Журнал «Вокруг Света» №12 за 1978 год - Вокруг Света

13 июня после 3200 миль плавания (из них 3000 во льдах) суда разошлись. Расставание произошло у мыса Сердце-Камень — «Капитан Мышевский» ушел по чистой воде в порт назначения Магадан, а «Сибирь» легла на обратный курс, по более северным широтам, прощупывая и испытывая лед на будущих трассах. По пути высадили новую дрейфующую научную станцию СП-24...

Чубаков: Этот рейс можно считать прелюдией... Нужны другие экспериментальные рейсы на разных судах и в разное время года. Успокаиваться рано... Сейчас, после рейсов «Арктики» и «Сибири», мы накопили кое-какой опыт, на основе которого можем высказать соображение, что готовы заниматься проводкой транспортных судов через высокие широты, и этим самым постепенно перейти к круглогодичному плаванию по Северному морскому пути...

Но для того чтобы можно было пользоваться более северной трассой стабильно, надеяться на нее в случае, если Южная магистраль закрыта льдами, надо еще много походить по высокоширотной Арктике...

Майнагашев: Мы уже говорили, что, по расчетам ученых, суда должны были выйти к Тихому океану за 25 ходовых суток. Но с момента выхода из Мурманска и до расставания «Сибири» с «Капитаном Мышевским» прошло всего 18 суток... Как этого удалось достигнуть? Судоводители в этом рейсе использовали большой объем информации, каким раньше не располагал ни один моряк. Снимки со спутника давали нам погоду и ледовую обстановку на два моря вперед. На сутки-двое нас обеспечивала данными ледовая воздушная разведка с береговых баз. Наконец, на ближайшие часы мы получали информацию от гидролога с ледокольного вертолета. Все это — реализация опыта, знаний, всей суммы научной информации.

На борту «Сибири» была большая научная группа, изучавшая природные условия плавания в связи с использованием новой техники. Сейчас, когда экспериментальный рейс завершен, ученым предстоит обработать полученные данные и выдать нам, морякам, очередные рекомендации...

Чубаков: Для будущей круглогодичной навигации, повторяю, это только первый шаг. Прошлое, вся история освоения Северного морского пути требуют от нас быть на высоте стоящей перед нами задачи. Легендарные сибиряковцы в 1932 году прошли трассу, даже не имея ледовой разведки. У нас другие условия, но и стоящая перед нами цель гораздо сложнее. Наши морские традиции дают множество примеров преодоления трудностей в исследовании арктических путей... И мы сегодня продолжаем лучшие традиции российского полярного мореплавания, которое, возможно с некоторыми историческими оговорками, всегда было на уровне требований своего времени. Примеры? Неизвестные поморы на два с половиной столетия опередили Норденшельда у мыса Челюскина. Это не значит, что мы отрицаем вклад нашего славного предшественника (в 1979 году исполняется столетие экспедиции на «Веге», впервые прошедшей Северный морской путь с одной зимовкой). Основной итог его плавания состоял в том, что он связал воедино целый ряд выполненных до него плаваний поморов, казаков-землепроходцев и участников Великой северной экспедиции. Однако вопрос о практической пригодности Севморпути остался и позже без ответа. Понадобились новые усилия для его решения на иной технической и социальной основе...

Записали В. Корякин, Д. Евстигнеев

За облаками Каоланга

Дым над горами

Три коршуна, распластавшись на жаровне тропического неба, висели в восходящих потоках воздуха. С треском, словно рвалось через сушняк стадо буйволов, поднимался по склону над дорогой прозрачный огонь, поглощавший заросли бескожих эвкалиптов, переплетенного бамбука и ползучих кустов. Впереди пламени стлался синий дым, который чернел, уходя выше. Выстриженный под бокс человек, одетый в куцые — едва ниже колен — клеши и распахнутую на груди куртку с коваными пуговками, отгонял подальше табун мелких лошадок. Широченным ножом он стучал о деревянные лопатообразные ножны, и стук этот казался глухим и мягким.

Склон по другую сторону дороги, сплошь засыпанный пеплом, еще курился отдельными дымками, но по нему уже карабкалась шеренга женщин в черных юбках с красной вышивкой. Перемешивая золу и почву, они взмахивали мотыгами, будто подтягиваясь с их помощью вверх.

Это был перевал в нескольких километрах от городка Нганшон — ворота вьетнамского крайнего севера. Две известняковые скалы, заваливаясь в стороны, вздымались, пропуская дорогу; зелень на обочинах покрылась бархатом пыли.

Как разнились эти места с тем, к чему привыкаешь в долине реки Красной! Там — плоская, без единой морщины изумрудная скатерть рисовых полей, натянутая с прогибами меж ребер бесконечных дамб. Здесь же чем выше ввинчивался в небо грейдер, тем издерганнее, резче и жестче становился пейзаж. Еще через полкилометра с края пропасти открылось море тумана. Он лег сразу и кончился так же внезапно, оседая тяжелыми клубами. Обрыв за обочиной походил на берег, перед которым громоздились морские волны, наползая друг на друга и принимая фантастические образы замков, драконов и парусников. А сверху ярко светило солнце.

— Теперь пойдет ровнее, начинается плоскогорье, — сказал провожатый.

Грунтовка пошла вдоль русла реки, повинуясь ее изгибам и почти не меняясь по высоте. Мелькнула каменная тумба с указателем «Хюэ — 877 км», потом другая — «Хиенг Лыонг — 807 км» (1 Так называется мост через реку Бенхай, по которой до 1975 года проходила временная политическая граница, делившая Вьетнам на две части — северную и южную (примеч. авт.).). Впереди, севернее, оставался, последний вьетнамский город перед китайской границей — Каобанг.

В него мы въехали под вечер. Далеко внизу под узким мостом сверкнула застывшей ртутью река Банг Зианг. Миновали кинотеатр, сквер, где мерцали десятки крохотных коптилок над лотками уличных торговок чаем, и притормозили у здания гостиницы. Вокруг громоздились горы, отжимавшие город к реке. Малиновая полоска заката поднималась к их вершинам. Две-три сотни городских домиков выглядели горсткой камешков, рассыпанных вдоль Банг Зианг среди циклопических глыб.

— Тут у нас горы и горы, — сказал главный редактор газеты «Каоланг» Фан Туан, поджидавший нас в гостинице. — Наш вьетнамский, так сказать, крайний север. У нас и снег шел этой зимой. Пришлось потрудиться. Утепляли скотные дворы, главным образом, те, где содержатся буйволы. Крестьяне проявляли чудеса изобретательности, чтобы спасти поля с рисовыми посадками, кукурузой и овощами...

Он негромко и деликатно, как это принято у вьетнамцев в случаях, когда гостю приходится сообщать что-либо беспокоящее, посмеялся.

Мне не довелось увидеть своими глазами стихийное бедствие, обрушившееся на провинцию Каоланг и другие северные районы Вьетнама в январе 1977 года. Но газеты были полны сводок с противоборстве с внезапным шквалом холодного воздуха, пронесшегося с арктических просторов через китайскую территорию и вторгшегося в горные долины республики. Внезапный снег для людей, их пашен и скота — враг страшнее засухи. Снегу нужны не недели — достаточно часа, чтобы убить нежные побеги риса, обломать раскидистые кроны пальм, погубить теплолюбивый скот.

Фан Туану, как и большинству его соотечественников, было чуждо желание приукрасить свое повествование. Но и из сухих характеристик горцев складывался образ мужественных, стойких людей, сформировавшихся под влиянием трудной и коварной природы, тяжелых условий существования, непрерывной борьбы за жизнь, за свободу, за человеческое достоинство.

Спустя несколько дней, когда мы осматривали музей в Пакбо, Фан Туан обратил мое внимание на блокноты, страницы которых испятнаны отпечатками крестьянских пальцев. Все они поставлены под одной надписью, сделанной китайскими иероглифами: «Если не заплатить взятое взаймы к четвертому лунному месяцу, в погашение пойдет все имущество». Еще тридцать лет назад людей здесь отдавали в рабство. Дикие суеверия, вопиющая несправедливость и жестокость царили в горах, усугубляемые тем, что, кроме киней — собственно вьетнамцев, — в Каоланге живет около десяти национальных меньшинств — белые и черные тхаи, мео, ман, нунги и другие. В прошлом их подвергали особенно бесчеловечному угнетению феодалы, торговцы, ростовщики и иностранные концессионеры. Но в музее мы узнали и то, что в этом же краю зародилась одна из первых ячеек Вьетнамской компартии — в 1929 году, за год до того, как партия оформилась организационно. Секретарь этой подпольной группы Хоанг Динь Донг, по национальности тхаи, участвовал в учредительном съезде, проходившем в Макао. Другой коммунист, тоже тхаи, Хоанг Ван Нон, добрался в 1935 году до Москвы, был делегатом VIII конгресса Коминтерна. Здесь, в Каоланге, создавался и первый нерушимый бастион народной войны — антифранцузского Сопротивления.