Глубокий сон - Рэймонд Чандлер

Лакей остановился перед ним и сказал:

– Пришел мистер Марлоу, генерал.

Старец не шевельнулся и не произнес ни слова, даже не кивнул. Он просто смотрел на меня, словно парализованный. Я сел в мокрое плетеное кресло, подсунутое мне лакеем, с поклоном взявшим у меня шляпу.

Минуту спустя генерал произнес голосом, казалось, исходящим из глубокого колодца.

– Брэнди, Норрис. Как вы любите его пить?

– В любом виде, – ответил я.

Лакей исчез за стеной мерзких растений. Генерал заговорил снова. Он пользовался голосом осторожно, словно безработная танцовщица варьете последней парой чулок.

– Когда-то я пил брэнди с шампанским. Шампанское должно было быть холодным, как вода из горного ручья, и содержать не менее одной трети брэнди... Может вы снимете пиджак, мистер Марлоу. Здесь в самом деле слишком жарко для человека, в жилах которого еще течет кровь.

Я встал, скинул пиджак и вынул платок, чтобы вытереть лицо, шею и запястья рук. У меня было впечатление, что температура в Сахаре в самый полдень намного ниже, чем здесь. Я сел и машинально достал сигарету, но сдержался и не стал закуривать. Старец заметил это и слабо улыбнулся.

– Можете курить, мистер Марлоу. Я очень люблю запах табачного дыма.

Я закурил и выпустил в его сторону струю дыма. Ноздри старца шевельнулись, как нос терьера возле крысиной норы, слабая улыбка осенила уголки его губ.

– Забавная ситуация, когда человек вынужден удовлетворять свои дурные привычки через посредника, – сухо произнес он. – Вы видите перед собой картину догорания после красочной жизни. Перед вами калека с парализованными ногами и половиной желудка. Я могу есть уже очень немногие вещи, а мой сон так сильно похож на бодрствование, что вряд ли его можно назвать сном. Мне кажется, что я существую только благодаря тепличной жаре, словно новорожденный паук. Орхидеи – лишь оправдание этой температуры. Вы любите орхидеи?

– Так себе, – сказал я. Генерал прикрыл глаза. – Они отвратительны. Их ткань похожа на человеческое мясо, в их запахе есть что-то от псевдосладости проститутки.

Я раскрыл рот, глядя на него. Мягкий влажный зной окутывал нас как саван. Старец склонил голову, словно шея не могла выдержать ее тяжести. Наконец появился лакей, продравшись сквозь джунгли с маленьким столиком на колесах. Он смешал для меня брэнди с содовой, накрыл медное ведерко со льдом мокрой салфеткой и ушел, бесшумно передвигаясь среди орхидей. Где-то позади джунглей открылась и закрылась за ним дверь.

Я отхлебнул небольшой глоток брэнди. Старец, видя это, несколько раз облизнул губы, медленно водя одной губой по другой с напряженностью, достойной более значительного церемониала.

– Расскажите мне что-нибудь о себе, Марлоу. Думаю, что я могу просить об этом.

– Разумеется, вот только рассказывать особенно нечего. Мне тридцать три года, я закончил колледж, и, если обстоятельства этого требуют, все еще могу пользоваться английским. Правда, в моей профессии это не слишком часто требуется... Работал полицейским агентом у окружного судьи, Уайлда. Шеф агентов Берни Ольс, вызвал меня и сказал, что вы хотите меня видеть. Я не женат по той простой причине, что не переношу жен сотрудников полиции. – А кроме того вы немного циник, – усмехнулся старец. – Вам не нравится работа у Уайлда?

– Он выставил меня. За несоблюдение субординации. Это мой самый большой недостаток, генерал.

– Это не мое дело, мистер Марлоу. Меня радует ваша искренность. Что вы знаете о моей семье?

– Я слышал, что вы вдовец и что у вас две молодые дочери. Обе очень красивые и обе необузданные. Одна три раза была замужем, третий раз за бывшим контрабандистом спиртным, известным в своей среде под именем Расти Ригана. Это все, что я знаю, генерал.

– Вам ничего не показалось в этом необычным?

– Быть может, эта история с Риганом. Но должен признаться, что меня это общество не шокирует.

Генерал улыбнулся своей скупой бледной улыбкой.

– Мне кажется, меня тоже. Я любил Расти. Он был высоким ирландцем из Клонмела, с густыми локонами на голове, печальными глазами и улыбкой, широкой, как приморский бульвар. Когда я увидел его впервые, то подумал, что он именно тот, на кого и похож – бродяга, которому посчастливилось облачиться в добротный костюм.

– Думаю, вы его очень любили, – сказал я.

Генерал засунул свои бескровные руки под плед. Я погасил окурок и допил брэнди.

– Он был для меня дуновением жизни, пока был здесь. Проводил со мною по много часов, потея, как мышь, литрами потребляя брэнди и рассказывая мне истории периода ирландской революции. Он был офицером в ирландской революционной армии. А в Соединенных Штатах находился нелегально. Это, конечно, было смешное супружество, и, как супружество, вероятно, не продлилось и месяца. Я выдаю вам семейные тайны, мистер Марлоу.

– Вы можете быть уверены в моем умении хранить тайны, – сказал я. -Что случилось с Риганом?

Старец некоторое время смотрел на меня ничего не выражавшими глазами. – Он ушел месяц назад. Внезапно, не сказав никому ни слова. Не попрощался даже со мной. Это причинило мне боль, но что ж, он был воспитан в суровой школе жизни. Я уверен, что рано или поздно получу от него известие. Но пока что меня шантажируют.

– Снова? – спросил я.

Он вынул руки из-под пледа, держа в них желтый конверт.

– Пока Расти был здесь, я мог лишь сочувствовать любому, кто попытался бы шантажировать меня. За несколько месяцев до его прибытия, примерно десять месяцев назад, я выплатил одному типу по имени Джо Броуди пять тысяч долларов за то, чтобы он оставил в покое мою младшую дочь, Кармен.

– О! – вырвалось у меня.

Он пошевелил редкими белыми бровями.

– Что вы хотели этим сказать?

– Ничего, – ответил я.

С минуту он присматривался ко мне, наморщив лоб, затем сказал:

– Возьмите этот конверт и осмотрите его. И налейте себе брэнди.

Я взял конверт с его колен и вернулся на место. Вытер руки и осмотрел письмо снаружи. Конверт был адресован генералу Гаю Стернвуду, 3765, Альта Бри Кресчент, Вест-Голливуд, Калифорния. Адрес написан чернилами, косыми печатными буквами. Конверт был разрезан. Я достал из него желтую визитку и три клочка жесткой бумаги. На тонкой карточке из отличной бумаги сверху золотом было оттиснуто: Артур Гвинн Гейгер. Адрес не указывался. Внизу, в левом углу, маленькими буквами набрано: «Редкие книги и роскошные издания». Я повернул карточку другой стороной. На ней косыми печатными буквами было написано: «Сэр, несмотря на то, что прилагаемые расписки по закону не могут быть обжалованы, поскольку представляют собой долговые обязательства в азартных играх, мне кажется, что вы все же предпочли бы их выкупить. С уважением А.Г.Гейгер».

Я стал изучать три клочка жесткой белой бумаги. Это были написанные чернилами векселя, на которых стояли даты предыдущего месяца. Содержание их было следующим: «Предъявителю сего, Артуру Гвину Гейгеру или же его уполномоченному, я обязуюсь выплатить по их требованию 1000 (тысячу) долларов без процентов. Деньги получила. Кармен Стернвурд».

Текст был написан неразборчивыми каракулями со множеством выкрутасов и кружочками вместо точек.

Я сделал себе еще один коктейль, отпил глоток и отложил в сторону вещественное доказательство.

– И какой же вывод вы из этого делаете? – спросил генерал.

– Пока никакого. Кто такой Артур Гвинн Гейгер?

– Не имею ни малейшего понятия.

– А что по этому поводу вам сказала Кармен?

– Я не спрашивал ее. И не собираюсь. Если бы я это сделал, она, вероятно, начала бы сосать большой палец и состроила бы боязливую гримаску. – Я видел ее в холле, – сказал я. – Действительно, она повела себя именно так. А потом попыталась усесться ко мне на колени.

Выражение лица генерала не изменилось ни на иоту. Его скрещенные руки спокойно лежали на одеяле, а жара, заставлявшая меня чувствовать себя как курица на рожне, совершенно не действовала на него.

– Я должен соблюдать вежливость или могу быть совершенно искренним?

– Мне не кажется, что вы страдаете излишней стеснительностью, мистер Марлоу.

– Как вам кажется, генерал, ваши дочери развлекаются вместе?

– Не думаю. Я считаю, что они идут своими, весьма различными путями к гибели. Вивиан испорченная, утонченная, умная и почти бессердечная. Кармен наоборот ребенок, любящий обрывать мухам лапки. Ни одна из них не наделена чувством моральной ответственности в большей степени, чем кошка. Впрочем, я тоже нет. Ни один из Стернвудов никогда не обладал им. Спрашивайте дальше.

– Думаю, их заботливо воспитывали. Мне кажется, они знают, что делают.

– Вивиан посещала хорошие снобистские школы и университет. Кармен ходила в полудюжину школ со все меньшими и меньшими требованиями, пока, наконец, не закончила образование в точке, с которой начала. Предполагаю, что они обладали и все еще обладают всеми известными пороками. Если в устах отца это звучит несколько зловеще, мистер Марлоу, то, пожалуй, потому, что мой собственный образ жизни всегда был далек от любого рода викторианского ханжества. – Он прислонился головой к спинке кресла и прикрыл глаза, потом внезапно открыл их. – Не стоит добавлять, что мужчина, который на пятьдесят четвертом году жизни впервые испытал радость отцовства, заслужил все, что его постигло.