Начать сначала - Даниэла Стил

Пакстон не провела ни дня без Квинни: собственные дети няни уже выросли, поэтому она даже не уходила на выходные домой — не могла себе представить, что случится с Пакси, если ее не будет рядом. Отец девочки был очень добр к ней, а вот мать — другое дело. Пакстон росла, и различие между нею и матерью становилось все более заметным; в возрасте десяти лет Пакстон уже догадывалась, что между ними мало общего. Глядя на них, было трудно поверить, что они родственники. Для матери клубы, приятельницы, дни игры в бридж были всем, ради чего она жила. Беатрис не особенно интересовало, когда возвращается домой муж, но вечерами она вежливо выслушивала его за обеденным столом. Пакетом замечала, что мать тяготится отцом.

Карлтон тоже видел это, только не подавал виду. Он чувствовал, что от жены веет прохладой, той самой, которую ощущала и Пакстон со дня своего рождения. Беатрис Эндрюз была обязательной, терпеливой, со вкусом одетой, приятной в общении и прекрасно причесанной леди, но ни разу в жизни она не испытала к кому-нибудь сильных чувств. У нее их просто не было.

Квинни догадалась об этом раньше Карлтона и сказала своим детям, что сердце Беатрис Эндрюз холоднее и меньше, чем косточка персика зимой.

Наиболее похожим на любовь было чувство, которое Беатрис испытывала к Джорджу. Между ними установились такие взаимоотношения, которые она не могла позволить себе с Пакстон. Мать восхищалась сыном и очень уважала его. Джордж был хладнокровен, иногда до надменности, мог трезво смотреть на вещи, что и привело его в конечном счете в медицину. Беатрис нравились эти качества. Ее самолюбию льстило, что сын — врач, что он более светский человек, чем отец, и она по секрету говорила подругам, что сын напоминает ей отца, а тот был верховным судьей Джорджии, поэтому она уверена в большом будущем Джорджа. Будущее Пакстон представлялось матери более ординарным. Она поедет в школу, закончит ее, затем выйдет замуж и заведет детей. Этот путь не вдохновлял Беатрис, тем более что она его уже прошла. В свое время она по настоянию отца поступила в школу «Сладкий шиповник» и вышла замуж за Карлтона через две недели после выпуска. Беатрис не особо уважала женщин, хотя регулярно навещала подруг и активно работала в женских обществах. Мужчины — вот кто, по ее мнению, создан для великих дел. У матери не возникало сомнений, что эта милая белокурая девочка, трогающая своими грязными ручками все подряд, ничем не прославится.

Голос Уолтера Кронкайта невнятно доносился из школьного телевизора, в который молча уставились Пакстон и все ученики и учителя школы. Каждые несколько минут Кронкайт давал репортаж с места событий. Журналисты толпились у ограды госпиталя «Паркленд мемориал», где шла борьба за жизнь президента.

— У нас нет ничего нового для вас до сих пор, — сказали с экрана. — Все, что мы знаем, — состояние президента критическое, в последние минуты бюллетеней о его здоровье не появлялось.

Кто-то из учителей дотянулся до телевизора и переключил на другой канал; в этот момент Чет Хантли говорил то же самое.

Страх запечатлелся на лицах. Снова Пакстон вспоминала Джорджа, который забрал ее из школы и по дороге рассказал о крушении самолета. Пакстон больше ни о чем не спрашивала у него — в глазах Джорджа не было надежды. Джордж только окончил медицинскую школу в госпитале «Грейд мемориал» в Атланте. Завершить образование он решил на Юге, недалеко от дома, хотя отец, выпускник Гарвардского университета, советовал ему поехать туда.

Беатрис хотела оставить Джорджа поближе к дому, кроме того, она говорила, что необходимо поддерживать образовательные институты Юга.

Пробило два часа. Пакстон стояла, не дыша в углу учительской и молилась, чтобы с ним все было хорошо. Слезы наворачивались на глаза, и она не понимала, о ком плачет — о президенте или о своем отце. Отец умер на следующий день после аварии, раны были слишком тяжелы. Рядом с ним были жена и сын, Пакстон оставили дома с Квинни. Они решили, что в одиннадцать лет она мала для того, чтобы идти в госпиталь, тем более что отец так и не приходил в сознание. Больше она его не видела. Он ушел со всей своей теплотой, любовью, мудростью, знанием людей, истории и всего остального, выходящего за пределы города Саванны. Он был настоящим джентльменом-южанином старой закваски, натура которого не вмещается в рамки, предначертанные при рождении. Эту широту и любила в нем Пакстон.

Это и еще многое другое: как он ловил ее и крепко прижимал к себе, когда она бежала ему навстречу, их длительные прогулки и разговоры обо всем на свете — о войне, о Европе, о том, как замечательно было бы вместе поехать в Гарвард. Она обожала его голос и запах одеколона, оставляющего след свежести в комнате, когда он проходил мимо. И как он щурил глаза, улыбаясь, и как он говорил, что гордится ею… Она почувствовала, что это она умерла, когда в церкви запел хор и Квинни так громко зарыдала на последней скамье, что Пакстон услышала ее со своего места между Джорджем и матерью.

Ее жизнь так и не вернулась в обычное русло после смерти отца. Будто бы большая часть ее ушла вместе с ним, та, которая привыкла вдыхать запах первых полевых цветов и в субботу приходить к нему утром в офис, если случалась работа в выходной. Ушла возможность разговаривать с ним так, как будто она уже много понимала в этом мире, и задавать ему любые вопросы. У Пакстон была удивительная способность чувствовать людей, она даже однажды сказала отцу, что не верит в любовь матери. Тогда, правда, это ее не очень волновало. У нее были Квинни и отец.

— Я думаю, ей нужен кто-то похожий на Джорджа… Он не раздражает ее и разговаривает о том, что ее действительно волнует, — о светской жизни. Он из тех людей, которые нравятся ей. Как ты думаешь, папа? Иногда я говорю ей, что люблю что-то, а ее это пугает. — Пакстон скорее чувствовала, чем знала это, а Карлтон Эндрюз знал; но старался не разговаривать об этом с дочерью.

— Она просто выражает свои чувства не так, как ты или я, — оправдывал он жену, усаживаясь в старое уютное кожаное кресло, на котором Пакстон любила раскрутиться до самого верхнего упора, до тех пор пока оно не угрожало слететь с резьбы. — Но это не значит, что у нее их нет. — Он чувствовал себя обязанным защищать жену, даже от Пакстон, хотя слова дочери были правдой.

Беатрис была холодна как лед. Обязательная, терпеливая, «хорошая жена» в своих собственных глазах. Она прекрасно вела домашнее хозяйство, была вежлива и добра к нему, никогда не обманывала, не кричала и тем более не изменяла — она была истинной леди. Но, как и Пакетом, он хотел знать, любила ли она кого-нибудь, кроме Джорджа, ведь даже с сыном она соблюдала приличествующую дистанцию. Как бы ни был Джордж похож на нее, он не мог ждать большей теплоты. Карлтон и Пакстон, как ни старайся, не получили бы и этого. — Она любит тебя, Пакс.