Легион - Урал Биккузин

– Да правда не помню, не застал я тебя.

– Ну я долго не проработал, уволили.

Милиционер кинолог, тоже новая, старалась не лезть в разговор. Видимо получила распоряжение руководства держаться подальше от придурковатых чоповцев, и имея в подтверждение живой пример в лице коллеги Светки, пострадавшей от легкого разума и тяжелой руки Равиля.

– Так за что уволили?: спросил Витька.

– За доброту, за нее всегда страдаю.

– А как так?

– А вот так! Иду домой после смены. Гляжу бабулька стиральную машинку тащит, а машинка старая еще, советская, ну помнишь такие были, круглые, тяжелые. Пожалел бабульку, давай говорю. Помогу, дотащил, бля, до самого Рыльска, на пятый этаж, представляешь заволок. Занес в квартиру, а она, садись, сынок за стол, ну пузырь вытащила, выпил я, а тут сынок ее нарисовался, допили с ним этот пузырь, ну мало, как всегда. Он, мол, давай сгоняю еще за одной, я конечно только за. А он, дай говорит твою куртку, а то свою испачкал, а я добрый же, бери говорю, друг. А этот придурок побежал в магазин в моей куртке, а там его менты тормознули. Он сдуру в карман залез, а там мое удостоверение, и он давай перед ментами им махать, я свой говорит. Менты ему, какой ты нахер свой, руки синие от наколок, как кислородный баллон. Он, сука оказался еще и судимый, вот меня и поперли с зоны, ну короче связь, совместное употребление, передача документов, ну и тому подобная херня. И вот я здесь, в доблестном Легионе.

– Да, не повезло.

– Это херня, вот раз с пацанами поехали на шашлыки, во там не повезло, так не повезло!

– А там, что за херня вышла?

– Ну, приехали мы, остановились, костер, шашлык, бухло, машину на берегу оставили, балдеем, а рядом деревушка башкирская. Гляжу джигит на лошади. Ну, такой зачуханный, в фуфайке, в ватных штанах, небритый, и с похмелья. Я ведь добрый, налил ему, здоровье чтобы поправил, а он еще просит, ну еще налил, а он барагозить взялся. Ну ребята и дали ему по рогам, но я-то его не трогал, наоборот заступался. Сидим дальше, тут целая отара джигитов скачет на конях и с кнутами. Ну ребята не дураки, прыг в машину и укатили. А я тормознул и не успел, на мне футболка белая была, тут мне кнутом по спине, футболка расползлась в виде буквы Z, ну помнишь кино было такое Зорро, а я сам как конь заржал Иго-го, и от боли бегом через реку, даже тапочки не замочил.

Так у Витьки появился друг в Легионе. Правда дружба продолжалась недолго, ровно до зарплаты, после которой Славик пропал навсегда. Руководство Легиона сбилось с ног, пытаясь найти его и уволить. Саша Волин с огромным трудом отыскал его в каком-то гадюшнике, в районе малосемеек, притащил его в отдел кадров и уволил за прогулы. После чего долго плевался.

– Как можно пить целых два месяца на какие-то паршивые семь с половиной тысяч!

– Главное сообразить на первую: глубокомысленно и со знанием дела заявил охранник дядя Паша.

– Что?: переспросил Волин и поднял глаза на дядю Пашу. Седой, в очках с тонкой металлической оправой, с редкими длинными волосами, он был похож на профессора. Общее впечатление портили жеванная, давно не стиранная форма и фиолетово-красный нос. Волин принюхался: от дяди Паши пахло если не свежачком, то явно неслабым перегаром. Подумав, Волин махнул рукой, он только что возил в наркологию бравого охранника, которого застукал в невменяемом состоянии, и возвращаться туда с веселым и разговорчивым дядей Пашей ему явно не хотелось. Главное стоит на ногах более-менее прямо, да и ладно.

– Так что ты говоришь, мужественный старик? – переспросил Волин.

– А то и говорю, главное сообразить на первую, а там обычно появляются друзья, с миру по нитке появляется вторая, отсюда же искренность отношений, общность интересов, так сказать корпоративный дух. А там открываются новые истины, доселе скрытые от разума рутиной будней.

– Ну и какие же это истины? – невольно заинтересовался Волин.

– А вот такие, внезапно выясняется, что существует много лишних вещей, без которых вполне комфортно можно жить, например, телевизор, его можно обменять литра так за два. Вот наши предки, например, вполне свободно обходились без этих излишеств, и ничего. Побеждали врагов, совершали трудовые подвиги. Внезапно дядя Паша мощным хорошо поставленным голосом затянул песню:

– Дети разных народов, мы за счастье бороться идем, в эти грозные годы….

На Волина было жалко смотреть, веселый и бодрый мотив песни действовал на него как похоронный марш.

– Елена Романовна – позвал он Штучкину – Куда он заступает сегодня?

– На стадион.

– Снять его, поставьте его куда-нибудь подальше, в парк, от греха подальше….

– Но ведь он…..

– Если хотите, везите его сами, я уже сегодня там был.

– А парковского куда?

– Вместо этого философа, на стадион.

Дядя Паша покачал своей профессорской головой.

– Эх, нет пророка в своем отечестве, на стадионе я с людьми, со спортом, слился, как говорится с коллективом. А меня, как Лермонтова на Кавказ, в ссылку в парк.

– Иди, Лермонтов, твое счастье, не могу я больше в наркологию ехать, морально уже устал, еще раз нажрешься, уволю.

Дядя Паша тяжело вздохнул и уже тихим голосом запел..

– Всю глубину материнской печали трудно пером описать…..

– И не пой там в парке, не пугай ворон.

– Да я в хоре солистом был, у меня баритон, большое будущее мне пророчили.

Волин махнул рукой.

– Шаляпин, мать твою!

– А мать моя святая женщина…..

Волин счел за благо уйти.

Так Витька, потеряв друга, приобрел новое место службы. Новая напарница, высокая худая старуха, с трясущейся головой, тетя Рима, была очень разговорчивой.

– Как тебя зовут?

– Витя.

– Женат?

– Нет.

– А почему?

Назойливость старухи начала раздражать Витьку.

– Парня с армии жду.

– А сколько ему осталось служить?

Тетю Риму ничем невозможно было удивить, и через час содержательной и обстоятельной беседы с ней, у Витьки начала болеть голова.

– Витя, а где ты раньше работал?

– В парке.

– Нет, до Легиона?

– Не работал я.

– Почему?

– Некогда было, в тюрьме сидел.

– За что?

– Старуху, сначала изнасиловал, потом задушил.

Тут тетю Риму наконец проняло, с быстротой молнии она метнулась в кабинет к администратору. Администратор, маленькая женщина с усталыми глазами по имени Елена пристыдила Витьку.

– Ну ты же сам видишь, кто у нас работает, теперь она отказывается работать с тобой в ночь.

– Так я же пошутил!

– Грех смеяться над больными людьми.

Глава вторая. Лаптев

Приближался вечер. Стемнело как всегда зимой рано. Взглянув в окно, Лаптев вздохнул, за окном стояла чернильная темень. Пятница, вечер, дома в морозильнике лежит и дожидается запотевшая бутылка водки, но до этого еще очень далеко. Лаптев опять вздохнул и нажал кнопку звонка. В кабинет вошел заспанный дневальный, маленького роста, резкими угловатыми чертами смуглого лица, он напоминал какого-то мексиканского артиста из мыльных опер. С легкой руки Лаптева прозванный Гонсалесом, дневальный против экзотической клички ничего не имел и охотно на нее отзывался.

– Иди в отряд, Гонсалес, на сегодня все.

– Нет не все, Игорь Петрович.

Ну вот, опять уйти домой вовремя не получиться.

– Что случилось?

– Пока ничего, там в локалке второго отделения Туля терсится, на беседу просится.

– Да пошел он на….

– Сказал, что, если не вызовут, вскроется.

– Сука, ну давай веди.

Анатолий Емельянович Сусоев, в исправительной колонии получивший кличку Туля, был одним из штатных зоновских крышоходов, и у начальника оперативного отдела капитана внутренней службы Лаптева Игоря Петровича вызывал инстинктивное отвращение и непреодолимое желание дать ему по короткостриженой башке. Знает ведь сука, что пятница, вот и начнет сейчас мозг выносить, главное бы скотина не вскрылся. В лагерях, среди зеков была манечка вскрываться. Дело это нехитрое, берется одноразовый бритвенный станок, ломается, из него извлекается лезвие, которое в зоне называется моечкой, и при помощи этого нехитрого инструмента наносятся поверхностные раны на руках или других частях тела, главное не задеть артерии. Крови много, а толку мало, иногда, когда крови мало, она разбавляется обыкновенной водичкой. Если нет моечки, в ход идут любые подручные средства, вплоть до зубов. И ладно бы, если кто серьезно хотел свести счеты с жизнью, тот бы порезал чуть выше кистей артерии, так нет, одни понты, работают на публику, зовут прокурора, истерят, чтобы привлечь внимание и решить какие-нибудь шкурные интересы. С некоторых пор эта хрень вошла в моду. Раньше резались блатные по серьезному поводу, а сейчас этим начала заниматься всякая шваль, наподобие Тули, по поводу и без. И ничего не поделаешь, прокуратура по надзору за соблюдением законов в ИУ пасется в зоне круглосуточно, и бьется за зеков, как за своих детишек. По глубокому убеждению Лаптева, они получали вторую зарплату с воровского общака, иначе как объяснить такое рвение. Но делать нечего, если эта падаль вскроется, то сидеть ему, Лаптеву с этим уродом до утра. Вместе с оперативным дежурным отправлять спецсообщение в главк, составлять протокол осмотра происшествия, отбирать от зеков объяснения, и делать кучу других ненужных лично ему движений, вместо того, чтобы идти домой.