Город белых паломников. Роман - Сергей Долженко

Юра Медынский.

«Как только земля таких держит», – приходили друзья в восторг от его слоновьей поступи. Даже вооруженными враги боялись с ним связываться. На спор недавно закинул на крышу школьного спортзала пудовую гирю.

Приветлив, неразговорчив. Мог бы достойно воздать обидчикам, если бы их замечал.

Витя Марьянинов.

– Такую бабу я сегодня видел! – начинает Витюнчик каждый раз на вечерних посиделках. Рассказывает смачно, фантастически ярко, но никогда не лжет, потому что свято верит самому себе.

Невысокий и неутомимый, с копной жестких соломенных волос, в школе он имел кличку «Божий одуванчик», или просто – «Дух».

Циник, каких свет не видывал, но втайне считает себя гордецом.

Игорь Сперанский.

Худенький начитанный мальчик с красивыми спокойными голубыми глазами. Вежлив. Гуляет с шестилетней сестренкой по часу ежедневно. Особыми талантами не наделен. Впрочем, злопыхатели утверждали, что он учится в музыкальной школе по классу скрипки, но Игорь принципиально отвергал это предположение. Был замешан в ношении носового платка. Авторитетом у своих не пользовался – его часто били за то, что не умел бить сам.

Привык.

Часть Б.

Компания возникла не только благодаря общему географическому положению. Все одновременно расквитались с восьмилеткой, все нацелились в ПТУ и все мечтали о стипендии и водительских правах.

Мало того, этим летом вся компания прониклась идеей: приобрести, невзирая на лица и обстоятельства, три-четыре мотоцикла и эх!.. рвануть на юга – к Черному-пречерному морю…

* * *

Едва новичок скрылся в черном провале подъезда, как Витюнчик, мечтавший о таких же красных кроссовках, презрительно сплюнул.

– Нарядился в жару, интеллигент паршивый!

– Сын профессора, наверное, – задумчиво произнес Федор I.

– Не может быть, – тихо сказал Игорь.

– А ты почем знаешь? – скривился Витюнчик.

Игорь помолчал и добавил:

– Сын профессора в наш город не поедет.

Очнулся Медынский.

– Слушайте, когда Славка подойдет? Сколько можно воровать? Я же предлагал идти вместе…

– Всем нельзя, засекут, – вздохнул Федор I и прикинул:

– До гаражей в Зеленом квартале десять минут ходу. Пока доберутся, откроют замок, разберут двигатель, снимут поршень… час, полтора пройдут. Короче, минут через двадцать Пашка должен прислать своего братишку.

– А что, поршень поставить и наш мотоцикл можно будет испытывать? – спросил Игорь, мало разумевший в таких делах.

– Можно, – снисходительно ответил Витюнчик.

Наконец прибежал радостный Славик, издали крича:

– Пойдем! Украли!

Компания подтянулась, и гуськом, мимо кафельной пасти бассейна, пошла на выход.

Гаражи индивидуального сектора были вытеснены в основном за черту города в район кладбища. И часто, к реву настраиваемых двигателей присоединялись пение душевной мелодии и звуки барабана, цедившего свои «бом». Гараж Пашкиного отчима размещался в конце автомобильного городка рядом с противоугонным рвом, поросшим густым ивняком. Туда и прибыли компаньоны в то время, как Паша сосредоточенно полоскал руки в солярке. Поодаль, в прозрачном сиянии летнего дня громоздилось неведомо что о двух колесах.

– Ну, как, братан, нормально обошлось? – ласково спросил налетчика Федор I.

– Муха не заметила, – довольно отозвался тот. – Я уже поставил, сейчас заводить будем.

Игорь завистливо провел пальцем по бензобаку. Он знал, что к рулю его не допустят. Витюнчик деловито стучал ногой по резине и патетически восклицал:

– Я в нее верю!

– Строиться! – шутливо скомандовал Федор I.

Они торопливо расположились рядом с недоверчиво ухмылявшимся Медынским и замерли.

Паша, в рабочем костюме «а ля беспризор», ухватив агрегат за руль, дал раза по заводной ручке и из выхлопной трубы с грохотом забили синие струйки газа…

Игорь радостно взвизгнул, Медынский сделал «на караул», у Федора 1 и Витюнчика отвисли губы. Паша уселся, и мотоцикл – все же это был мотоцикл! – плавно тронулся и, устрашающе вибрируя, проехал первый круг.

Осмелев, технический гений переключил скорость, и, подпрыгивая на разбитой колее, умчался в даль гаражной улицы, там развернулся и во весь галоп стал приближаться обратно. Компаньоны запели полонез Огинского. Сияющий Паша нажал на тормоз, но машина не дрогнула! Обгадив пылью квартет и проломив кусты ивняка, она скрылась с удрученным ездоком во рву…

Глава третья

Константин вошел в полутемный подъезд, где пованивало плесенью и дохлыми мышами. Легко минуя один этаж за другим, стал подниматься… и вдруг наверху стрельнул замок, мгновение – и сквозь перила пятой площадки на него бесшумно глянуло и скрылось взволнованное лицо усатого мужчины. Взбежав, Константин с удивлением догадался, что это и был его родной дядя.

Он нетерпеливо вдавил клавишу звонка и в квартире запели соловьи. Дверь моментально распахнулась, а дядя с высоты своего башенного роста недовольно забасил:

– Тебе чего, пацан? – и тут же вытаращивая глаза: – Мать честная, Костюша!

Юного гостя взвесили, чуть подержали в символическом объятии и впустили. Радуясь концу блужданий, Константин прошел в комнаты. Шторы в гостиной были сдвинуты, в розовом сумраке блестели мебельные плоскости, поблескивали сенсорные пластины телевизора, рижского музыкального центра… Медовый запах шел от журнального столика синего стекла, на котором почивали золотая фигура шампанского и ваза с кистью винограда и желтыми ломтями дынь.

Дядя возбужденно месил ковер на одном месте, расчесывая пальцем бурые усы, и торопливо рассказывал:

– А мы с Надюхой заждались. Я с работы отпросился… М-да… Ты давай, располагайся как дома. Садись. Да-а… Хорошо доехал? А чего ты здесь устраиваешься? Надюха же тебе комнату приготовила, все, как положено… пойдем!

Племянник, весело озираясь, проследовал за ним в свое будущее жилище. Вошли, свежий ветерок пахнул в лицо и тюлевая занавеска грациозно заплясала на просторном подоконнике.

Раздвижной стол-тумбочка у окна, низкий, крытый плюшем, диван; полки красного дерева во всю стену, набитые книгами в ярких новых обложках…

– Тут библиотечка. С Надюхой подсобрали немного…

Константин с наслаждением высвободил шею от галстука, присел. Дядя нервно помялся и нежно, убедительно заговорил:

– Костюш, ты устал с дороги, помыться тебе надо… Давай на пляж сходи, а? Воду горячую лишь к вечеру обещали, а там песочек, девочки, познакомишься, все веселей, а?

Племянник встревожился.

– Я помешал?

– О чем ты, ну как можно!? – все более запутывался дядюшка. – Ты молодой, энергичный, еще будет время належаться. Город посмотришь… рано еще ведь, полпятого… А там Надюха подойдет, твой приезд отметим… а, Костюш?

– Как вам удобнее, – смущаясь от таких горячих доводов, отвечал тот. «В самом деле, свои заботы у людей, а тут, трах-тарарах, родственничек является, и даже телеграмму о выезде не дал. «Совершенно обвинив себя, он направился к прихожей.

И тут запели соловьи.

Дверь самовольно хлопнула, раздался перестук сбрасываемых туфель, и в гостиную забежала молоденькая женщина в серо-клеточном костюме.

Дядя вспотел.

– Тетя Надя! – расцвел Константин и с жаром бросился к незнакомке. – Здравствуйте, не узнали?

Он не успел поцеловать ее в щечку. Тетя Надя попятилась, мигнула синими очами и юркнула в туалет, щелкнув задвижкой.

– Костюша, знаешь, Ириша, тьфу, Ирина Александровна, моя коллега… мы поработать решили… Ты не говори, то есть, не обращай внимания…

Минутой позже Константин налегке шагал к автобусной остановке. Маршрут дядюшка ему объяснил.

Глава четвертая

Городская купальня разлеглась на крутых песчаных берегах холма, о чью подошву плескались волны прозрачного мелкого озера. Крашеные под мухомор беседки, остатки причала для сгинувших лодок…

Под сенью единственного на пляже куста мирно нежился Киоскер, часто прикладываясь к прохладному соску пивной бутылки. Рядом, на желтом надувном матраце вытянулась розовеющая от жары Наташа.

ЗЕРКАЛО – 4 (Наташа Савельева)

В ее комнате, на круглом древнем столе с фигурными ножками стоит пластиковая безделица – игрушка-беседка с оранжевой крышей со стеклянным глазком. Если туда заглянуть – увидите живую, в цвете картинку: чета юных Савельевых с крохотной девочкой на руках; папа ясноглазый, приветливый, мама – тоненькая, надменная…

Чета стерлась во времени. Ясноглазый папа с теплыми сильными руками спился, и, хотя дважды прошел чистилище ЛТП, умер. Маму изуродовали болезни и больницы…

Невозможно длинными вечерами, когда ее одноклассники сочиняли стихи, изобретали велосипеды, Наташа на ветхом диванчике мечтала и мечтала… Ей надоела вечная лапша с тощими волокнами мяса, сладковатый чай по утрам с каменными плиточками давешнего печенья. Ей до смерти надоело выпрашивать у случайных подружек то сапожки, то джинсы на дискотеку…