера звали Пал Палыч. Он состоял из опыта, пуза и свистка. Примерно в такой последовательности. Хотя бывали дни, когда на первое место выступал свисток, а опыт и пузо тащились следом.

Сашка (он же Дудник) пригнулся и под канатами пролез на ринг. Проделал он это очень лениво. Показывал, что ему обидно – против него, старичка, ходящего третий год, поставили новенького.

Бычков уже топтался на ринге. Чувствовалось, что он нервничает. Еще бы. Первый бой. Бычков посещал секцию всего месяца четыре, прыгал через скакалку и старательно отрабатывал у зеркала двойки, уклоны, вывод правой и прочие азы. В общем, типичное мясо, хотя мощный, конечно.

– Готовы? Поехали!

Ткнув перчатками в перчатки Бычкова, Сашка стал лениво пританцовывать. Открытый, только правая перчатка приподнята где-то на уровень груди.

Бычков, напротив, перчатки держал у носа, а подбородок едва ли не в грудь втиснул. Зажимается, а потом – бух-бубух! – двоечка. Насобачился по мешку бить. Но с мешком-то все герои: он сдачи не дает.

– Бычков, не наклоняйся вперед! Активнее! Ноги! Покажи этому клоуну! Смелее! – заорал Пал Палыч.

На клоуна Сашка обиделся и, обидевшись, стал кривляться еще больше. Совсем открылся и только некоторые удары принимал в перчатку, а так или дистанцию разрывал, или пропускал удар над ухом. Про себя решил, что так и проходит весь бой. Клоун так клоун!

Бычков пыхтел и, осмелев, работал как молотобоец. Изредка, когда он слишком наседал, Сашка щелкал его левой. В конце первой двухминутки Бычков был весь мокрый. Оскаленная капа сипела. Он перчаткой вталкивал ее обратно. Сашка даже посочувствовал. Когда задыхаешься, капа кажется ужасной дрянью. Чем-то таким кровяно-резиновым и сладким на вкус.

– Десять секунд до конца! Активнее! – рявкнул Пал Палыч.

Сашка, давно дожидавшийся этого момента, опустил и правую руку и теперь уходил только корпусом, изредка подставляя плечо. Параллельно он считал оставшиеся секунды, думая о всяких посторонних вещах. По русскому завтра диктант… Отцу надо чего-нибудь ко дню рождения, но покупное он не оценит… Семь… Восемь… Девять…

Сашка насчитал десять, потом одиннадцать, потом двенадцать, и, удивленный, что бой до сих пор не остановлен, оглянулся на Пал Палыча. Тот разговаривал с кем-то, просунувшим голову в зал. Понимая, что бой закончен, Сашка совершенно забыл о Бычкове и вспомнил только, когда первый удар из двойки врезался ему в скулу.

Сашку отбросило. Он, защищаясь, вскинул руки, но успел только чиркнуть по низу правой перчатки Бычкова ровно настолько, чтобы направить ее себе в подбородок. И слова «Уходя, гасите свет!» стали реальностью не только для девушек, носящих имя Света.

Через какое-то время к Сашке в темную комнату пробился запах нашатыря. Не захочешь, а очухаешься. Просто от омерзения.

– Ну что клоун! Докривлялся? Брысь отсюда! Две недели отдыхаешь! – произнес тренер без сочувствия.

Сашка смотрел на него и улыбался. Мыслей у него было мало-мало, и все какие-то странные. И люди ему казались удивительными: это, наверное, оттого, что он малость «замедлился». Где-то на горизонте маячил Бычков – смущенный, жалеющий его и одновременно гордящийся собой. Он пока не знает, что на следующей тренировке его поставят с кем-нибудь из ребят построже, чтобы тот внятно объяснил ему: отвернувшихся не бьют и поплывших не добивают.

Пал Палыч выплюнул свисток, которым он подзывал к себе двух парней постарше, чтобы послать их на опустевший ринг.

На улице Сашка долго сидел на шине, разглядывая толстые тополиные стволы. Их пилили, под них сливали отработанное масло, а они все пускали и пускали побеги.

По крайнему тополю, кора с которого была стесана на большом участке так, что получилась белая, почти человеческая кожа, текла струйка муравьев. Изредка то один, то другой сворачивал чуть в сторону и пытался заползти в глубокую щель в тополином стволе. Шевелил усиками и пятился.

Сашка попытался заглянуть в щель, но увидел лишь голову с двумя большими глазами и шевелящимися усиками. Побарабанил по стволу ногтями, и из трещины внезапно выползла крупная золотистая пчела.

Она бесстрашно рассекла ручеек муравьев и, пролетев так близко, что ее крылья коснулись его щеки, исчезла. Сашка побрел к дороге. В голове прояснилось, и она чуть меньше напоминала громыхающее ведро. Хотя, конечно, при всякой попытке даже оглянуться Сашку начинало шатать.

Голова больше не кружилась. Сашка привычно оттянул верхний карман камуфляжной куртки и, соображая, кому передать деньги, скользнул вокруг взглядом.